— Негоже, может, и негоже, но один момент обсудить стоит! —упрямо влез в разговор Изяслав. — Делёжка должна обязательно учитывать непосредственный вклад каждого из государей, а именно количество выделенных им от своего княжества воинов! Не могут быть в равных долях те, кто привёл шесть тысяч, и те, кто отправил на войну пятнадцать! По-моему, ента вполне справедливо! — глава орлов твёрдо зыркнул в очи сидящему напротив Бориславу. — Без обид, кабанёнок!

— Да какое там! — согласно кивнул правитель Борградского княжества. — Совершенно резонное требование, с этим сложно спорить…

— По мне, так тоже более чем разумное пожелание, — негромко проворчал Ратибор, а после зычно гыркнул на всю комнату: — Но всё ж, пред тем как начнём утрясать такие тонкости, давайте-ка проясним: кто идёт со мной за Тёмное море жарить ишачину⁈

Князья снова мельком переглянулись, после чего Изяслав, явно довольный тем, что на его предложение по дележу добычи возражений не обнаружилось, жахнул ладонью по столу и громко произнёс: — А что? Интересная заварушка намечается… И главное, прибыльная! Орлы в деле!

— Волки тоже, — тут же вторым пробасил Лучезар. — Грех упускать возможность раздербанить Ивропию! Давно мечтал!..

— Почему бы и нет? — с лёгкой усмешкой проурчал Борислав, а затем перевёл взгляд на Ратибора. — Ежели кому и по плечу организовать подобное, так только ентому могутному шатуну! Кабаны участвуют!

Годислав ничего не сказал, а лишь, неопределённо хмыкнув себе в бороду, согласно мотнул русой гривой на вопросительный взор рыжекудрого богатыря. Его примеру последовал и Доброжир, также согласно кивнувший.

Все в комнате выжидательно уставились на последнего не высказавшегося. Таислав, буравя проницательным взглядом Ратибора, задумчиво при этом теребил свою бородку, в которой давно уж проклюнулись седые волоски. В конце концов осторожный князь, взвесив все за и против, принял решение. Оглядев сидящих за столом русичей, он снова остановил взор на рыжегривом исполине и под облегчённый вздох соратников твёрдо рявкнул:

— Лады! Змейград такое приключение не пропустит! Можешь, топтыга, рассчитывать на мои мечи!

— Добро! — гулко проревел Ратибор на ползаставы, а после оглушительно хлопнул по столу ладонью так, что все кувшины с кружками разом залихватски подпрыгнули; часть посуды даже опрокинулась.

Князья же лишь с облегчением заулыбались в ответ, принявшись с весёлым гоготом наливать себе медовухи по новой. Обстановка в комнате враз разрядилась; ключевые договорённости о совместном походе были, к удовлетворению всех заинтересованных сторон, благополучно достигнуты. Осталось утрясти детали, но енто уже были мелочи. Ради всеобщего объединения Ратибор был готов пойти на некоторые уступки капризным владыкам, в том числе при дележе планируемой добычи. Ибо чемпион Кузгара прекрасно понимал: знатно поживиться в этом военном походе удастся всем участникам. Ежели, конечно, всё срастётся, как он запланировал.

Время было за полночь, когда Ратибор, наконец-то распрощавшийся с захмелевшими властителями, спустился в подвальные помещения Первой заставы, в которых, помимо запасов воды и ныне уже опустевших бочек с вином, находилась охраняемая двумя дружинниками небольшая тюрьма, всего на три камеры.

Первые две были забиты высокородными вельможами осов, угодившими в плен в недавней битве. Вели себя те ниже травы, тише воды, явно опасаясь лишний раз привлекать ненужное внимание. В первый же день плена ослямбские аристократы пробовали было подкупить угрюмых ватажников, посулив им несметные богатства за освобождение. За что благородные господа тут же отоварились; спустившиеся за винишком несколько хмельных русичей, услышав такое непотребное предложение, на пару со сторожами зашли к заморским богачам в их вынужденные «апартаменты» и от души надавали тем щелбанов да пересчитали заодно все рёбра. Посему более никто из шалмахов голоса не подавал; болезненный урок был усвоен на отлично.

Между тем рыжекудрый великан остановился перед самой последней из камер, велев одному из стражников, Боеславу, которого Ратибор знал ещё с тех времён, когда сам был здесь воеводой, отворить решётку.

