– Бедная Светка! – проговорил Артём.

– И не говори! – согласилась Алёна.

– Я не о том… Ко мне голубь долбится по ночам, к Лёшке Найда приходит. Что со Светкой теперь будет?

– Есть фотки? Покажь! – заинтересовался Серёга.

Фотография голубя получилась отлично, уличный фонарь ещё добавил таинственности и демонического обаяния птице.

– Вполне реальный – не то, что Найда, – заметил Стасик.

– А ведь точно, – воскликнул Серёга, – Мы про это как-то не подумали.

– То есть, мы его вернули в мир живых, и он долбится в окно. Найду же никто не возвращал, а Лёшка тухлятиной провонял. Значит…

– И мы её не видим, и следов её – тоже. Голубь же – реальный.

– По крайней мере, маньяк в окно к ней не полезет, если Светка не сглупит.

– А ведь она может! – воскликнул Серёга, – Убила, мол, убила. Виновата! Воспитательную беседу с ней нужно провести.

Артём ковырял снег носком ботинка, потом ещё раз посмотрел фото и запись звука долбящейся в окно птицы.

– Маньяк в окно стучаться не станет, но к ней приходить будет всё равно, как Найда к Лёшке. Просто, в отличие от голубя, его никто не увидит, кроме Светы. Ей или терпеть всё это придётся, или сразу сдаваться в дурку. Там примут с радостью.

– Не вытерпит, – резонно заметил Серёга.

– Я предлагаю Славу вернуть в мир живых, а потом замочить ещё раз, – выдал Стасик, – За убийство покойников не сажают.

– Стасик, сажают за изготовление трупов, а трупы обычно делаются из живых людей, – с сарказмом проговорил Серёга, – Только вот, убедить суд, что свежий труп получился из старого трупа, ты не сможешь, и никто не сможет.

– Ну, допустим мы так и сделаем – оживим, потом замочим? Маньяк вернётся в то же самое состояние, в котором пребывает сейчас – в труп. Не вижу логики, – сказал Артём.

– Что же делать? – жалобно пропищала Алёна.

– Не знаю, – глухо отрезал Артём.

– Весёлые каникулы намечаются, однако, – мрачно пошутил Серёга, глядя на чёрное, усыпанное звёздами, небо.

Ветви огромного дуба, ствол которого чернел на детской площадке, словно огромная метла, гоняли по небу небольшое облачко. На одной из ветвей сидела птица.

– Смотрите, голубь! – воскликнул Серёга. Птица, словно услышав команду, спикировала к ногам ребят, блеснув ртутным глазом.

– Кыш, – неуверенно прикрикнул Артём, но голубь не улетел.

Вздыбленные перья, хромающая походка. Птица походила на ходящее, небрежно сделанное, чучело. Что-то, похожее на воркование, вырвалось из клюва. Птица, прихрамывая, направилась к Артёму.

– Я его прибью сейчас! – Артём сделал взмах ногой, пытаясь пнуть голубя, но не попал, зато поскользнулся и шлёпнулся на спину.

Сизарь тут же, словно только и ждал этого момента, запрыгнул Артёму на грудь. Лицо парня исказилось от отвращения, он резко попытался схватить птицу, и это ему удалось.

– Погань! – воскликнул Артём, сворачивая голубю шею.

Лишившись головы, туловище несколько раз дёрнуло ногами и затихло, оставив на куртке Артёма чёрное пятно крови.

– Мерзость! Тухлятина! Тварь! Он холодный и воняет! – кричал Артём, вставая и отплёвываясь.

– Глупый птиц, однако, – прокомментировал ситуацию Серёга, пытаясь изобразить восточный акцент, – Не понял, что хозяин сердится. Зачем садился на грудь?

– Да, смерть точно ума не прибавляет, – добавила Алёна.

– Одной проблемой меньше, – сказал Стасик, – С трупом что делать будем?

– Сжечь! – коротко отрезал Артём.

– Вот тебе и биология, – вздохнул Серёга, двумя пальцами поднимая за крыло трупик, – Жечь в лесу будем, благо Светка всех маньяков там поубивала.

– В магаз надо заскочить, жидкость для розжига купить, – подал идею Серёга.

Он пробыл в магазине минут пять и вышел оттуда с поникшей головой.

– Зараза! – выругался он, – «Зачем тебе, мальчик жидкость? Поджечь что-то хочешь?»

– Ай, смотри, как надо, – улыбнувшись, ответил Артём, направляясь не в продуктовый, а в хозяйственный.

Вскоре он появился, неся бутыль растворителя.

– Показал пятно на куртке, сказал, что масло. Чинили мопед в гараже, испачкался.

– Ну, так ты и постарше нас будешь, – пробурчал недовольно Серёга.

