Марина потянулась к телефону. Она всё ещё сидела на берегу, плевать, что воспитатели устроят взбучку. На всё плевать. Как только он посмел так разговаривать с нею? Грубить ей. Она ему покажет… Что там в телефоне? Ага. Смс от Игоря.

– Наверное, мириться собрался, – улыбнулась она довольно, но, прочитав текст сообщения, побледнела, вскочила на ноги и с размаху швырнула телефон. Он ударился о ствол ветлы и разлетелся на части.

– Сволочь! Мерзавец! – еле дыша выплюнула Маринка.

Глаза её метались по берегу, она не знала, куда деть свою ярость, как выплеснуть свою злость, что переполняла её до краёв. Внезапно, осознав виновника своего горя, она сорвала с шеи кулон и бросила его на песок:

– Это ты! Ты всё сделал! Игорь меня разлюбил! Проклятый кулон! Ты должен был исполнять моё желание, тварь!

Она принялась топтать его ногами. Кулон вдруг сменил цвет. Мерцающий до этого момента зеленоватым светлячком, он сделался кровавым и потемнел. Маринка же, не замечая ничего, продолжала бить каблучком по кругляшу «солнца». Внезапно набежавшие из-за леса тучи закрыли звёзды и с реки потянуло сыростью и холодом.

Игорь вскрикнул, прикрыл глаза рукой, свет фонарей никогда ещё не был так ярок. Он буквально ослепил парня. Глаза жгло так, словно в них залили расплавленное олово. Рука, державшая руль, дрогнула. Машину повело. Боль нарастала. Игорь закричал. Он ещё попытался выправить ход, но было поздно. Резкий визг чужих тормозов, крики, сигналы гудка, сильный удар о металлическое ограждение… Машина вылетела с моста и полетела с огромной высоты в чёрные воды реки.

Ольга Михайловна ещё никогда не выглядела столь разъярённой, как сейчас, глаза её метали молнии, когда в третьем часу ночи наконец-то объявилась Маринка, которую искали всем коллективом детского дома. Детей давно отправили по комнатам и оставили с ними одну воспитательницу. Хотя никто из ребят естественно не спал, перешёптываясь в своих постелях и обсуждая случившееся. Все же остальные воспитатели, повара, директор, завхоз и даже водитель, вызванные из дома, стояли на ушах. Пропал ребенок. Кошмар. Такого инцидента ещё никогда не бывало за всё время существования детского дома! Ирина Вениаминовна дрожала от волнения, не выпуская из рук телефон, и то и дело обзванивая сотрудников.

– Вы где? За старой фермой? Нет её там? Ладно…

– Вы где? У леса? Тоже не видно? Хорошо…

– У реки тоже нет? Далеко прошли? До родника? Ладно… Ищите. У нас тоже пока ничего.

– Где же она может быть?… Господи… Меня ж посадят… Лишь бы Марина нашлась, лишь бы живая. И телефон недоступен. Что же такое могло случиться?!

Наконец, когда на небе уже начала появляться слабая полоска утренней зари, Маринка объявилась сама. Ольга Михайловна, меряющая шагами фойе, бросилась ей навстречу, схватила за плечи, затрясла, развернула к себе лицом, осмотрела пристально – вроде цела-невредима.

– Марина! Где ты пропадала?!

Девушка ничего не ответила, только отвела глаза. От неё пахло как от корзины с грибами в дождливый осенний день, когда исхожено множество лесных троп дикого леса с покрытыми мхом стволами деревьев, с туманами, свисающими клочковатыми бородами с лап елей – землёй, чащей, ночной росой. В волосах виднелся мелкий сор и веточки, хвоинки, сухие травинки.

– Ты?… Ты где была-то хоть?! – Ольга Михайловна трясущимися руками набрала номер директрисы, – Алло? Алло! Ирина Вениаминовна, Маринка нашлась! Да! Тут она, рядом со мной! Да, цела, жива.

Отключив звонок, воспитательница снова принялась допрашивать Маринку, она то обнимала её, то плакала, то уговаривала, то принималась увещевать. Однако, видя безразличие и равнодушие той, воспитатель рассердилась не на шутку.

– Да что ж такое? Молчит, как воды в рот набрала! Где ты была, я спрашиваю? Мы тут из-за тебя чуть с ума не сошли! А тебе даже ответить невмочь?!

