«Филиал дурдома» – подумал Михаил. Бабулька из ума выжила, но хозяйство держит. И картошечка есть, и капустка.

– Это всё Настасья. Я уж едва на печку залезаю. Она по хозяйству хлопочет. Пока спала, Настька и на стол собрала, видать. Ждала тебя, милок, не иначе. Всё из погреба вытащила. А ты угощайся, садись за стол. Кушай, гость дорогой, да рассказывай. Редко мне с живым человеком покалякать доводится. Настасья надоела – жуть. Не знаю, как от неё избавиться. Шла бы в лес, в свою могилу. Все покойники в могилах лежат, живым не мешают. Ох, видать не принимает её земля-матушка, не принимает.

Аппетит тут же исчез, как и появился. Старуха чокнутая, это точно. Что за грибы она приготовила, Бог весть? Да и картошка теперь не внушала доверия, как и капуста с огурцами. Неизвестно, на какой травке она всё это засолила-заквасила. Отравиться – раз плюнуть.

– Нет, тётя Аграфена, я пойду пожалуй. Скоро стемнеет, да и Настасья проснуться может.

Старушка каким-то образом телепортировалась к выходу, загородив собой проход. Странная прыть для ветхой старухи, которая едва на печь залазит.

– Неужели побрезговал? Не уважаешь хозяйку? Вот оно – современное воспитание. Ну, посиди, поговори со мной. Настасья ещё не скоро проснётся.

Михаил нехотя опустился на лавку, поставленную аккурат возле стола.

– Вот, другое дело. Не хочешь есть – сейчас кваску принесу. Он у меня ядрёный – слезу вышибает.

Михаил почувствовал, что действительно хочет пить.

– Кваску можно, пожалуй. Несите.

Старушка резво метнулась вон, но вскоре вернулась, неся кринку с квасом. Налила его в глиняную кружку, протянула гостю.

– Пей, милок, квасок. Он и сил прибавит, и настроение подымет.

Михаил замер.

– Неужто с градусом?

– Да что ты, что ты, никакого хмеля. Ржаной солод, мёд да вода. Малых детей таким поить можно. Пей, давай!

Михаил сделал маленький глоток. Действительно вкусно, лучше магазинного. Ржаным хлебом отдаёт. И сладкий немного. Ладно, поверим. Он выпил всю кружку. Жажда отступила, напиток теплом опустился в желудок.

– Ну, вот. Теперь покушаешь? – ворковала старушка.

Михаил взял из чугунка картофелину, замечая, как теплеет взгляд хозяйки.

– Может, ночуешь у нас? От моей избушки потемну ходу нет. Ежели леса не знать, в такую глухомань зайти можно, что и не выйти – сил не хватит. В чащу ноги сами несут, а обратно леший не пустит, силу с ног снимет. Многие уходили, да не многие вернулись. А ежели на реку Черемшанку выйдешь – считай, покойник. Почти никто оттуда не возвращался.

Михаил достал смартфон. Странно, но бабулю совсем не заинтересовала странная штуковина, излучающая свет, хотя она с интересом рассмотрела и рюкзачок, и сапоги и костюм мужчины. Осмотрела, ощупала своими коричневыми морщинистыми пальцами, оценила:

– Хорошая одёжа, хорошая. Где такую шьют?

Сеть была. Включив карту, он принялся искать реку Черемшанку, но безуспешно. Такой реки не было в радиусе ста километров, да и далее – тоже. И да, геолокация указывала на точку, рядом с бывшим мостом. Техника не подтверждала слова бабуси.

– Тётя Аграфена, а мы ведь совсем рядом с деревней находимся. Пять минут ходьбы.

– Тьфу ты! – всплеснула руками бабка, – Я почти сто лет здесь живу. Молодкой весь дремучий лес обползала, даже Черемшанку издали видела. Уж получше твоего знаю – есть тут деревня или нет. Ты, милок, игрушку свою спрячь, да ешь досыта, пока Настасья не проснулась. Она тебя точно из избы не выпустит – заболтает насмерть. Ешь, пей. Путь тебе далёкий предстоит, ежели не останешься на ночлег.

– Так, Настасья…., – робко возразил Михаил.

Тепло нагнало сон. Хотелось лечь прямо на лавку и забыться сном.

«Опоили» – мелькнула мысль. Нет, пора, пора. Сделав ещё с десяток снимков внутреннего убранства избы, Михаил стал прощаться с доброй бабулей. Сон как рукой смело. Ему даже стало стыдно за свою неосторожную мысль.

– А что Настасья? Хоть и стерва, но тоже человек. Хошь идти – иди, конечно. Держать не стану. Иди в свою деревню.

Мужчина уверенно двинулся к выходу. Напоследок задал ещё вопрос:

– Тётя Аграфена, а кто такой Марлактар?

– Пёс его знает. Про это лучше у Настасьи спросить – она с ними якшается.

– С кем якшается?

– С духами. Я в них ничего не понимаю.