Дорога прошла без казусов. Автобус остановился и механический голос объявил: «Конечная». Из салона вывалилась группа подростков, неся пакет. Далеко углубляться не стали. Наломали еловых веток, повалили сухую сосенку, зачахшую без света среди могучих еловых крон, полили всё из бутыли. Костёр вспыхнул мгновенно, источая омерзительную смесь горящих нефтепродуктов, перьев и тухлого мяса. Ребята инстинктивно встали так, чтобы дым шёл в сторону. Огненные блики плясали на лицах и одежде подростков.

– Вот сейчас придёт Чёрный лес с разборками: почему моего голубя сожгли?! – раздался грозный голос Серёги.

– Серёжа, помолчи, без тебя страшно! – дрожащим голосом прикрикнула Алёна.

– Лёшеньку надо тормошить, – изрёк Стасик, – Он же с Чёрным лесом на прямой связи.

– Пожалуй, Стасик, ты прав, – серьёзно сказал Артём, – Как он там?

– МРТ сделали, невропатолог осмотрела – всё нормально, – доложила Алёна, – Должны скоро выписать.

Костёр догорал, тело голубя хотя и обуглилось и дымило, но было ещё сравнительно целым.

– Дрова. Несите ещё дров! – скомандовал Артём.

Ребята с неохотой двинулись в темноту.

Так они ходили раза три, пока тело птицы не превратилось в кусок угля с торчащими из него белыми костями.

– Эх, на сковородке бы быстрее получилось, – воскликнул Серёга.

– В следующий раз учтём, – улыбнулся Стасик.

Дома Артём отказался от ужина – жареной курицы. Джинсы и куртку бросил в стиральную машину, решив надеть утром лыжную куртку. Долго мылся в душе. Противный запах разложения не смывался ни душистым мылом, ни гелем, ни шампунем. Парень намыливался раз за разом, но ему казалось, что он по-прежнему воняет. Вскоре это ему надоело.

– Сынок, ложись спать – я покараулю, – в комнате появилась мама.

– Мама, ты и так почти не спишь! – запротестовал сын, – Я не устал, да и стирка короткая.

Полоска света под дверью блестела уже две ночи подряд.

– Ничего, Тёмушка, мне всё равно быстро не заснуть. Голова что-то болит, да и суставы ломит. К непогоде, наверное. Я повяжу пока.

Она даже не спросила, где сын так испачкался. Артём кивнул и, пожелав маме спокойной ночи, направился в свою комнату.

Едва Артём опустил голову на подушку, как сон мгновенно накрыл его плотным одеялом, затянув в чёрную яму, из которой парня вырвал монотонный, ритмичный стук. Артём открыл глаза, всё ещё находясь под действием сна, вяло зевнул, но тут же резко подскочил в постели, осознав реальность. Под дверью светилась полоска. Стук шёл от окна. Артём осторожно приблизился к окну, сердце бухало в груди, зажмурившись, резким движением отдёрнул штору. Чёрный, с обгоревшими перьями голубь без головы, бился в стекло. Головы у него теперь не было, и поэтому он долбился в преграду пеньком-обрубком своей шеи. Получалось достаточно громко. Дрожащими руками Артём схватил смартфон, включил видеозапись. Страшная уродливая птица скреблась и металась на карнизе, но на записи было видно только окно и заснеженный уснувший двор за ним. Моргали и переливались огни в окнах, светились, празднично украшенные гирляндами, деревья. Всё было как обычно, как в любом дворе любого города, готовящегося к встрече Нового года. Голубя теперь не видел даже смартфон. Приторно запахло горелым мясом, хотя окно было плотно закрыто. Артём со страхом и отвращением задёрнул штору, прыгнул с разбега на кровать, и укрылся с головой одеялом, но это не помогло – запах проник и сюда.

– Он ничего мне не сделает, ничего мне не сделает, – словно мантру произносил про себя подросток, не осмеливаясь выглянуть из-под одеяла.

Вскоре дышать стало нечем – пришлось открыть лицо. Артём не сводил глаз с подоконника. Временами ему казалось, будто штора колышется, и что призрак голубя всё-таки проник внутрь. Но проверять это не было никакого желания. Нет, уснуть не получится. Уйти на кухню – не вариант. Мама ещё не спит. Придётся дожидаться утра здесь, в кровати. Ему вдруг показалось, что удары – не просто удары, а закодированное сообщение. Так раньше передавали послания азбукой Морзе. Артём нашёл в интернете азбуку, попытался сложить отдельные стуки в нечто разумное, но только без толку – голубь бил слишком часто. Так быстро, что он едва успевал соотнести порцию длинных и коротких ударов с той или иной буквой, пропуская сразу целое слово. И записать нельзя. Смартфон ему теперь не помощник. Потом Артёму вдруг почудилась мелодия. Удары – как ноты, сливались в некую стройную симфонию или мотив для песенки. Для колыбельной. Ему показалось, что теперь он даже слышит слова: