Встретив недалече от поля боя ватагу данов в несколько десятков тел и объединившись с ними, принялись новоявленные лиходеи щипать окраинные деревушки на границах Орловского княжества, куда их выбили из Мирградских земель, то есть попросту разбойничать. Но рога им князь Изяслав со своим воеводой Светозаром обломали быстро, с княжьей дружиной настигнув головорезов в одной из деревень и споро разметав в скоротечном бою, часть при этом отправив пировать в чертоги к великой троице Отцов, а остальных заставив драпать без оглядки. И совсем бы туго пришлось банде сероголовых, коль внезапно, средь бела дня не опустился угольного оттенка туман тяжёлый между ними и преследователями, заставив тех сбиться с пути и пойти в неверном направлении. Неожиданная помощь в лице тёмного волхва подоспела как нельзя вовремя, наглухо укрыв поредевшую стаю Горибора от посторонних глаз, после чего Мельванес под покровом завесы ночной сопроводил разбитых ратников до Проклятой долины, надёжно спрятав порядком павших духом воинов за кольцом высоких горных вершин, опоясывающих таинственную лощину неправильным полумесяцем.

В обмен на еду, воду, кров, ночлег да злато мрачному некроманту легко удалось заручиться поддержкой отступников и их северных союзников, благо выбор у тех был не особо велик: либо слушаться старого мага и выполнять все его наказы, либо убираться прочь, восвояси, и снова попробовать поймать капризную удачу за хвост. Впрочем, бойцы ясно отдавали себе отчёт, что словить им удастся скорее добрый отряд княжий да вострую сталь между рёбер, чем мифическую фортуну, о которой постоянно талдычат у ночных костров главари лиходеев, забивая молодым да легковерным головёнки почём зря всякой дребеденью. Потому на военном совете было принято решение остаться покамест в долине. После того же, как Мельванес приоткрыл перед варгами тайну своего рождения, признавшись, что сам — волчьей породы, причём ни много ни мало — княжьей, а не абы какой безродной, серые воители мигом склонили пред волшебником буйные головы, с готовностью провозгласив повелителем над ними, и с радостью вручили мрачному шаману свои жизни.

С викингами же, отказавшимися признавать над собой правителем тёмного жреца, договорились, как с обычными наёмниками, просто-напросто купив их верность с потрохами, благо уж чем-чем, а золотишком Мельванес владел во вполне себе внушительных количествах и мог позволить приобрести ватагу данов в личное распоряжение без каких-либо проблем. Правда, отношения между русами и варягами стремительно испортились как раз из-за того, что первые оказались идейными, готовыми за краюшку хлеба стоять за нового владыку, наобещавшего им с три короба, в частности, вплоть до свержения Лучезара и намерения занять его место. Норманны же, как и все наёмники, признавали лишь тусклый блеск серебра да злата: «Мы с тобой хоть на край света, колдун, лишь плати, да желательно, пощедрее!» Потому и разлаялись между собой бывшие ещё недавно союзными две ватаги; Горибор прямо обвинил Анлафа, ярла варягов, в отсутствии какой бы то ни было чести и совести, последний же в ответ принялся открыто насмехаться над молодым сотником, за что мгновенно отхватил по мордасам. И закопали бы тут же русичи всех до одного северян в землицу сырую, ибо банально значительно превосходили последних количеством, кабы Мельванес не вмешался в начавшиеся распри, мрачно пообещав, что заберёт души всех тех, кто прольёт кровь между двумя оравами:

— Если бы вы нужны были мне дохлые, олухи тупоголовые, я бы сам вас всех удавил, как цыплят! Но мне треба ваши ноги, лапы да топоры, потому на первый раз прощаю, но ежели начнёте опять цапаться, то Сварога с Одином никто из вас не увидит, обещаю!

Угрозу Мельванеса восприняли более чем серьёзно и те и другие, ибо сомневаться в невероятных способностях тёмного мага не приходилось. Свидетельством силы да наглядным примером того, что будет, если перечить могущественному ведуну, служили… жители Твердоземья. Покрытые песком и пылью, давно начавшие прорастать сорняками да побегами зелёными, они много уж лет стояли в тех самых позах, в коих и застал местных сельчан гнев вспыльчивого шамана, превративший посмевших надерзить ему жалких человечков сначала в живых, а потом и в мёртвых истуканов. Замершие то тут, то там в самых нелепых позах местные работяги не вызывали абсолютно никакого желания перечить безжалостному колдуну, потому и наступил мир между русичами и варягами. Пусть и очень хлипкий.

— Кому там не по нраву, чем я занят, веди их ко мне сразу! Души лишними никогда не бывают. Понял меня?

