Однажды Дина проснулась посреди ночи и ей почудилось, что Маринка спит на своей постели, длинные светлые пряди волос и вытянутая девичья рука, тонкая и бледная, спускались до самого пола. Дина закричала, разбудив Гелю. Та вскочила, зажгла настольную лампу. Оказалось, что на подушке лежала брошенная Гелей олимпийка, рукава которой свесились вниз.

– Я не хочу стать такой, как Марина, – плача и трясясь от пережитого кошмара, произнесла Дина.

Геля вздохнула:

– Никто не хочет. Только что мы можем сделать?

– Я не знаю. Но должен же быть какой-то способ! Длинный сказал, что мы должны избавиться от даров солнца и тогда платы не последует.

– Ну смотри, кулон он увёз, – неуверенно потёрла висок Геля…

– И что с того? – воскликнула Дина, закончив совсем театральной фразой, видимо, участие в постановках не прошло напрасно, – Дары-то остались с нами, а, следовательно, и кара падёт на наши головы!

– Ну, хорошо. Допустим. Что ты предлагаешь? Вернуть солнцу мой голос и твои волосы?

– Именно.

– Ладно. Но как?! Ты можешь подстричься. А мне что прикажешь делать? Нарочно изображать заикание? Отрезать себе язык?

– Я не знаю, Геля, но что-то делать точно необходимо.

– А может он просто-напросто наврал нам? А что? Две сельские дурочки-сиротки, которых и защитить-то некому. Пришёл – победил. Навешал лапши на уши, наплёл сказочек про каких-то там египетских царей и колдунов. Забрал, что хотел и исчез.

– Да не больно-то и нужен нам был этот кулон, – пробурчала Дина, – Так даже лучше вышло. Иначе мы могли бы ещё каких-нибудь дел наворотить. Да и потом, пришлось бы думать, куда его пристроить. Забрал и забрал. И пёс с ним.

– Давай просто постараемся забыть всю эту историю и будем жить так, словно ничего не было. Осталось-то всего ничего. Ещё один учебный год и мы уедем отсюда. Поступим, куда хотим. А дальше совсем другая жизнь. Государство нам должно жильё выдать. Ты только представь, как будет здорово! Есть профессия, есть своя квартира! А дальше семья, детишки…

Геля зажмурилась от восторга.

– Ладно, давай спать, – скептично отозвалась Дина, – Кто его знает, что там дальше будет. Поживём-увидим.

Девочки потушили свет и отвернулись к стене.

В один из выходных Дина проснулась с сильной головной болью. По затылку словно по наковальне работали тысячами молоточков невидимые кузнецы, пробиваясь через черепную коробку к мозгу. Стояли первые недели октября и по утрам уже было прохладно, наступали первые заморозки. Дина села на постели. Мутный рассвет пробивался сквозь плотно зашторенные занавески. Девушка потёрла глаза, посмотрела на соседнюю кровать, Геля крепко спала. Какая-то неодолимая сила вдруг буквально заставила Дину подняться на ноги и, накинув на плечи толстовку, выйти в коридор. В полумраке белели крашеные двери, стояла предрассветная тишь. В фойе тикали настенные часы. Воспитатель и няня, похоже, сами ещё спали. Дина шагнула через порог. Прикрыла за собой дверь. Неспешно двинулась вперёд. Босые ноги ступали по ледяному линолеуму. Голени и бёдра покрылись крупными мурашками. Пальцы рук подрагивали. Что-то звало её, тянуло вперёд. И она чётко понимала, где это что-то находится. Каморка дяди Миши. Их завхоза. Коридор остался позади, вот и тупиковый рукав, вот и дверь в подсобку. Но нет, ей не нужно было внутрь. Её цель находилась где-то тут, совсем рядом. Дина прикрыла веки. Прислушалась. Горячая пульсация проникла в сознание, тук-тук-тук. Так бьётся крохотное сердце, разгоняя кровь по артериям, венам и малейшим нитям капилляров. Дина склонила голову на плечо.

Маленькое существо совсем рядом с нею дрожало от предсмертного ужаса. Струйка слюны стекла из уголка рта Дины на подбородок, а затем на ключицу. Она чуть приоткрыла глаза, вперившись прицелом чёрных зрачков в серый комочек в углу между плинтусами. Мышь тряслась и, замерев, прижала к себе хвост, в надежде слиться с облезлой стеной и остаться незамеченной. Однако этого не случилось. Молниеносным движением, быстрее кошки, Дина прыгнула вперёд и схватила зверька. Пальцы её крепко сжали тельце и тут же отправили его в рот. Зубы сомкнулись на серой шейке и с хрустом перекусили хребет. Брызнувшая кровь окрасила рябиновыми пятнами грудь и подол ночной сорочки. А Дина с наслаждением яростно жевала, работая челюстями, как машина, и причмокивая. Спустя пару минут она сглотнула и, проведя по зубам языком, двумя пальчиками вынула застрявший промеж них кончик лысого хвоста. Отбросив его в сторону, она развернулась и так же неспешно потопала обратно. Вернувшись в комнату, она присела на кровать, и взгляд её упал на своё отражение в зеркале, висевшем на стене. Зрачки её расширились, и она заорала во всё горло.

