Генерал согнулся, уперся уже двумя руками в колени. Ох, как тяжело… Никогда в жизни он больше бегать не станет. Он слишком стар для этого дерьма.

Порыв ветра снова ударил его в спину и в выставленный зад. Следом с двух сторон от тропки пронеслась неторопливая волна шелеста. Ушла дальше, растворилась.

Нечаев задрал голову, сердито и удивленно поднял брови. Открытый лоб прорезали горизонтальные морщины. Он выпрямился и вновь посмотрел назад. Затем вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя. Постоял еще несколько мгновений и пошел вперед.

Где-то здесь должен быть второй знак. Вторая метка. Нечаев теперь шел очень медленно, всматриваясь в стволы деревьев с правой стороны. Он был уверен в выбранном пути, но сейчас хотел убедиться еще раз. Раз здесь творится всякая чертовщина, то лишним это не будет.

Генерала передернуло. Он вспомнил, как в пронесшемся шелесте листвы ему явственно почудился смех. Старый, скрипучий, безжалостный.

Пальцы опухшей и ноющей от удара кисти нащупали глубокую зарубку. Значит, он на верном пути. Еще каких-то десять-пятнадцать метров – и он снова будет богат.

Порыв ветра ударил в лицо, а затем воздух посреди тропинки как будто ожил. На глазах замершего от неожиданности генерала пространство впереди искривилось, густея и приобретая очертания чудовищной сгорбленной фигуры. Складки старой, изъеденной тленом хламиды выпускали наружу костлявые руки. Тощая шея, обтянутый кожей череп. В черных глазницах вспыхнули два тусклых голубых огонька. В следующее мгновение от их короткой вспышки вверх метнулись язычки пламени. Обхватили обручем голову, взвились дрожащими языками зубцов короны.

Кощей выпрямился.

Нечаев в страхе отшатнулся назад. Поднял дрожащей рукой пистолет и нажал на курок. Он стрелял, глядя в светящиеся, уставившиеся прямо на него глаза. Стрелял, глядя, как пули пролетают сквозь призрака, остающегося равнодушным к убойной силе огнестрельного оружия. Боек сухо щелкнул, генерал опустил руку и попятился назад.

Если эта тварь не напала сразу, не нападет и сейчас. Она просто стоит на одном месте и все. Надо дождаться утра…

Нечаев повернулся и вздрогнул от накатившего страха. На тропинке, заслоняя путь к отступлению, стояла трехметровая призрачная фигура, облаченная в тяжелый латный доспех.

– Уйди! – взвизгнул Нечаев дрожащим фальцетом. – Прочь! Уйди!

Призрачное исчадие ада сделало шаг в его сторону, покрыв за один раз добрые пару метров. Генерал быстро попятился назад, выставив перед собой руки.

– Уйди! Отстань от меня! Ты даже не знаешь, кто я! Уйди!

Еще один шаг, и вновь отпрянувший Нечаев дергано обернулся. За его спиной вторая аномалия со светящимися голубыми глазами и короной на лысой голове, тронувшись с места, медленно заскользила к нему.

Генерал издал вопль раненого, загнанного в угол дикого зверя. Закрыл глаза и сделал шаг навстречу призраку в хламиде. Смерть в его объятиях почему-то казалось куда более легкой и быстрой, чем от рук облаченного в доспех дьявола.

Вечером следующего дня. Территория Второго поселка

В воздухе распространялся чарующий запах жареного мяса.

– День – ночь,

Лето – зима,

Время идет,

Зона живет.

Тайна зовет,

Дань соберет.

Вечный вопрос:

Что же нас ждет?[31]

Возле большого костра сидело несколько человек. Нестройный хор голосов старательно выводил простые строчки. Около полугода назад один из земельников сочинил эту песню, ставшую популярной среди обитателей Лукоморья. Некоторые, впрочем, отказывались ее петь и пугали остальных тем, что в этом ужасом месте строчка со сбором дани может накликать беду. Но каких-либо происшествий за все время существования песни не приключалось, поэтому даже находились желающие сочинить продолжение. Однако ни одна из попыток так и не прижилась.