— Понял…

— Как у тебя с варягами? — Мельванес бросил вопросительный взор на стоящего перед ним ратника. — Всё так же не общаетесь?

— Угу… Сквозь зубы если только… — Горибор опять презрительно сплюнул. — У них одни деньги на уме! Алчные, жадные твари! Зачем они нам, владыка? Предадут ведь в любой миг…

— Не предадут, покамест им платить щедро… А я северян вроде монетками жёлтыми не обделил… Пущай дохнут за металл презренный, коль за идею не судьба! В расход, если что, пустим северян первыми…

— Отлично! — сотник довольно потёр руки. — Не нравятся они мне…

— Сам не в восторге, но пока потерпим ихние наглые рожицы… — Мельванес почесал чуть ниже бедра давно уже зудящую правую ногу, после чего скривился недовольно и глянул на возвышающийся перед ним на уровне груди каменный алтарь, вырезанный из цельного куска зелёного базальта. Как ему удалось сотворить да перетащить в долину такую махину, Горибор предпочёл у тёмного мага не интересоваться. Тот же никогда об этом и не распространялся. Обратив свой взор на каменный жертвенник, оба, и волхв, и воин, молча взирали на распростёртое на базальтовом постаменте могучее тело, которое обволакивала лёгкая непонятная дымка. Голова хозяина сих останков оказалась сильно разбита: череп добро треснул в нескольких местах, как яичная скорлупа только что вылупившегося цыплёнка, а лицо было не узнать, настолько его смяло от могучих кулаков, раз за разом прилетавших в эту самодовольную физиономию, но опознать павшего воителя всё же возможность имелась, ибо белёсые кудри бойца-альбиноса, пусть и забрызганные кровью да мозгами, спутать с чьими-либо другими космами представлялось делом крайне сложным.

— Что этот медведь рыжий сделал с тобой, мой мальчик… — тихо прошипел Мельванес, напоминая сейчас рассерженную кобру, после чего, немного ещё постояв над телом Лудогора, которое забрал в ночь после сечи с поля битвы, подошёл к находящейся недалече бадье с чистой водицей. — Да и со мной тоже… — отражение, смотрящее на тёмного волхва из кадки, мало напоминало того крепкого высокого мужчину примерно лет пятидесяти на вид, что явился на зов Кулбаха в княжий дворец некоторое время назад. Сейчас это было лицо сморщенного, дряхлого старика, к тому же ещё и порядочно обожжённое; огненный шар, который он сам же себе и уронил на голову, натворил уйму неприятностей, порядочно опалив кожу да уничтожив его прекрасную седую шевелюру. И лишь Карачун ведает, с каким трудом верному слуге тьмы удалось отрастить свои белёсые косматули вновь. «Сколько душ людских ушло на восстановление волосяного покрова: десять, двадцать, пятьдесят… Да хоть сто, хоть тысячу, но оно того стоило!.. — без своих прекрасных волос цвета свежевыпавшего снега Мельванес чувствовал себя крайне неуютно. — Как голый будто! — вскричал он тогда в сердцах, в конце концов, решив во что бы то ни стало восстановить свою пушистую гриву первой. — Ожоги, шрамы потом уберём, а молодость и стать могучую вернём… Но перво-наперво — во-ло-сы! Это мой талисман, удачу не один век приносящий…»

В этот миг в правой ноге снова неприятно кольнуло, и воспоминания Мельванеса мгновенно улетучились, вернув его в окружающую действительность.

«То, что лохмы восстановил в первую очередь, это я, конечно, молодец, но пятку ломит с каждым днём всё сильнее… Вот ведь зараза такая, тварь хитрая, всадила мне в стопу мой же гвоздь! Я-то тоже хорош: поначалу значения не придал, решив, что без проблем разберусь со своим же проклятьем, да только эта каркалыга древняя отнюдь не дурой оказалась; слегка успела изменить структуру заклинания, да так, что я теперь ведать не ведаю, как его снять, ибо не моё уже оно! Есть только один способ верный избавиться от угасания медленного: умертвить того, кто его наложил, заклятие это гиблое… Ну что же, Благана, сама напросилась; повезло тебе, что выжила после нашей последней встречи, но скоро я навещу твою нору, не сомневайся! И тогда тебе никто не поможет, ибо никого за моей спиной не окажется с топориком да космами рыжими… Ну а пока приходится питаться душами людскими, дабы на уровне себя поддерживать… — Мельванес снова скрипнул зубами, ибо в ноге опять стрельнуло, на этот раз в голени. — Вот ведь дрянь, а, так напакостить умудрилась! Сварю живьём в чане со смолой, шельма коварная…»