Во взгляде старушки мелькнуло что-то нежное. Так смотрит на сына мать, провожая его в дальнюю дорогу.

– Иди, но под ноги гляди. И по сторонам не забывай, а то на Черемшанку выйдешь.

– Что же в ней такого страшного, бабушка?

– То тётя, то бабушка. Хотя, какая я уже тётя. Хожу, скриплю, развалюсь скоро. А Черемшанка – гиблое место. Никто оттуда не возвращался, только несколько человек назад возвратились. Сами тощие, головы седые, глаза бешеные. Говорят – западня это. Мышеловка. Идёшь от реки – и снова к реке приходишь. Так и бродили, пока из сил не выбились. На излучине болотце оказалось. Топкое. Решили через него идти – больше некуда. Всё исходили, истоптали. Раз всё равно помирать, так уж так. И вышли. Только до дому не все добрались. Кто из Черемшанки той воды испил, у того жар начался, а идти-то сто вёрст с гаком. Пока силы были, они на плечи сотоварищей опирались, а как силы кончились – легли на землю, и встать не могут. Конечно, понесли их на носилках. А потом и померли они. Только пять человек из двух дюжин и вернулись.

– Зачем же они ходили туда? – спросил Михаил, но старушка не ответила. За стенкой раздался стук.

– Настасья проснулась! – охнула Аграфена, – Миша, ты это, слушай: я сейчас дверь открою, а ты сигай сразу наружу. И не оборачивайся, иди. Настасья звать тебя станет, кричать – не слушай, не останавливайся.

Старушка распахнула дверь, за которой чернел в сумерках осенний лес. Михаил замер на мгновение, ища за дверью ту самую Настасью, но тут же, повинуясь зычному крику бабушки, бросился на улицу.

– Ми-и-иша, милок, подожди, я что-то сказать тебе забыла! – услышал он знакомый скрипучий голос, но останавливаться не стал, да и оборачиваться тоже. На ходу глянул на экран смартфона – направление верное. Сейчас будет канавка, потом – старая дорога. Он прибавил шагу.

– Миша, милок, постой! – всё неслось ему вслед.

Когда голос стих, Михаил остановился. Смеркалось. Еловые ветви добавляли осеннему лесу ещё больше мрака. По отметке на экране он уже миновал дорогу и находился с противоположной её стороны. Нужно вернуться. Эта сторона дороги представляла собой моховое болото, даже клюква имелась. Михаил, чавкая болотной жижей, пошёл назад. Вот и дорога, и та полянка, где он лакомился брусникой. Ну всё, пора домой. Уже прошла четверть часа, как Михаил шёл по дороге к деревне, но метка геолокации на экране замерла на месте. Он должен уже быть рядом с Гадюкиным Яром, однако окружающая обстановка говорила о том, что до человеческого жилья тут неблизко. Стемнело окончательно, плюс ко всему заметно похолодало. Крупными хлопьями повалил снег. Как назло, навстречу путнику. Ледяные хлопья облепляли лицо, щекотали нос, выдували из-под одежды последние крохи тепла. Да, осень – она такая. Михаил снова посмотрел на экран. Час минул. Указатель застыл на месте. До деревни оставалось минут пять хода. Меж тем, сугробы росли, увеличивались. Нога проваливалась в свежий снег по щиколотку, потом и по самый край голенища. Если и есть на свете чертовщина, то сейчас она вся была здесь, на этой заброшенной дороге. Вдруг Михаил замер на месте. Он увидел следы. Кто-то успел проехать по снегу на снегоходе. Нет, скорее это была механическая собака – так называют в народе тягач, к которому цепляют санки заядлые рыбаки. Кто-то проехал здесь. И достаточно давно. След почти замело, что говорило о наступившей зиме. Михаил и обрадовался, и огорчился одновременно. Сработало. Он точно, гарантированно побывал там, куда попадали местные грибники. Огорчился потому, что так и не услышал заветный голос. Ну что ж, встреча с Бабой-Ягой – тоже нехилый результат. Вот, только проблемка: как встретит его тётя Нина? Сколько он шастал по лесам? Две недели, месяц? Может, год? Вещи его давно в полиции, сам он – в розыске. Сейчас, когда стало ясно, что опасность миновала, Михаилу захотелось одновременно есть, пить и спать. Усталость навалилась на него разом, как тяжёлый мешок. Сейчас бы упасть на снег, и закрыть глаза, но нельзя. Ожил смартфон. Двести тридцать четыре пропущенных звонка. Звонил и Гена, звонили и друзья, и незнакомые люди. Сколько же сейчас времени? Он спрятал телефон в карман, присмотрелся. Когда глаза привыкли в темноте, появился огонёк фонарного столба. Деревня. Всё, приключение закончилось. Вот и мостик, занесённый снегом. Давно скованная льдом речка. Белоснежная равнина, скрывшая все неровности рельефа. Заботливо укутанные снежным покрывалом деревья.