– Я смотрю, тут у вас вкусненькое намечается, – Хэлл подошел к костру и кивнул присутствующим.

– По запаху чувствую, что свинью подложили, – улыбнулся Пекарь. – С грибочками, луком и помидорками.

– А повара вообще нельзя сюда привезти, что ли? – один из земельников протянул руку, здороваясь с вновь прибывшими.

– Хорошего – трудно.

– А ты хороший? – оказавшийся тут Штопор пристально посмотрел на проходника. – Хелло, чижик! – он пожал руку усевшемуся рядом Ясакову.

– Конечно, – кивнул Пекарь.

– А что ты тогда тут делаешь?

– Да, – весело поддакнул кто-то из пятерки сидящих. – Повара что, мало получают?

– Смотря где, – развел тот руками. – И вообще, тебя мама в детстве не учила?

– Чему? – насторожился земельник.

– Основам ведения дискуссий в сказочных местах.

– Поясни.

– Сначала гостя надо напоить, накормить, спать уложить, а потом уже всякую хрень спрашивать.

– Так ты ж из столовки только что. Тебя там не накормили и не напоили?

– Это там. А спрашиваешь ты меня здесь.

– Про Кощея слышали? – Хэлл посмотрел на Штопора.

– Угу, – кивнул тот в ответ. – Сначала про Черномора, а потом этот хвостатый звездюк как выдал! Мы все так и присели. Никогда такого не слышали. Всю ночь были в панике, ждали, что произойдет. Все гадали, что будет с вами и с мужиками, которые на встречу ушли.

– А мы их встретили сегодня. Тоже поговорили немного. Но никто не смог вспомнить, чтобы здесь слышали про Кощея. И вообще непонятно, что эта аномалия делает. Я вот все пытаюсь мозгами пораскинуть. Может, я чего забыл?

– Да оно и неудивительно, – усмехнулся Сергей. – Пенсионер Лукоморья.

Друзья посмеялись. С другой стороны костра до них доносилось:

– …Ну не все. Есть кухни мира, которые, например, я вообще не воспринимаю. А значит, не смогу нормально приготовить. Самое главное правило повара, знаешь, какое? Если ты любишь вкусно пожрать, то ты просто не сможешь приготовить хрень. Вот для меня самая непонятная кухня в мире – еврейская. У них собраны самые несочетаемые продукты.

Видимо, начавшийся спор уже вышел на новый уровень.

– Слушай!

Штопор повернулся к позвавшему его Ясакову. Тот указал взглядом на стоящий рядом один из двух работающих приемников. Земельник прислушался.

Твой сон ночной разорван страхом и тебя

Заставил возвратиться к яви.

В кошмаре боли гнев и мертвая земля,

Которых с вами мы не знали.

Уже видны отметки кровью

На картах будущих побед.

Грядет этап, который всех отметит:

Поднять свой флаг иль спрятаться в грязи.

Не говори, пока молчат сирены,

Пока не входят к нам в дом признаки войны.

С кровати встав, дрожа и подойдя к окну,

Его открыв, вдохнула воздух.

Горячий ветер всколыхнул волос волну

И мир, который кто-то создал.

Рассвет померк. На горизонте

Взрыв сотен ядерных ракет…

– Меня это настораживает, – Хэлл почесал отросшую щетину.

– Что именно?

– Ты слышал когда-нибудь, чтобы Кот пел песни про войну и ядерный апокалипсис?

– Не припомню, – Штопор провел рукой по коротко стриженой голове. Немного помолчал, и добавил: – Надеюсь, по нам не собираются долбануть ракетой?

– Ты имеешь в виду Лукоморье? Или Россию?

– И то, и другое. У нас никто не возвращается сегодня или завтра с Большой земли?

– Я точно не знаю, – Ясаков покачал головой. – Надо спросить.

– Вспомнил, кто возвращается, – Штопор ткнул пальцем в пустоту. – Отшельник наш прибывает завтра.

– А ты завтра свободен?

– Да. Хочешь составить мне компанию?

– Ну, если только ты не будешь против, моя радость, – Хэлл наигранно улыбнулся.

– Еще скажи «моя прелесть».

– Нет. До прелести ты еще не дорос.