– Это обнадеживает, – хмуро кивнул Штопор, после чего неожиданно усмехнулся: – До меня только сейчас дошло, почему квартиры в самом центре Москвы стоят так дорого!

– И почему?

– Потому что, когда сбросят бомбу на Москву, все те, кто заплатил больше, умрут сразу. А те, кто жил в спальных районах, будут умирать в муках. Вариант?

– Вариант, – кивнул Хэлл. – Думаю, все так и есть.

Грядет этап, который всех отметит:

Поднять свой флаг иль спрятаться в грязи.

Не говори, пока молчат сирены,

Пока не входят к нам в дом признаки войны.[32]

– Завтра утром идем к святому отцу, – Штопор посмотрел на радиоприемник. – Может, расскажет, что там творится в большом мире.

Блуждающий взгляд на мгновение задержался на полупрозрачной фигуре незнакомки. Скользнул вбок, теряя четкость наведения. Потух, и Маша со стоном уронила ставшую невероятно тяжелой голову. Не то что двигаться – складывалось ощущение, что остатков сил не хватает даже на то, чтобы просто дышать.

Рогова приоткрыла глаза, дабы убедиться, что хозяйка шатра не стоит над ней, давя на грудь ногой, обутой в туфлю с изогнутым носом. Незнакомки рядом не оказалось, но ее присутствие четко ощущалось по противному покалыванию и легкому жжению на кончике языка.

Надо что-то делать. Дышать становится все сложнее. Уголок мутного сознания вытолкнул услышанную где-то фразу о том, что если лечь на живот, то дышать должно стать легче. Вроде что-то там перестает мешать…

Маша засипела пересушенными голосовыми связками, попыталась перевернуться, но так и осталась лежать на спине в середине шатра, на тяжелом ковре, чей густой ворс почему-то нестерпимо жег тело. Даже через одежду. И ладно футболка, тут еще можно понять, но ниже есть штаны и обувь. Все это должно иметь какую-то защиту.

Было ли это вчера, Маша уже не могла точно определить. Постоянно давящее на тело и разум пространство своей медленной, непрекращающейся и усиливающейся пыткой растянуло время до застывшей бесконечности. Вот сейчас у нее как будто что-то лопнуло внутри живота… или это было десять минут назад… или два дня…

Два дня! Если это так, то еще вчера днем неизвестные ублюдки где-то здесь, в Зоне, убили Никиту!

Маша попыталась закричать, чтобы хоть немного облегчить невыносимую боль, резким спазмом сковавшую мышцы ног. Мешающую ей подняться и идти искать ребенка. Вырваться из этого места, оказавшегося смертельной ловушкой. Причем, не только для нее.

Она безвольно уронила голову на ковер, ставший почему намного жестче, чем еще минуту назад. Тело начало противно ныть, словно лежало немыслимо долго на чем-то очень твердом.

Взгляд, подернутый пеленой, нашел переместившуюся из одного угла в другой восточную хозяйку шатра.

– Пусти… – попыталась она выдавить из себя, ворочая распухшим, шершавым языком. – Дай мне уйти, конченая ты тварь…

Обратила ли на нее внимание пленительница, так и осталось загадкой. Разглядеть удалось только туфли и нижнюю часть ног, облаченных в полупрозрачные шаровары. И что она вообще тут делает? Только ходит из угла в угол? И почему она, Маша, так безропотно вошла внутрь? Ведь было что-то странное во внешнем облике… Что-то, сразу заставившее напрячься. И, тем не менее, она здесь и умирает на полу.

Перед закрытыми от дикой слабости глазами возник образ встретившей ее хозяйки. В том, что это представительница какого-то восточного народа, не было никакого сомнения. Длинные густые черные волосы, заплетенные в толстенный хвост, сверху удерживало подобие короны или диадемы в виде какой-то арабской буквы, напоминающей развернутую в противоположную сторону, букву «с». Наряд походил на одежды диснеевской принцессы Жасмин. Единственное отличие от мультяшного персонажа заключалось в том, что полупрозрачные одежды, несмотря на призрачно-дымчатую структуру, на мгновение показались Роговой красными. И на столь же короткий миг ей показалось, что безэмоциональные глаза хозяйки были желтыми. Конечно же, радужки, а не белки. Но через миг все приняло свою прежнюю туманную окраску. Только форма зрачков осталась такой же пугающей: разделяющей окружность на равные части тремя выходящими из центра полосками.

