– Стой! – крикнула Таня, – Стой, дурак. Черемшанка.

Действительно, уклон оказался поймой тихой, если бы не ветер, лесной речки с безобидным названием. Но сейчас её воды кипели и бурлили. И вод было много – весна, паводок. Бурный поток набрасывался на берег, размывая и унося его с собой. Новые и новые слои земли смывались разгневанной рекой. Вот, показалось чёрное бревно. Да нет, не бревно. Вода размыла захоронение Буратино. Страшная кукла, лишённая левой ноги и правой руки таращилась на него. Откуда она взялась здесь? Ещё миг – и она упала в реку вверх лицом, распластав по воде оставшиеся конечности. Но не уплыла, а зацепилась оставшейся ногой за корягу.

– Что делать? – пытаясь перекричать ветер, заорал Михаил.

Таня смотрела на бурные потоки.

– В реку! Нужно перебраться на тот берег. Если идти назад – вернёмся сюда снова. Нужно плыть, – крикнула она.

– С ума сошла? Вода ледяная.

– Иначе никак. Черемшанка не отпустит.

Михаил в панике осматривал берега, ища хоть что-то, что поможет одолеть реку.

– Кукла! – воскликнула Таня, ощутимо толкнув в бок мужчину, – Кукла! Хватайся за неё и плыви. Ниже река делает поворот. Тебя прибьёт к берегу.

– А ты?

Таня взглянула на него своими безумно красивыми глазами.

– А я буду ждать тебя там, в городе. Найди меня, дурачок, слышишь?! Найди обязательно. Сейчас я – не настоящая. Я – часть этого мира, этой трещины. Так и не понял, глупышка?

Михаил обнял её, впился в её губы своими губами. Её руки обхватили тело Михаила, но тут же оттолкнули.

– Беги, не теряй времени. Ты – Марлактар, другого не будет. Не справишься – погибнем все.

Ледяная вода прихватила дыхание. Обняв огромное склизкое тело куклы, Михаил с силой оттолкнулся от берега. Оглянулся. Тани уже не было. Действительно, вскоре его ноги ощутили дно. Речка была неглубокой. Жуткое творение Профессора поплыло дальше. Михаил, стуча зубами, выбрался на берег. Река исчезла. Он стоял мокрый посреди поля. Холод сковал тело своими клешнями. Он побежал к дороге. Там всё же пришлось раздеться, чтобы выжать воду. Сделав это, он пошёл по направлению к трассе. Но, дорога редко бывает без машин. Резкий сигнал клаксона заставил вздрогнуть.

– Куда путь держите, Михаил? Мы вас уже потеряли, в розыск объявили.

За рулём сидел тот самый батюшка, с которым он говорил тогда осенью.

– Вот, промок. В канаву упал.

– Садитесь быстрее! – засуетился священник, – К Геннадию вас отвезу. Машину мы к нему отогнали. Хорошо, что знакомый эвакуаторщик подвернулся – он в его деревне дачу купил.

– Я же мокрый. А у вас тачка вон какая…

– Ничего-ничего, вода высохнет, а пневмонию схватить, я думаю, вам не хочется.

Михаила встретили обрадованные хозяева. Гена тут же истопил баньку.

– Ой, – запричитала тётя Нина, – Мокрый-то весь. Мой Генка тоже две недели по лесам шлындал. Отправила его за ёлкой, на свою голову.

Переодевшись в сухое – запасную одежду он всегда возил с собой – Михаил тут же уехал, несмотря на желание Гены напоить его «для профилактики». Хозяевам сказал, что нашёл решение проблемы, но нужно кое-что сделать в городе. Вернувшись домой, Михаил сразу занялся поисками Тани. Это не отняло много времени – Таня нашлась быстро. Взглянув на фото, Михаил оторопел: на него глядело точно такое же лицо, что и там, в лесу. Всё совпадало до мелочей, даже серёжки в ушах. И да, она была не замужем, хотя носила совсем другую фамилию. Его дыхание участилось, сердце включило максимальные обороты. Да, это нужно сделать. Нужно написать ей. Неужели, там, в лесу и у речки была она? И Михаил набрал короткое сообщение: «Привет, Таня. А ты всё так же безумно красива». Нажав «отправить», он замер. Может всё же зря он это сделал? Да что уж теперь. Поздно. Неожиданно на экране ноутбука загорелся колокольчик: есть! Сообщение от неё. Михаил торопливо щёлкнул по монитору мышкой. Татьяна предлагала дружбу. Следом тут же высветилось сообщение: «Привет, Медвежонок!». Михаил улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– Витаминовна что-то нынче совсем дёрганая, – Маринка задумчиво пожевала травинку, и тут же, поморщившись, сплюнула, – Тьфу ты, горькая какая.

– Ну, так лето уже к концу подходит, – деловито заметила Дина, поправив на носу очки в дешёвой пластиковой оправе, которые были ей слегка великоваты и потому постоянно сползали на кончик носа.

