Прошёл месяц. Наступил июль. Никаких вестей о местонахождении девушки по-прежнему не поступало. Вениаминовна высохла в щепу, то и дело отлучаясь на допросы и суды, в детский дом одна за другой наведывались комиссии с целью выявления жестокого обращения с детьми или буллинга, но и они ничего не дали. В детском коллективе отношения складывались наилучшим образом, да и со стороны персонала никаких нарушений в сторону детей не нашлось. Потихоньку, уже к середине августа страсти стали утихать, хотя поиски всё ещё продолжались. Зато среди детей внезапно появилась новая боязнь – с наступлением темноты, после отбоя, они наотрез отказывались выходить из комнаты по одиночке – по нужде или ещё какой надобности. А также просили наглухо зашторивать занавески на окнах. Воспитатели долго пытались разобраться в новоявленной причуде, но все ребята молчали, как партизаны. Покуда однажды маленький Ванюшка не рассказал Ольге Михайловне про Маринку, по ночам подглядывающую в окна и зазывающую ребят за собой.

– Она вот так вот скребёт ногтями, а они у неё дли-и-инные и просит открыть ей окно. А глаза у неё жёлтые, и светятся, как у кошки. А ещё язык вот такой, – он развёл руками, – Как у змеи. Она им стекло облизывает и говорит, что нас всех сожрёт. Мы боимся.

– Что за ерунда, Ваня, ну какие ещё когти, какие языки? Марина ведь ваша подружка была и она пропала. Зачем вы выдумываете такие глупости? Она обязательно найдётся.

– Не найдётся, – Ванятка помотал отрицательно кудрявой головкой и уверенно заявил, – Она в лесу теперь живёт. Она стала чудовищем. Её лес забрал.

– Кто тебе сказал такую глупость, Вань? – воспитательница посадила шестилетнего малыша на свои колени, пригладила вихры, – Это взрослые ребята придумали? Они вас пугают этими историями?

– Нет, Олмихална, – мальчик смотрел на неё строго и без тени лукавства, – Это никто не придумал. Я тоже её видел. Сам. В окне. Когда ночью проснулся. Шторка вот так была приоткрыта…

Он показал ладошками.

– И я увидел, это она была, точно-точно. Она прямо на меня смотрела своими глазищами и даже в темноте меня разглядела. Я под одеяло залез, а она стала звать оттуда, с улицы: «Ванечка, открой мне окно! Помнишь, как мы с тобой весело играли? Давай ещё поиграем». Но я не открыл. Она ещё поскреблась-поскреблась и ушла.

Ольга Михайловна чувствовала, как все волоски на её теле поднимаются дыбом от ужаса. Умом она понимала, что это фантазии ребят, но отчего-то в животе шевелился мерзкий комок страха, до тошноты.

– Хорошо, пойдём, я провожу тебя в кроватку, а сама ночью буду охранять все окна, чтобы Марина не пришла.

– А вы хорошо будете охранять? – с волнением спросил мальчик.

– Очень хорошо, не переживай. Спи спокойно.

После того, как в комнатах наступила тишина и стихли звуки шагов и голосов, Ольга Михайловна устало вышла в фойе, прошлась по коридору, проверила входную дверь. Заперта. Она направилась на кухню, выпила чашку чая, не зажигая света. Задумалась. Не заметила, как просидела почти час. Время перевалило за полночь.

– Надо обход сделать, – женщина поднялась из-за стола и направилась к двери.

Показалось, что в ближнее окно стукнули легонько. Она вздрогнула, укорив себя, ну ладно ребятня выдумывают страшилки, она-то, взрослая женщина, на что повелась? На фантазии шестилетнего несмышлёныша? Блажь какая… Снова стукнули. На этот раз сильнее, настойчивее. Длинная тень упала из окна на пол, протянулась до самых её ног. Ольга Михайловна зачем-то перекрестилась. Медленно повернула голову в ту сторону и закричала, увидев того, кто находился с той стороны. Это была Маринка. Только изменившаяся – яркие огоньки глаз рыскали взглядом по кухне, рот, растянутый в улыбке, обнажал ряд острых зубов, между которыми то показывался, то вновь исчезал тонкий, извивающийся язык. Волосы огромным всклокоченным колтуном венчали голову, словно нелепая корона. Прислонив к стеклу ладони, Маринка вглядывалась внутрь, и наконец, взгляд её остановился на Ольге Михайловне, и она улыбнулась ещё шире. Так широко, как не могут улыбаться люди… Девушка была абсолютно голой, и кожа её казалась изрисованной маркером – множество чёрных линий хаотично разбегались по бледному телу, подобно венам. Она вдруг перестала улыбаться и, оскалившись, заколотила в стекло кулачками, пока не раздался хруст и Ольга Михайловна лишилась от нахлынувшего на неё ужаса чувств.