И промелькнувший где-то на уровне подсознания красный цвет, и странность бесчувственных глаз, и скрытая нижняя часть лица – всего этого было достаточно, чтобы, если не ввергнуться в состояние паники, то, как минимум, прорасти зерном тревоги. Но нет. Рогова, не раздумывая, вошла внутрь и…

А что было потом? Почему она не ушла сразу? Что заставило ее остаться тут и удерживало до момента, пока ясность мысли не вернулась? Причем в тот самый момент, когда тело уже отказывалось повиноваться. Сам шатер или же эта восточная бестия?

Жизненной силы оставалось все меньше и меньше. Организм будто бы высыхал и медленно разрушался.

Закрыла она глаза или нет, Рогова понять уже не могла. Скорее всего, она просто провалилась в мутное забытье, когда борющееся с бедствием сознание старается сохранить себя и выталкивает сидящие где-то на подкорке образы.

Маше виделся город, пересекаемый небольшой извилистой речкой, на берегу которой возносилась вверх красивыми старинными зубчатыми стенами и высокими башнями цитадель. Шли от стен ее во все стороны, подобно многолучевой звезде, широкие мощеные дороги. Ухоженные скверы и парки, надежные каменные строения с золотым покрытием крыш и маковок. Сильная, хорошо обученная армия, готовая в любой момент отбросить подошедшего к стенам чудного града неприятеля. Власть держит в своих цепких руках старый и уже больной царь, который, как в той сказке, умудрялся многие лета держать в страхе соседей, но под конец, снедаемый хворями, сдал позиции. Фактически отдал бразды правления двум сыновьям и стайке приближенных бояр.

Маша открыла глаза. Головокружение усилилось настолько, что с закрытыми глазами начало казаться, будто шатер вертится вокруг нее. Во рту появился противный металлический привкус. Рогова облизнула потрескавшиеся губы. Как же хочется пить!

Усилием воли она оторвала тяжелую голову от пола и, приподняв ее, постаралась осмотреться. Где рюкзак? Где он? В нем должна оставаться вода.

Ее вещи нашлись в одном из углов шатра. Но как до них добраться? Ползти сил не было. А если перекатом?

Маша заставила себя завалиться на бок, оттолкнуться руками и плюхнуться на живот. В нос тут же ударил пыльный, удушающий запах тяжелого ковра. От такого резкого движения мышцы и кости обожгло волной боли. У нее вообще хватит сил добраться до воды?

Мутная пелена вновь запутала взгляд. Пришлось закрыть глаза, а затем усилием воли заставить себя их открыть. Надо перевернуться на спину, а то дышать нечем.

Новая волна боли прошлась по позвоночнику, костям таза, черепа и лопаток. Места соприкосновения с полом отозвались резко и более чем чувствительно. Сознание оставило Машу, вновь унося ее мимо полупрозрачного шатра к красивому городу, вокруг которого почему-то исчезли все леса. Еще уцелевшие, немногочисленные, оставшиеся стоять деревья несли на себе явные следы неизлечимой болезни: покрытые желтоватыми наростами тела, голые сучья. Вот одно из них, сломленное изнутри невидимой разрушающей силой, с громким треском упало на землю. Взметнулось вверх облако серо-желтой пыли, комья земли и травянистая труха. Пробивается изнутри ствола короткий отголосок ядовито-зеленоватого света. Но он гаснет, и над голой, обезлюдевшей равниной вновь воцаряется серая тишина погибели.

Летящий сторонний взгляд переносится за стены города, скользит вдоль опустевших домов, двери и окна которых забиты досками крест-накрест. Но некоторые из них открыты и сейчас темнеют в стенах черными грязными провалами. Словно те, кто заколачивал входы, не успели поставить защиту всюду. Бросили свое дело по неведомой зрителю причине.