Старик замолчал. Кира в изумлении смотрела на своего спутника, слушая его рассуждения.

– А он не так прост, как кажется, – с восхищением подумалось ей, – Ишь ты, как завернул. Я-то думала, он кроме ёлок и медвежьих троп и не видел ничего.

– Прости, голубушка, заморочил я тебя своими стариковскими догадками и мыслями, – улыбнулся Пантелей Егорыч, – Не обращай внимания. Я лишь хотел сказать, что не верю в совпадения и случайности. И так скажу, коль тебе попала в руки дедова картина, то это не просто так. Акулина тебе её прислала, не иначе.

Кира так и застыла на тропке в изумлении.

– Как это «прислала»?

– Да вот так. Бабка-то твоя, Кира, ехидой была.

И опять это слово. Кира вспомнила, как Таисия уже упоминала его, боявшись какую-то ехиду.

– Да что вы все, сговорились что ли? То девушка какая-то странная сегодня ночью ко мне заявлялась, тоже про эту ехиду бормотала. То вы теперь, – Киру начинал раздражать этот разговор.

– Какая девушка? – отчего-то насторожился егерь.

– А я почём знаю, – пожала плечом Кира, – Постучалась ко мне на рассвете, едва гроза прошла, и давай меня стращать, мол, уходи отсюда скорее, не то ехида до тебя доберётся. Может поясните мне, кто это – ехида?

– В наших краях так называют тех, кто ворожит да колдует. Ведьма это одним словом.

Киру бросило в жар. И хотелось ей возразить Пантелею Егорычу, и даже обидеться на его слова, но память услужливо подкинула уже ясно вспомнившиеся ей моменты из далёкого прошлого – как приходили к бабушке незнакомые люди, как совершала она странные обряды и собирала всякие штуковины. Те самые, которые стояли в серванте – перья, осколки стекла, коренья, ржавые гвозди, иглы, обрывки верёвок и прочее. Как вязала из тряпья куколок без лиц. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но старик перебил.

– Тут до ближайшей деревни, откуда я родом, семь километров пути. По лесу. А семь километров по лесу и по благоустроенной дороге – это разные вещи, голубушка. Я-то, вишь, человек бывалый. Я, мало того, что родился и вырос в этих краях, так ещё и после армии и училища, всю жизнь егерем был. Леса окрестные, а они дремучие и бескрайние, знаю, как свои пять пальцев. Да и здоровьем, слава Богу, не обделён. Вот, как видишь, по сей день по старой привычке обходы лесного хозяйства совершаю, хотя уж десяток лет в отставке и стукнуло мне нынче семьдесят шесть лет. Я и на пенсию вышел не по сроку. Жаль было расставаться с любимым делом. Да и не гнали. Желающих бросить блага цивилизации, да поселиться вдали от города немного. А я всегда лес и зверьё любил. Зря не обижал, стрелял ровно столько, сколько на день грядущий нужно. И браконьерам спуску не давал. Так я к чему, милая, ни одна девица не прошла бы ночью да в такую грозу по лесу такое расстояние. А ты говоришь, она у тебя появилась на заре.

– Ну да, едва рассвело, трёх утра не было, – озадаченно промолвила Кира и тут же радостно спохватилась, – А дорога! Дорога-то рядом. Трасса. По которой я и сама приехала. Может она тоже на транспорте?

– А теперь рассуди здраво, – ответил бывший егерь, – Кому бы понадобилось ехать ради тебя в ненастье, пусть даже и по асфальтированной дороге, ночью? И откуда ей вообще могло быть известно про то, что ты здесь? Тут уже лет девять никто не живёт.

– Девять, – эхом обмолвилась Кира, – Значит, бабушка умерла, когда мне исполнилось семнадцать лет. Я так и знала, что мать врёт! Она всегда утверждала, что бабушка с дедушкой умерли до моего рождения и я никогда не видела их!

Кира притопнула ногой и сжала кулаки.

– Да. Девять лет назад померла Акулина. А Демьян, дед твой, за пять лет до неё ушёл. Вот после его смерти и начала Акулина особо лютовать.

– Да почему вы так говорите о моей бабушке? – не сдержавшись, возмутилась Кира, – Ну может и была она знахаркой, или ещё кем, но ведьмой… Это уж как-то слишком!

– Понимаешь, голубушка, я привык правду говорить. Да и лет мне уже много, чтобы юлить и приукрашать события и вещи. Так что, ты не обессудь, сказал, как есть. Хоть обижайся на меня, дурака старого, хоть нет. Дело твоё. А только не советовал бы я тебе тут надолго задерживаться. Уезжай до темноты. И не приезжай сюда больше, не надо.

