Первая застава гуляла. Как и её окрестности, в которых разбились лагерем союзнические войска славян. Более-менее значимые победы на Руси с незапамятных времён принято отмечать с размахом. А уж такие знаковые, как вчерашняя, тем паче. Посему все запасы пива, медовухи и вина из близлежащих деревушек были оперативно выкуплены князьями по тройной цене сразу после окончания битвы. Скупиться в таких случаях не принято, да и стыдно; честная молва ведь быстрее ветра окрестит крохобором и скрягой, так как плох в умах простого люда тот властитель, который зажимает златые кругляши на народных празднествах. А случившаяся три дня назад победа в любом случае останется в сознании ближайших поколений русичей как великий праздник, ибо столь блистательного триумфа никто из тамошних князей ещё не ведал. Как и того, что с соседями можно и даже нужно не враждовать, а дружить, выступая, когда понадобится, единым мощным кулаком супротив любой внешней угрозы.
Осознание данного простого факта в полной мере накатило на русичей, участвовавших в отражении атаки заморских захватчиков, как раз после разгрома ослямбского войска. Блестящая победа объединённой славянской рати была безоговорочной, вознеся на вершину славы возглавившего русов Ратибора, сумевшего ранее путём очень нелёгких и долгих переговоров слепить из нескольких разрозненных княжеств цельную могучую колотушку. Правда, отнюдь не монолитную, способную развалиться в один миг, ежели далее действовать неверно и необдуманно. «Рыжий медведь» прекрасно отдавал себе отчёт, что сделан лишь первый шаг на пути к прекращению вечных междоусобиц на Руси. И требуется немедля ступать дальше, дабы закрепить и приумножить образованный союз как можно скорее.
Потому Ратибор, руководствуясь как сугубо корыстными, так и высокоидейными соображениями, пригласил через три дня после окончания битвы в Первую заставу на совещание всех князей, присоединившихся к Мирграду для отражения нападения лютого врага. Рыжебородый великан отлично понимал, что практически все владыки крайне меркантильны. Следовательно, давить им на сознательность и разумность бесполезно, коли оные не будут подкреплены некими материальными благами. Желательно, конечно, не размазанными в мечтах по облакам, а вполне себе земными, то есть осязаемыми.
Собрание проходило на втором этаже, в комнате командира Первой заставы, которую Ратибор ничтоже сумняшеся на вечер превратил в совещательный зал. Со времён, когда сам огнегривый богатырь руководил данной цитаделью, много уж воды утекло, но убранство относительно просторных апартаментов главного в крепости мало изменилось; широченная дубовая кровать, рукомойник на стене с притулившимся ниже тазиком, пара тумбочек, вешалка с полотенцами да большой старый шкаф всё так же занимали значительную площадь в каморке воеводы Первой заставы. На этот раз, правда, в преддверии совещания произошли в убранстве опочивальни и существенные изменения, а именно явно прибавилось в комнате стульев да небольшой столик был заменён на более крупный по габаритам. В связи с этим в каморке атамана цитадели стало совсем не разгуляться, но уж вечерок-то стерпеть некоторые неудобства даже рыжекудрому исполину представлялось делом не особо хлопотным; как говорится, в тесноте, да не в обиде.
«Чай, не свадебные пляски тут устраивать собрались», — с лёгкой меланхоличностью подумал про себя сидящий во главе стола Ратибор, при этом внимательно из-под кустистых бровей в очередной раз оглядев прибывших на зов властителей. Обязательные в таких случаях здравицы прозвучали, первые жбанчики с хмелем во славу великой победы были осушены, и теперь князья, прекрасно осознающие, что пригласили их не только для того, чтобы хапнуть чарку с хмелем, приготовились заслушать хозяина Первой заставы, которого, безусловно, они сильно уважали. Все без исключения. Что, впрочем, не мешало подозрительным владыкам с недоверием зыркать как на правителя Мирграда, так и друг на дружку; многолетние давние обиды разом стереть из памяти не представлялось возможным никому.
Ратибор же перед тем, как толкнуть речь, ещё раз пристально всмотрелся в восседающих с ним за одним столом вершителей судеб.