– Я не знаю, как это произошло, – всхлипывая уже в сотый раз повторяла одну и ту же фразу Дина, сидевшей рядом с ней Геле.

Стоял вечер и девчонки ушли прогуляться до реки. Утром, прибежавшим на крики воспитателю и няне, Дина соврала, что прикусила во сне язык. Те ахали, охали, потащили её умываться и долго осматривали полость рта, но так и не обнаружили места укуса, ибо его там и не было. Наконец, Дина перестала плакать и сказала, что ещё поспит и всё уже хорошо, и она просто испугалась, увидев кровь. Няня и воспитатель ушли, а перепуганная Геля, которая, проснувшись от воплей подруги, нашла её с лицом в крови, тут же прыгнула в постель к Дине, и та рассказала ей правду, приведя в ещё большее потрясение. Весь день они возвращались к этому событию и сейчас, сидя в уединённом месте, Дина снова начала речь:

– Геля, я не знаю, как я могла сделать это. Но в тот момент у меня было дикое желание и понимание того, что я должна её сожрать. Вместе с потрохами. Именно живую, тёплую. И эта мышь… Она была такая… Я её ощущала, понимаешь? Не зрением. А будто бы видела её изнутри: как работают её органы, как переливаются её соки, как бьётся сердце и бежит по кругу кровь. И её вкус… Мне противно это говорить. Но она была вкуснее всего, что я когда-либо ела в своей жизни.

– Дина, может ты просто стала лунатить на фоне всех этих стрессов? Это неудивительно. Столько всего случилось за одно лето. Мозг перегружен, вот и дал сбой программы. Мы ведь не роботы. Да и те ломаются. Мы живые люди.

– Люди, – эхом повторила Дина, – Люди ли, Геля? Я уже в этом не уверена.

Геля ощутила, как липкий страх пробежал ручейком между лопаток.

– Что ты такое говоришь, Дина?

Та повернулась в её сторону, уставилась глаза в глаза стальным, пронзительным холодом.

– Да то и говорю, что пора нам избавляться от даров доброго солнышка. Иначе будет поздно. Плата уже началась, кулон стал менять нас. Скоро мы превратимся в таких же чудовищ, как Маринка. Ты как хочешь, а я сегодня же, как все уснут, сделаю то, что нужно.

На следующее утро Дина предстала перед всеми, поблёскивая гладко выбритым черепом.

– Диночка, милая, что с тобой? – директор, не веря своим глазам, трогала осторожно Динкину макушку, причитала, – Кто это сделал? Чья это дурная, злая шутка? Я накажу виновника!

– Ирина Вениаминовна, не надо никого наказывать, я сама сделала это.

– Но… зачем?! Ведь это была твоя мечта… У тебя же наконец-то появились шикарные волосы!

– А-а-ан-на правда с-с-сама это сделала, И-Ирина В-вениаминовна, – подошла сзади Геля.

– Господи! Да что же это творится-то?! Ты что, снова… снова…

– Д-да, я опять стала з-з-закикаться, – подтвердила Геля.

Директор обвела комнату ошарашенным взглядом и опустилась на стул.

Долго изображать заикание у Гели не вышло. И когда одна за другой в её речи стали проскальзывать совершенно отчётливо, без запинки сказанные, фразы, Ирина Вениаминовна всыпала ей по первое число за такие выкрутасы.

– Ты что же творишь? Сама не видишь, что у нас тут происходит? Мало мне всех этих нервов… Ну, ведь ты же взрослая девочка, Ангелина, ну зачем?!

Объяснить директору зачем она это делает, Геля, конечно же, не могла и потому молча выслушала выговор и, пообещав больше такого не устраивать, удалилась в комнату. А ещё через недельку откусила указательный палец мальчику из восьмого класса. Школа стояла на ушах. Отличница и примерная девочка, выпускница, выкинула такое, что не творили даже отпетые школьные хулиганы. Родители мальчика написали заявление в полицию, и теперь Геле грозила постановка на учёт в детской комнате ПДН, приходил местный участковый, приезжала из райцентра инспектор по делам несовершеннолетних, плакала Ирина Вениаминовна, написавшая заявление по собственному желанию, которое ей никто не подписал, поскольку рвущихся на её должность не имелось, сторонились Гелю её прежние друзья и подруги. Сама же Геля лишь смотрела исподлобья и на все вопросы отвечала: «Не помню. Я сильно разозлилась. Он обозвал меня». А ночью, оставшись наедине, Дина призналась Геле, что сегодня задрала курицу в курятнике, пока никто не видел, и обглодала наполовину, а остальное подбросила к конуре, будто это Рыжий сделал.