– И к-к-как это влияет на н-нервы директрисы? – приподняла бровь Ангелина.

Она слегка заикалась. Но подруги давно к этому привыкли и не замечали её особенности, чего нельзя было сказать о некоторых личностях в сельской школе, которые упорно, на протяжении всех школьных лет дразнили девчонку.

– В смысле? – не поняла Дина, – Я вообще-то траву имела в виду.

– Хотя Витаминовна тоже загорчила к осени, – добавила она и все трое рассмеялись.

– Можно понять. Стены в комнатах совсем отсырели весной, а в медкабинете с потолка штукатурка сыпется, – вздохнула Марина, поправив светлую прядь, что то и дело, треплемая ветром, лезла ей в глаза, – Помните, как дуло из всех щелей, сколько ни утепляли зимой окна?

– Да. Витаминовна у нас всё-таки хорошая. За нас стеной стоит, как за родных. Только вот в последнее время что-то не спешат власти помогать нашему детдому.

– И меценаты закончились, – заметила Дина, – Как не стало Бориса Павловича, так никто особо не горит желанием вкладываться.

– Д-да, кому мы нужны? Подумаешь, захудалый детдом в каком-то захолустье, – Ангелина вздохнула, положила голову на свои согнутые в коленях ноги, и уставилась на реку.

– Так, девчонки! Отставить упадническое настроение! – приказным тоном заявила Марина, – Это просто осенняя хандра приближается, но мы не позволим ей себя сломить, правда?

Подруги закивали.

– Скорее бы в школу, – мечтательно протянула она, потянувшись.

– Тебе-то, конечно, страсть, как неймётся «в школу», – язвительно заметила Дина, – Сохнешь по своему Игорю Андреевичу. Можно подумать, мы не знаем, с чего ты по школе тоскуешь.

– А я и не отказываюсь, – огрызнулась Марина, и снова улыбнулась, – Девочки, какой же он всё-таки милый.

– Ну, началось, – притворно закрыла лицо ладонью Ангелина, – Сейчас польются розовые сопли, фу. Второй год каждый день слушаем твои излияния.

– Молчи, Гелька, ничего и не «фу», он красавчик. А вы просто никогда ещё никого не любили по-настоящему, – беззлобно парировала Марина.

– Но он же учитель!

– Дина, ты опять за свои нравоучения? Ну, и что, что учитель? Он всего на семь лет и старше меня, и вообще, не все же любят учиться, как ты. Я вот в школу только из-за Игоря и хожу. А так ушла бы в техникум после девятого, больно нужно зубрить эти гиперболы да синусоиды.

– Пестики да тычинки уж, безусловно, куда занятнее, – Дина ткнула Гелю в бок локтем и обе захихикали.

– Вот и смейтесь, смейтесь, жабы болотные, – отмахнулась Марина, – А мне биология очень даже нравится.

– Ну-ну, – не унимались подружки, – Если бы биологию вела Нина Афанасьевна, вряд ли ты бы её любила так же страстно.

– Бе-е, девочки, – Маринка скорчила такую мину, будто её сейчас вырвет, – Вот умеете же вы всё испортить.

Нина Афанасьевна была пожилой учительницей алгебры, которой было уже, наверное, лет двести от роду и которая, небось, учила премудростям царицы точных наук ещё самого Владимира Ильича Ленина. Она была похожа на старую ворону, укутавшуюся в чёрную свою шаль с рваными концами, ровесницу революции. Острый нос, очки в толстой оправе, длинные тонкие пальцы, похожие на птичьи лапки, довершали сходство с мрачной птицей. Сидеть за первой партой на уроках Нины Афанасьевны было сущим испытанием. Бедная старушка страдала желудочным заболеванием и то и дело портила воздух отрыжкой, сама нимало того не смущаясь. Эта гнилостная вонь в сочетании с запахом старческого тела являла собою не слишком приятную смесь ароматов. Но всё это можно было бы стерпеть в уважении к старости, если бы не скверный Афанасьивнин характер. Она была старой девой и не имела ни мужа, ни детей. То ли по этой причине, то ли ещё по какой другой, учеников она нещадно костерила по малейшему поводу и не давала спуску в выполнении заданий никому. На её уроках всегда царила мёртвая тишина и идеальная дисциплина. Да она и сама казалась покойницей, которая выбирается ежедневно из своей могилы, кутаясь в чёрный истрёпанный саван, и плетётся утром в двухэтажное здание на холме, чтобы вбить в юные умы гранит науки, а вечером вновь удаляется на погост и укладывается до утра в домовину. Некоторые из учеников поговаривали, что Нина Афанасьевна – ведьма. Причём злая. И что она потому и не вышла замуж, что повенчана с самим сатаной. Как бы то ни было, но предмет свой она знала лучше иных столичных профессоров, и требовала от учеников полной самоотдачи на её занятиях.