По правую руку от него расположился глава Орёлграда, Изяслав собственной персоной. По левую — Борислав, властитель Борградского княжества. Чуть далее по той же стороне вальяжно развалился главный змей Таислав. Напротив него сидел Лучезар, князь Варграда. По самым дальним от Ратибора краям стола притулились Годислав, правитель Пчелиного княжества и Доброжир, государь Поморья.
Последний был среднего росточка, весьма коренастым, плечистым мужем сорока четырёх годов от роду. Его на первый взгляд бесхитростную, но волевую физиономию с довольно грубыми чертами лица обрамляла редко знавшая уход, взъерошенная русая грива и такая же неряшливая длинная борода до пупа. Доброжир, пришедший на помощь Мирграду практически «на флажке», не подпускал к себе цирюльника и на пушечный выстрел, ибо терпеть не мог всяческих прихорашиваний, считая енто чисто женской блажью. А ещё глава Поморского княжества был крайне осторожным правителем. И достаточно дальновидным, несмотря на кажущуюся внешнюю простоту. Но в этот раз у него нестерпимо ныло раненое левое предплечье, словившее в битве с осами массивный арбалетный болт, который засел глубоко в мясе и не без труда был извлечён личным знахарем после сечи. Потому Доброжир, в очередной раз поморщившись от зудящей боли, первым прервал праздные разговоры за столом, прямо обратившись к рыжекудрому гиганту:
— Надеюсь, княже, ты нас сюда не только затем позвал, чтобы угостить отборной медовухой? Хмель, конечно, у тебя знатный, да только в моих запасниках не хуже!
— Отнюдь, — Ратибор улыбнулся уголками губ. — В первую очередь я хотел бы поблагодарить всех вас за…
— Зачем ты пообещал сохранить жизнь ослямам? — резко перебив владыку Мирграда, недовольно буркнул Таислав. Видно, вопросы у некоторых правителей по итогу битвы накопились и требовали немедленного ответа. — Мы бы их и так одолели! А теперь пленных кормить надобно!.. Да и что с ними дальше-то делать, ась?
— Мне нужны… гребцы, — спокойно произнёс Ратибор.
На несколько секунд в комнате наступила гробовая тишина. Князья осмысливали услышанное, при этом недоумённо переглядываясь. Наконец, Годислав осторожно полюбопытствовал:
— Гребцы? Зачем они тебе понадобились, друже? Да ещё в таком огромном количестве?
— Затем, что мы идём за море. На Ослямбию. Войной, — всё так же размеренно пророкотал «рыжий медведь». — Надо бы добить вражин в их же логове!
По каморке пронёсся поражённый вздох; практически все гости потрясённо уставились на Ратибора. Пожалуй, кроме одобрительно хмыкнувшего Лучезара — главный волчара от рыжегривого исполина ничего другого и не ждал.
— А «мы», ента кто? Уж позволь осведомиться!.. — когда шок прошёл, первым не преминул поинтересоваться Доброжир.
— Мы, енто Мирград, — Ратибор в который раз обвёл твёрдым взором сидящих с ним за одним столом. — Но ежели кто-то из вас пожелает присоединиться к сему великому походу, буду только рад!
— У тебя нет кораблей, чтобы пересечь Тёмное мо… — начал было раздражённо Таислав, но тут уже Ратибор перебил правителя Змейграда на полуслове, уверенно гаркнув:
— Есть! Мы воспользуемся скорлупками самих же аскеров!
— Каким образом? — спросил сидящий рядом Изяслав, скорчив пред тем очередную удивлённую мину. — Голубки разносят вести по миру вполне себе бодренько; шалмахи наверняка успели отправить своим послание, что их орда потерпела поражение. Соответственно, ладьи осов, поди, уже отчалили восвояси…
— Их корабли будут ждать нас у северного побережья Тёмного моря сколько понадобится, — усмехнувшись себе в бороду, убеждённо проворчал Ратибор. — Ибо ента уже не их судёнышки. А мои!
И снова в опочивальне командира Первой заставы повисло ошарашенное молчание.
— Как⁈ — наконец, просипел огорошенный Борислав.
Ратибор пожал плечами и, не став скрывать, каким чудесным образом заполучил в свои руки флот Ослямбии, откровенно промолвил: