– Неужели слив на кухне засорился? Дом новый, не должно бы так вонять.

Шорох продолжался, но страх уже начал отступать, разумные доводы брали верх над эмоциями. Кира решительно прошла к выключателю, зажгла люстру. Яркий белый свет озарил комнату. Вошла в спальную зону, огляделась, и… замерла в недоумении. Шорох доносился от картины. Не веря своим ушам, Кира прижалась ухом вплотную к рамке. Точно. Звук идёт отсюда. Быстрым движением она сняла картину со стены, перевернула – может быть в неё встроен динамик? Некое устройство, звуковой модуль, который издаёт подобный шум. Но рамка была совершенно обычной, задняя часть картины закрывалась простой фанерой. Чудеса какие-то. Кира вернула картину на место, не сводя с неё глаз. Мало того, запах, как и шорох, тоже усилился. Пахло болотом или цветущей водой. И тут Кира похолодела. Картина снова ожила. Шорох издавали качающиеся от сильного ветра кроны деревьев, изображённых на заднем плане. Причём дуновение ветра распространялось и за её пределы. Девушка отчётливо ощущала, как в лицо веет прохладой, слегка колыша пряди её волос. Небо над домиком нахмурилось, тяжёлые грозные тучи нависли над ним. Где-то далеко, но вполне различимо, пророкотал гром. Вода в реке волновалась, ходила волнами, раскачивая привязанную к колышку лодочку из стороны в сторону. Запах стоялой воды внезапно сменился на озоновый, какой разливается в воздухе при приближении грозы. Но самое удивительное было то, что девочка, сидящая на мостках, пропала. Кира выпучила глаза, силясь разглядеть голубой сарафанчик на полотне, но его не было. Девушка опустилась на кровать, не сводя взгляда с картины.

– Что же ты такое? – прошептала она, и вдруг хлопнула себя по колену, – Ну, конечно! Интерактивная картина! Как я сразу не догадалась?

Сейчас такими штуками уже никого и не удивишь, а она, как пещерный человек, замирающий в священном ужасе перед языками пламени, впала в ступор. В картину где-то встроен динамик. А то, что девочка исчезла, так даже в её детстве уже были значки, изображение на которых менялось, стоило лишь слегка изменить градус обзора, повернув его в руках. Кира даже рассмеялась над собственной глупостью. С лёгким сердцем она проверила входную дверь, выключила телевизор, погасила свет и легла спать.

Рабочий день пролетел незаметно. За круговоротом дел приходили в голову какие-то неясные воспоминания о ночных сновидениях. Всплывали, как в тумане, мимолётные образы и голоса. Кажется кто-то звал её во сне за собой, нашёптывал на ухо, баюкал, рассказывал что-то. Это были то всполохи костра у ночной реки, то странные протяжные песни, монотонные, на одной ноте, то лицо, склонившееся над ней, то собачий лай вдалеке, то насмешливое совиное уханье, то громкий оклик, то звериный вой. Но размышлять об этом Кире было некогда. Рабочие моменты требовали полного погружения и отдачи. Да и чего думать о глупостях? Сон он и есть сон, картины, рисуемые подсознанием, не более. Потекли дни. Минула уже неделя, как картина поселилась в жилище Киры. Она даже успела привыкнуть к ней. Было забавно угадывать, какой та станет в тот или иной момент. Картина постоянно менялась в деталях, оставаясь неизменной в целом.

– Надо было заплатить старичку больше, – со смущением думала Кира, – Но кто же знал, что эта вещица не так проста.

В одну из ночей Кира проснулась, сама не понимая от чего. Словно в бок пихнули. Она открыла глаза. Лунный свет пробивался в дверной проём, падая аккурат на картину. Сонно зевнув, девушка уже собиралась было перевернуться на другой бок, как заметила скользящий по полотну отблеск.

– Что-то загорелось? – была её первая шальная мысль.

Соскочив, как дурная с кровати, она бросилась в «гостиную» и безумным взглядом обвела пространство. Всё тихо, спокойно.

– Спросонья привиделось, – решила она, возвращаясь назад.

