И вот попробуй ей объяснить, что они её выбрали, если сама лисичка его вообще в упор не замечала. Легко было решить, что он завоюет Сабрину, приучит к себе, добьётся её доверия… А вот с практикой дела обстояли совсем плохо. Эл никогда не сталкивался с тем, что он неинтересен. Его фамилия и деньги отца делали всё за него. Всегда сам Ригос снисходительно наблюдал, как девицы пытались обратить на себя его внимание и добивались его расположения.

Да даже у зверя дела обстояли лучше, чем у человеческой половины. Белоснежный лис уступил чернобурочке заботливо устроенную для себя любимого лёжку, и оставлял для самочки самые вкусные кусочки своей добычи. Чёрная лисичка эти подношения милостиво принимала. По крайней мере мох, которым лис выстелил пол в своей норе, сохранял запах самочки. Да и саму лисичку белый лис несколько раз заставал спящей.

Чернобурка предупреждающе рыкнула, но даже глаза не открыла, продолжая блаженствовать в редких лучах полуденного солнышка, пробивающихся сквозь густо сплетённые ветки, закрывающие лёжку сверху. Ригос-лис в тот день резко передумал бегать, вытянулся у входа с наружной стороны и дремал, втягивая ноздрями при каждом вдохе такой желанный запах.

Вот и сейчас, закончив со швами, Сабрина накладывала фиксирующую повязку, чтобы не задевать рану при движении или одеждой. А Эл не отрываясь, смотрел на лицо склонившейся над раной девушки, любуясь сосредоточенным выражением. Лису была безмерно приятна проявленная забота, и вообще он предпочитал думать, что Сабрина специально взялась за его рану.

К этому времени подоспел картеж сопровождения. Торн предупредил, что задержанных уже пытались даже не отбить, а сразу ликвидировать. Мало ли, вдруг где по дороге ждёт ещё одна группа в масках.

Прибывшие стражи попытались снять маски с погибших масочников. Неожиданно пришли в движение винты и шестерёнки на поверхности масок. Внутри этих металлических котелков вдруг раздались хлопки, и из отверстий для дыхания и для ушей потянулись струйки дыма и неприятный запах жжённого мяса. После этого по шву, проходившему посередине лица, отстегнулись незаметные сразу заглушки. Створки масок открылись, открывая кровавое месиво вместо лиц, и собственно головы.

Ригос едва успел уткнуть Сабрину лицом себе в грудь, чтобы она этого не видела. Итон закрыл собой проход, загораживая неприятное зрелище. Правда, не для всех. Ири Томас-Фишер стояла, уперев в бока руки, и с видом матери, дети которой не выучили уроки, возмущалась.

— Ну и зачем было сразу ко всем-то лезть? Как теперь это описывать и отличительные черты для опознания находить? — девушку больше волновало, что для Олдера Ридла прибавилось работы, а он и так засыпал на ходу.

— Да кто же знал, мисс! — ответил ей один из стражников. — Собирай теперь это всё. Медикус Ридл и так будет сильно недоволен, а если ещё и потеряем что-нибудь…

Прибывшие стражи натянули на руки перчатки и начали переносить сначала уже покойных нападавших, а только потом задержанных. Раненные стражи отправились с ними. Пытались забрать и Ригоса, но тот отказался наотрез, сообщив, что помощь ему уже оказали, и чувствует он себя отлично.

Как ни странно, до лаборатории добрались без происшествий. И даже стражи, что стояли здесь на посту на входе в лабораторию, как оказалось, не слышали шума схватки. Стражи и старшекурсники встали по периметру, чтобы не мешать.

Наступало время работы для переполошцев.

Самое сердце катакомб Лоусона, к которому вели длинные артерии-коридоры. Они петляли, пересекались, запутывались, создавая очень сложный и опасный лабиринт. Какие-то участки были ниже, какие-то выше. Во время дождей, когда уровень грунтовых вод поднимался, многие участки коридоров затоплялись, делая остальную часть катакомб недоступной.