Он помолчал, будто не решаясь задать какой-то вопрос, достал папироску, закурил, пуская густые колечки дыма. Табак у него был какой-то особый, душистый и приятный, как благовоние. Пахло гвоздикой, ночными цветами и чем-то горьковатым, вроде перца.

– Скажи, а вот эта девица что-то ещё тебе говорила? Может назвалась?

– Да вроде бы ничего, – наморщила лоб Кира, – А имя назвала, да. Таисия её зовут.

Дед поперхнулся, закашлялся до слёз. Кира ждала. Отдышавшись, старик вытер глаза и посмотрел пристально на неё.

– Утопленница это была. И я тебе больше скажу, сгубила её твоя бабка Акулина.

Кира вспыхнула:

– А может быть уже достаточно? Хватит морочить мне голову. Моя бабушка может и была травницей, но не ведьмой, и уж точно не убийцей! Спасибо вам за помощь, Пантелей Егорович, дальше я сама пойду.

– А идти уже никуда и не надо. Вот они, могилки-то.

Кира вздрогнула и посмотрела в ту сторону, куда показывал старик. Они отошли от избы примерно на полкилометра, лес здесь был не столь тёмный и густой. Всё больше попадались им на пути белоствольные берёзки и открытые лужайки с ягодниками.

– Место тут приметное, – произнёс егерь, – Видишь, две осины промеж собою тесно переплелись? Вот под ними аккурат и могилы.

– А почему их похоронили здесь? А не где-то в деревне, на кладбище? Тут звери дикие, могли и тело вырыть…

– Понимаешь, когда Демьяна не стало, Акулина сама твёрдо настояла на том, что он должен быть захоронен здесь. Я уж не знаю, как она смогла воздействовать на тех, кто дал на это разрешение. Но… у неё были свои способы. И деда твоего похоронили под этими осинами. А уж когда не стало Акулины, люди сами упокоили её рядом с мужем, потому как на кладбище-то… не место ей. Нельзя ей на святую землю.

Кира сжала губы. Но утерпела, сдержалась, и не высказала, что она думает по поводу дремучих предрассудков местных, которые до сих пор верят в каких-то ведьм, колдунов и оживших утопленников.

– Обратно-то дойдёшь сама? – прервал её мысли голос старика.

– Дойду. Спасибо вам! – уже мягче ответила Кира.

– Лады. Я пойду коли. Мне в ту сторону надо, – он указал промеж деревьев, – Я бы и не зашёл сюда, кабы машину твою не увидал да не встревожился. Местные на эту поляну не суются, стороной обходят этот участок, ежели идут на охоту или по грибы-ягоды. Неспокойно тут по сей день, Кира.

Он снял кепку, помял её в руках, снова надел.

– Ты на меня не обижайся, ежели что не так сказал. Может чересчур резко и прямо. Только это из-за беспокойства за тебя.

– Всё в порядке, – Кира примирительно протянула руку, – Рада была знакомству, Пантелей Егорович.

– Взаимно, голубушка, – старик вдруг встрепенулся, словно на ум ему пришла некая идея, – А давай-ка вот что сделаем. Я обратно этим же путём пройду, часа через три-четыре, и тебя провожу до машины.

– Чтобы душа моя спокойна была, – добавил он.

– Хорошо, – согласилась Кира, – Спасибо вам за беспокойство.

– Ну я пойду, коли, – он махнул рукой и, развернувшись, бодро, по-молодецки, зашагал, удаляясь от Киры всё дальше в лес. Она задумчиво проводила его взглядом и направилась к осинам, что подобно сиамским близнецам, сплели свои стволы воедино. Под их основанием виднелся одинокий крест.

Странное чувство колыхалось в груди, пока Кира стояла, в молчаливой задумчивости возле двух холмиков, расположившихся по обе стороны от стволов осин-близнецов. Дерево разделяло могилы друг от друга живой оградой и Кира внезапно представила, как там, в глубине, куда не проникает свет солнца, где сыро и холодно, крепкие корни обвили два гроба, обвиваясь и переплетаясь между собой, настойчиво проникая внутрь, под крышки, устремляясь сквозь истлевший саван к покойникам. Как мелкие коренья прорастают вглубь тела, пронзая его насквозь, а затем, изгибаясь, возвращаются на поверхность земли, наверх, устремляясь к голубому чистому небу. Девушка с некоторым страхом глянула на торчащие тут и там из земли молодые тонкие прутики новых осинок и поёжилась.