— Не поили его? — походя поинтересовался «рыжий медведь».

— Нет! — бодро отрапортовал Всемысл, являвшийся вторым охранником на ночном посту. — Как ты, княже, и велел! Да, признаться, не особо-то и кормили все три дня!..

— Ясно… — Ратибор взял у одного из дружинников услужливо протянутый факел, у другого — кувшин с прохладной водицей и зашёл в каменный мешок, при этом хорошо осветив сырые застенки. В камере, помимо дурно пахнущей кадки с испражнениями, находился лишь видавший виды, кишащий клещами рваный соломенный матрас. На нём восседал спиной к стене в одних исподниках скрючившийся, сильно пригорюнившийся Геркант собственной персоной. Его осунувшееся, посеревшее лицо не выражало ничего, кроме испытываемых мук холода, голода и жажды. За глоток живительной влаги вместе со всеми сложивший оружие военачальник ослямов сейчас был готов на что угодно.

Ратибор вставил факел в имеющийся на левой стене казематов специальный кованый зажим, а затем, легонько болтанув в руке кувшин с водой, заместо приветствия сумрачно буркнул своему высокопоставленному пленнику:

— Жить хочешь?

Тот лишь облизнул пересохшие губы, а после молча согласно кивнул, жадно уставившись при этом на вожделенный сосуд.

— Помнится, ты как-то предлагал мне за жбанчик с водицей ноги тебе лобызать. Ну, когда я на своих двоих ковылял в кандалах до Тёмного моря, изнывая от жажды. Не позабыл, надеюсь? Теперь, кажись, мой черёд потешаться!

Сильно ослабевший, дрожащий от озноба Геркант издал протяжный горестный вздох, рухнул перед Ратибором в раскаянии на колени и еле слышно прошептал: — Прости, князь… я был неправ…

— Вижу, не позабыл. Ента хорошо… Чёботы мне целуй, шакалюга! — холодно бросил Ратибор в ответ. — Тогда от жажды не сдохнешь!.. Может быть!

На несколько секунд в камере повисла тягучая тишина. Затем явно сломленный духом черноволосый полководец, никогда прежде не испытывавший таких страданий, ибо всю свою сознательную жизнь сладко пил, вкусно ел да спал на нежных бархатных перинах, медленно пополз на карачках к Ратибору. Добравшись до пыльных сапог чемпиона Кузгара, Геркант уж собрался было потрескавшимися устами прильнуть к грубой воловьей коже обувки старого неприятеля, но Ратибор за миг до этого внезапно присел на корточки и резко сцапал правой рукой военачальника за сальные лохмы, задрав тому измождённую физиономию вверх.

— Ты всё понял? — синие глаза могучего витязя недоброжелательно впились в потухшие очи своего противника.

— Д-да, — еле слышно крякнул тот. — Я всё понял… Пить!.. Умоляю…

Ратибор поставил перед пленником жбан с водой. Тот мгновенно схватил сосуд с живительной влагой и принялся спешно, проливая себе на грудь, глотать вожделенную водичку.

— Быстро сломался. Я кумекал, ты покрепче, чай, в плечах-то широк. Да духом, оказывается, слабоват вышел, — проворчал Ратибор, не без презрения наблюдая за утоляющим жажду пленником. Затем правитель Мирграда повернул голову к ожидающим в коридоре стражникам, с неприкрытым любопытством наблюдающим за интересным представлением, и зычно рыкнул: — Накормить его. Немедля! Нормальной едой. И с сего момента поить обильно.

— Есть! Разрешите отчалить на кухню за трапезой для пленника? — проверещал вытянувшийся по струнке Всемысл. — Хоть и ночь на дворе, но у наших поварят сочный кусок мяса всегда в заначке имеется!

— Разрешаю, — буркнул в ответ Ратибор, после чего снова развернулся к утолившему жажду пленнику.

— Кумекал я, кумекал, что с тобой делать, прихвостень Ахримана, и наконец надумал тебя… отпустить, — дюжий ратник понимающе ухмыльнулся, когда на него уставились ошарашенные зеницы отползшего назад, на топчан Герканта. — Не боись, не шутка… Но есть одно условие! Передашь от меня словесное послание своему императору. Передашь ведь? — с нажимом уточнил Ратибор.