Существовала легенда, что где-то в самой-самой глубине катакомб, куда так просто и не добраться, существуют ещё древние шлюзы, которые сдерживают воды подземной реки. Мол, если их открыть, то затопит весь Лоусон, а старая часть, те самые трущобы, просто рухнут и уйдут под землю.

Многие из жителей катакомб утверждали, что они как раз из тех, кто доходил до самого предела доступной части подземного города и лично слышал эхо, словно от проворотов огромных винтов. Но внимания на разговоры нищих и побирушек, почти никто не обращал, считая выдумками. И все эти разговоры были не более чем городскими страшилками, наравне с мёртвой невестой и чёрным вороном, якобы при жизни бывшим городским палачом.

На всей протяженности этих коридоров встречались ниши, закутки, темницы и целые большие комнаты. Обитатели катакомб приспособили их для складов контрабанды, камер, где удерживали пленников, мест для ночлега и даже для постоянного проживания. Многие проживали в катакомбах всю свою жизнь.

Управление уже не в первый раз зачищало этот рассадник головной боли уже далеко не для первого поколения стражей. Но такой масштабной зачистки ещё не было. Квестор рассчитал всё. И то, что поднимется уровень грунтовых вод, и разлившаяся вода перекроет многие тайные ходы и просто коридоры. И то, что приготовления шли в строжайшей тайне. Истинный размах планируемой операции квестор даже боялся просто оценить вслух. И хотя это привело к тому, что некоторые моменты оказались не продуманы, сам квестор считал, что вред от этого с лихвой перекрывался сохраненным фактором неожиданности и просто огромным везением.

Под "огромным везением" он, не скрываясь, подразумевал переполошцев. Увлечённые идеей, горящие своим делом ребята… Что-то такое крутилось в голове, но Лозер никак не мог сформулировать то определение, которое в полной мере отражало бы какую-то общую, удивительную черту, что была у каждого из его стажёров. У кого-то горела ярче пламени, у кого-то только возрождалась из затухающих искр, но была.

И совершенно не стесняясь, квестор собирался воспользоваться удачей с переполохом на полную. Не зря в свою речь для магистрата, он включил обоснование необходимости дополнительной специализации на Переполохе и отдельной алхимической лаборатории в управлении.

Даже первичные результаты зачистки поражали. Задержанные, пленники, склады контрабанды, и вишенкой на торте, найденная тайная лаборатория. В совокупности с найденными погибшими по непонятной причине двуликими, нападением на Лорвина Дерка и тем рассказом Дорса, который квестор приобщил к делу, вырисовался серьёзно подготовленный заговор против двуликих, как таковых. И квестор очень надеялся, что переполошцы, изучив лабораторию, помогут ему найти те обрывки ниточек, благодаря которым он сможет распутать этот смертельно опасный клубок.

Переполошцы подводить квестора не собирались, благо поле для работы и изучения было предоставлено огромное. Стражи, что первыми осматривали лабораторию, старались ничего не трогать и даже не сдвигать. Да что там говорить, даже передвигались по специально настеленным доскам, предварительно срисовав и описав все сохранившиеся следы на песке. Видимо из-за того, что старались не уничтожить по случайности какие-нибудь свидетельства, запонку Дорса и не обнаружили.

Даже для неопытного взгляда было понятно, что покидали это место второпях, хватая, видимо, самое важное, не заботясь об остальном. Стражи встали, надёжно оцепив проход к лаборатории и перегородив узкий коридор, который, наверное, и не заметили бы в темноте, если бы не случайность. Один из стражей поскользнулся и упал на имитацию кладки. Та от толчка и развалилась, открывая темный проход.

Ещё несколько стражей заняли позиции внутри лаборатории, на тех самых досках. Мало ли, вдруг ещё какой проход в лабораторию имеется, который они не нашли при беглом осмотре.

Алан запустил несколько осветительных артефактов. За счёт наружных винтов они зависали в воздухе и ярко освещали всё, что находилось внизу, и при этом не создавали сильного шума. В руках у многих переполошцев появились тетради для записей. Студенты приступили к осмотру. И тут же фиксировали каждую мелочь, даже и самую незначительную на вид. Тут же шли и обсуждения.