Когда нянечка, прибежавшая на крик, растолкала Ольгу Михайловну, лежавшую на полу, та, придя в себя, первым делом, прикрыла ладонью глаза и уже после, сквозь пальцы, посмела взглянуть в сторону окна. Там было пусто. Маринка ушла.

– А может и не было никого? Наслушалась россказней ребятни, старая дура, да и нервы сказались, сколько уже ищем девчонку, и никакого ответа, вот и померещилось чёрт-те что, – вздохнула Ольга Михайловна и, убедив себя в этой мысли, ответила няне, – Ой, Татьяна Петровна, простите меня, напугала вас своими воплями, да и ребятню, поди, разбудила, я тут запнулась и упала. Вот ведь неуклюжая! Всё в порядке!

Едва рассвело Ольга Михайловна вышла во двор, чтобы проверить кое-что. Подойдя к тому окну, в которое ночью стучалась «Маринка», она сразу поняла, что это был не сон и не видение – по деревянному наличнику, чуть расходясь в стороны, шли несколько свежих, светлых полос. По пять с каждой стороны. Таких, словно их прочертили гвоздями или… когтями.

Дина с Гелей переживали о пропаже Маринки больше всех. Хотя в последние пару месяцев отношения между ними и нельзя было назвать тёплыми, но этот короткий промежуток времени никак не мог перечеркнуть стольких лет, проведённых вместе, за которые они стали родными.

– Как ты думаешь, она жива? – с этого вопроса всегда одинаково начинался их очередной диалог. А дальше уже шли варианты, каждый раз обрастая всё новыми возможными развитиями пропажи. Иногда девчонкам приходили в голову вовсе уж безумные мысли.

– А что, если Игорь Андреевич на самом деле не умер? И нашли только его машину? А они с Маринкой сбежали куда-то?

– Дура что ли? Игоря похоронили, или ты думаешь, что родные родители не узнали бы родного сына? Да и кто другой мог быть за рулём его машины?

– А что, если эта байка про Марину правда, и она ушла в лес и стала упырём или ведьмой? – сами девчонки ни разу не видели «Маринку», приходящую по ночам из чащи, но были, конечно же, в курсе сплетен.

– Долго бы она там всё равно не протянула… Что она там есть будет? Разве что, пока лето ещё можно какими-нибудь корешками и ягодами питаться. Но… Зачем? Если она и правда в лесу, то осенью точно вернётся.

Дина поглаживала свои чудесные волосы, уже отросшие ниже лопаток. Росли они несказанно быстро, и девушка уже мечтала о том, как к Новому году её шевелюра станет длиной до самой поясницы. Вот это будет сказочно! Геля же наслаждалась своей чёткой, словно бы профессионально поставленной, речью и дикцией. Они часто с ужасом вспоминали былое и дрожали от одной только мысли о том, что всё это может внезапно исчезнуть в один «не прекрасный» день. На душе царила тревога, каникулы не радовали, девушки старались всё время держаться вместе, смутное беспокойство и предчувствие чего-то фатального не покидало их.

В тот день они решили прогуляться на своё любимое место посиделок. Берег реки был пуст. Ни рыбаков, ни женщин, желающих постирать половики. Да, здесь, в селе ещё стирали таким дедовским способом, то ли отдавая дань традициям, то ли по той банальной причине, что половики и дорожки не влезали в стиральные машинки. Но сегодня у реки было пусто. Даже вездесущие сельские мальчишки играли сегодня где-то в другом месте. Надо сказать, и погода не способствовала прогулкам – хмурое небо заволокло низкими тучами, то и дело начинал накрапывать дождь, протяжно вскрикивали птицы, рассевшиеся по деревьям в ожидании ненастья, спрятавшись под густыми кронами, уже начинавшими желтеть, ибо шёл август и приближалась осень. Девчонки спустились с глинистого пригорка, покрытого редкими пучками травы. Река сегодня беспокоилась, волновалась, волны накатывали на берег и, тоскливо шурша, убегали прочь, размывая песок и оставляя на нём длинные, скользкие нити водорослей, мелкие веточки и ракушки. Подруги присели на корягу, служившую им лавочкой. По привычке прижались друг к дружке плотнее, оставив место с краю – для Маринки. Замолчали, глядя на волны. Разговор не клеился. Дина подняла с земли ветку, принялась чертить ею на песке, Геля безучастно наблюдала за действиями подруги, подперев кулаком подбородок.