Проходя мимо картины, Кира застыла, открыв рот, зрачки её расширились от увиденного. Там, на берегу полыхал костёр. Самый настоящий. Языки пламени лизали поленья, сложенные домиком, и тянулись ввысь, к звёздному черничному небу. Девочка в голубом сарафане стояла у самого огня, рядом с нею появилась пожилая женщина в тёмном платье и платке, подвязанном сорокой. В руках она держала пучок трав или букет, что именно, нельзя было рассмотреть чётко. Блики костра плясали на их лицах. А позади них стоял ещё кто-то. Высокий, почти вровень с макушками деревьев, тощий и чёрный. Сначала Кира даже приняла его за одну из сосен, но внезапно тот пошевелился, глаза его – ярко-зелёные, с узким вертикальным кошачьим зрачком, обратились на Киру, и он медленно потянул к ней свои длинные, тощие руки. Кира непроизвольно отскочила прочь и тут же больно ударилась щиколоткой о край кровати. Вскрикнув от боли, она, не удержав равновесие, плюхнулась на кровать, не в силах отвести глаз от чудовища. А руки-плети того уже вышли за пределы картины и продолжили удлиняться, поползли по стене вниз, коснулись пола. Завизжав, Кира подобрала ноги под себя и залезла под одеяло. Плети скользнули по постели, ощупывая её, будто сущность действовала вслепую. Ещё немного и они коснутся Киры. От ужаса сердце пропускало удары, сбившись с ритма, паника душила и не давала принять здравое решение. И вдруг, когда уже чёрные отростки почти добрались до неё, забившуюся в самый угол, она услышала тоненькое: «Помоги!». Это молила девочка с картины. Сейчас поза её сменилась, она стояла лицом к Кире, сложив ручки на груди с мольбой и страхом. Этот звук взбодрил Киру, вывел её из оцепенения и она, схватив настольную лампу, с силой принялась колотить по щупальцам.

– Вот тебе, гнида, вот! Получай!

Отростки замерли, затем начали съёживаться, скукоживаться и наконец поползли в обратную сторону. Кира возликовала. Она продолжала колотить по ним, покуда те не скрылись под кроватью. Через секунду они уже показались на стене и ещё спустя мгновение скрылись за рамкой картины. Кира устало откинула прядь волос со лба, выдохнула шумно, протёрла глаза. Когда она отняла ладони от лица, пейзаж на картине уже стал прежним. Не было никакого костра на берегу, как не было и женщины, и чудовища. Тихий лес молча тянул к небу макушки крон, девочка сидела на своём месте на мостках, на волнах качалась мирно синяя лодочка. Обессиленная Кира опустилась на подушку, подумав: «Ни за что не усну теперь», и через минуту уже погрузилась в глубокий сон. Утром она обнаружила лампу на полу возле тумбы, одеяло скомкалось в углу постели, картина была вполне обычной и совсем не страшной. «Приснится же», – подумала Кира, – «Видимо, во сне столкнула лампу. Хорошо хоть не разбила. Надо бы взять отгул, совсем заработалась». С радостью она вспомнила, что скоро у неё ожидается отпуск и весело спрыгнув с постели, позабыв про ночной кошмар, побежала в душ.

В офисе царила обычная обстановка. Кто-то старательно делал вид, что занят делом, кто-то с головой погрузился в работу, третьи то и дело бегали в курилку или к кофейному аппарату, а четвёртые успевали за рабочим процессом параллельно обсуждать всё и вся. В их кабинетах обычно стоял монотонный гул, прерываемый оханьями и аханьями по поводу очередной новости или же взрывом смеха от чьей-то удачной шутки. У Киры был свой личный кабинет и потому ничто не отвлекало её от работы, которую она в общем-то любила, по крайней мере ей не приходилось ехать каждое утро в офис с чувством раба-невольника. Но сейчас она отчего-то остро ощущала усталость. До отпуска осталась всего неделя, скорее бы. Кира планировала в этом году поехать на море, как бы это ни было банально, однако вмешалась тётка, мамина сестра, живущая на Алтае, и, причитая о том, что вот уже столько лет не видела родную племянницу, решительно настояла на том, чтобы Кира приехала к ним погостить.

– А природа-то у нас какая! У-ух, закачаешься! Воздух один чего стоит! Никаких отказов, море будет всегда, а тётки может и не стать.

– Тётя Инна, тебе всего пятьдесят два года, какой «не стать»? – бубнила в трубку Кира, уже понимая, что от урагана под именем «тётушка Инна» не скрыться и не устоять. Та всегда была такой. И Кира согласилась. В принципе не так всё и плохо, Алтай – красивейшее место нашей страны, и наверняка отпуск в этих краях будет незабываемым.