Маринка не отвечала. Никакие угрозы и мольбы не проникали сквозь невидимую стену, которой она отгородилась от мира. Вернувшийся персонал, убедившийся, что с девочкой всё в порядке, был разослан по домам, досыпать. Ирина Вениаминовна с медиком продолжили разговор с Маринкой в кабинете директора. Однако, тоже безуспешно. В конце концов, Маринка была отправлена спать в свою комнату, а директор с медиком и Ольгой Михайловной достали из тайничка бутылку коньяка.

– Прими, Господи, за лекарство, – Вениаминовна произнесла короткий тост и все молча выпили, – Пронесло. Слава Богу.

День, от которого все ждали покоя после пережитого стресса, не принёс благих вестей. Дурная новость молнией пронеслась по селу. Этой ночью погиб учитель биологии Востоков Игорь Андреевич.

– Говорят, как уехал с выпускного, так и не добрался до дома-то, – причитала принесшая в детдом новость школьная уборщица баба Даша. – Хосподи, милок, молодой ить какой был! Жить да жить!

На голос бабы Даши потихоньку стали собираться жители дома. Подтянулись дети, кто-то вышел из комнат, кто-то прибежал со двора, услышав, что внутри творится нечто непонятное. Женщины плакали, завхоз дядя Миша молча вышел на крыльцо, уселся на ступени, закурил. Вениаминовна даже не сделала ему замечания, как обычно, что, мол, дымишь перед детьми, морда бесстыжая, хоть бы спрятался куда. Вслед за подругами последней подтянулась в фойе Маринка, до того лежавшая безучастно на постели. Опершись на косяк, лохматая и кое-как одетая, в наброшенном на плечи пледе, она встала в проёме коридора и уставилась осоловелыми глазами на причитающую бабу Дашу.

– Машину-то водолазы к обеду только и подняли. Унесло её сильным течением далёко от плотины.

– Может, спасти ещё можно было человека? – охала Лариса Евгеньевна, – Он, поди, живой ещё был, когда машина под воду ушла?

– Пока непонятно, только вроде как говорят, что инсульт с ним произошёл, – всхлипывала баба Даша.

Маринка, смутно начиная осознавать происходящее, вышла вперёд, бесцеремонно раздвигая руками взрослых, подошла вплотную к сидевшей на стуле бабе Даше и, склонившись к её лицу, почти в упор, отчеканила:

– Баба Даша, вы сейчас про кого говорите?

Ледяной, страшный тон прозвучал так неожиданно и твёрдо, что баба Даша прекратила всхлипывать и замерла, не дыша.

– Так про него…

– Про кого – него? – глаза Маринки пронзительно смотрели в бесцветные глаза старушки двумя мёртвыми кристаллами льда, та поёжилась, чувствуя, как по позвоночнику пробежал холодок.

– Про Игоря… Андреича… Про него, милого.

Маринка распрямилась стрелой, диким безумным взглядом ещё раз посмотрела на бабу Дашу и выбежала прочь, растолкав столпившихся у входа ребят.

– Марина! – закричала Вениаминовна, но та её уже не слышала.

– Господи, что же это творится? – директриса опустилась на стул и обхватила голову руками, – Догоните её кто-нибудь, у меня что-то с сердцем нехорошо. Да что же это с ней?

– Любовь у них была с Игорем Андреевичем, – отчётливо и громко, отведя глаза, вдруг произнесла Дина.

– Как… любовь? – Ирина Вениаминовна утёрла лицо платком, выуженным из кармашка платья, – Подайте воды кто-нибудь, ей-Богу плохо…

– Вот такая любовь, – взяла слово Геля, посматривая из-под насупленных бровей на директора, – Какая у взрослых бывает.

– Евгеньевна, – пробормотала та, ткнув в бок стоявшую рядом женщину, – Уведи-ка детей.

Та кивнула и, растопырив руки, словно мать-наседка, собирающая цыплят под своё крыло, затараторила:

– Идём-идём во двор, будем играть в волейбол! Миша, сбегай за мячом. Быстро! Выходим!

– А как это – взрослая любовь? – задумчиво теребя косичку, спросила Наташа воспитательницу.

– Много будешь знать – скоро состаришься, вечером поговорим, а пока – все на выход, – махнула рукой в направлении двери Лариса Евгеньевна.

– Вот всегда так, – пробурчала Наташа.

Маринка не вернулась ни к обеду, ни к вечеру, ни к ночи… Поиски на этот раз не дали никакого успеха и после того, как стемнело, Ирина Вениаминовна, поняла, что пора сообщать в полицию. Прочесали берег и близлежащий участок леса – никаких следов. Марина как в воду канула. Приезжали водолазы и обследовали дно реки на сотни метров по течению – ничего. Запрошенные по области сводки также не дали ровным счётом ничего.