Дорога, освещённая фарами, была почти пустынна, редкие автомобили таких же, как она ночных путешественников, проносились мимо. Популярная певица напевала из магнитолы что-то о морском бризе и загорелых мачо. Кира сосредоточенно смотрела вперёд. Навигатор дремал. Он не нужен был ей. Кира отчётливо «видела» куда ей следует ехать, где нужно свернуть, какой населённый пункт проехать. Изредка она бросала взгляд на пассажирское сиденье, на котором лежал расправленный холст. И всякий раз, когда Кира смотрела на него, в её сознании яркой подсвеченной нитью возникал маршрут, который вёл её за собой. Мелькали в отдалении тусклые огоньки деревень. Отражалось в ночных облаках марево больших городов. Пролетали за окном поля и перелески. Кира провела в дороге всю ночь, однако усталости не ощущала. Она любила дорогу, к тому же сейчас ею двигали принцип и упрямость. Горячая обида на мать только подстёгивала ситуацию. После долгих размышлений Кира пришла к выводу, что мать не ладила со свёкрами, потому и отгородила их от дочери. Поначалу, видимо, отношения были ещё более или менее сносными, а затем мать принялась гнуть свою линию и ограничила их общение до минимума. Сколько Кира себя помнила, характер у матери был тяжёлым, в суждениях она была категорична до нелепого – как про таких говорят «есть два мнения, одно – их, а второе неправильное». С отцом они часто ссорились, тот уходил в гараж и подолгу возился там со старенькими жигулями. А мать переключалась на дочь. Кира ненавидела её постоянные нравоучения. Она и так старалась во всём – быть примерной дочерью, ученицей, хозяюшкой. Но матери вечно было мало. То пыль не так протёрла, то форму небрежно носишь, то в магазин за хлебом чересчур долго ходила. Постоянные, бесконечные одёргивания, замечания, претензии. И всё это под видом добродетели – «я ведь как лучше для тебя хочу».

– Бр-р-р, – Кира передёрнулась, вновь ощутив себя ничтожной, маленькой девочкой перед грозной, вечно недовольной матерью. Даже сейчас, когда Кира стала взрослой и довольно многого добилась к своим двадцати шести, у матери всегда находился повод к тому, чтобы поучать неразумную дочь. А может быть, именно благодаря матери Кира и добилась всего – лишь бы поскорее уйти из-под её постоянного контроля и надзора.

На востоке небо озарилось первыми рассветными лучами. По обочинам дороги теперь всё больше мелькали бесконечные луга и тянулся стеной лес. Последнюю деревню она проехала минут сорок назад и с той поры магнитола заглохла, хотя мобильник ещё вполне сносно ловил сеть, показывая уверенные 3G. Кира сосредоточенно смотрела вперёд, боясь пропустить поворот. А он должен был быть весьма скоро. Учитывая то, что в последний раз Кира была здесь двадцать лет назад, всё могло измениться. Сейчас она полностью положилась на тот внутренний голос, что вёл её по этому пути. Хотя это было абсолютно лишено рациональности и логики. Но Кира старалась не думать об этом. Наконец, мелькнул среди густой зелени крон просвет и Кира затормозила. Вот он. С трассы направо сворачивала едва заметная грунтовка, которой похоже пользовались крайне редко, стоящие почти вплотную осины, берёзы и ели образовали подобие арки, тесно сплетясь ветвями, отчего дорога выглядела мрачной и сырой, утопая в полутьме. Куда она вела? Это Кира и собиралась сейчас проверить.

– Лишь бы не сесть где-нибудь, – прикусила губу Кира, оглядывая заросшие травой две узкие колеи, по которым, казалось, в последний раз ездили ещё на телеге в конце прошлого века, – Что ж, попробуем. И она повернула руль.

Колёса мягко скользнули по травяному ковру, упругие сочные стебли зашуршали по дверцам. Кира ехала осторожно, стараясь не пропустить яму или ещё какое-нибудь неожиданное препятствие. Грохнувший бас неожиданно заработавшей магнитолы заставил Киру подпрыгнуть так, что она ударилась головой.

– И воды сомкнутся над телом твоим, ракушками станут глаза-а-а-а, – надрывалось сопрано, шла по всей видимости какая-то опера на неизвестном Кире радио.

– Но я вернусь к тебе, любимая моя, – вторил ей мужской бас. И два голоса сливались в едином порыве:

– Любо-о-овь, любо-о-овь – она одна лишь вечна!

Кира лишь на секунду отвлеклась от дороги, чтобы убавить звук, режущий слух, как что-то большое и тёмное промелькнуло перед самым лобовым стеклом и исчезло, метнувшись с одной обочины на другую. Кира взвизгнула и резко дала по тормозам. Отдышавшись, она огляделась – никого. Померещилось? Или может быть это какая-то лесная птица или ветви стукнули по машине? Вон тут какие дебри, просто дремучий лес. Тут, небось, и Баба Яга водится. Кира усмехнулась, успокоившись и вышла из машины. Влажный, мшистый воздух тут же приятно защекотал ноздри, пахло грибами, сыростью, терпкими кореньями и почему-то яблоками.

– Вот это да, – Кира остановилась, едва сделав шаг.

Впереди, буквально в метре от машины лежало, едва заметное в высокой траве, поваленное дерево. Не остановись Кира сейчас, въехала бы точнёхонько в корягу.

– И что теперь делать? – Кира попыталась обойти ствол, но справа всю обочину занимал вывороченный из земли корень, угрожающе растопыривший пальцы-отростки. Далее уже шёл плотный ряд рябин и осин. С противоположной стороны давно засохшая крона гиганта тесно переплелась с зарослями крушины, так, что объехать не было никакой возможности.

– Сорочьи ягоды, – само всплыло в голове, едва только Кира прикоснулась пальцами к чёрным горошинам, покрывающим ближайший куст. Откуда она могла знать название, она понятия не имела. Биологию она всегда понимала плохо, но умудрялась вытягивать предмет на пятёрку, просто-напросто зубря. Сейчас же она смотрела кругом, с удивлением осознавая, что она знает вон то и вот это растение. Это была уже не просто «трава», а целый мир с его обычаями, традициями и порядками.

– Лучистые и лютые травы, – беззвучно прошептала Кира. Так называла их бабушка. Откуда она это знает? Кира пожала плечом.

– Волчье лыко, – Кира коснулась ярко-красных огненных бусин, горящих среди узких разлапистых листьев.

– Сон-травы возьми. Да настой на воде в лунную ночь из колодца взятой. После оставляй бутыль под звёздным небом семь ночей, а днём прячь в тёмное место. На восьмой день готово будет снадобье, – забормотала Кира, присев перед пушистым бутоном, внутри которого, как в ладонях покоился тёмно-фиолетовый цветок. Голова закружилась. Киру повело и она едва успела ухватиться за ближайшую рябину, чтобы не упасть. Через пару минут всё прошло. Кира вернулась к машине и решительно забрав с сиденья холст, проверила связь и поставила машину на сигнализацию, хотя вряд ли в этих местах кто-то мог покуситься на её имущество. Обернувшись напоследок, она перелезла через поваленную корягу и уверенно зашагала вперёд. Жильё должно быть уже где-то совсем близко.

Солнце взошло окончательно, лучи его пробивались сквозь кроны деревьев и падали на дорогу весёлыми яркими лучами. Хотя дорогой ту тропку, по которой шла Кира, можно было назвать с большой натяжкой – так, стёжка, да и та поросшая густой травой. К тому же ещё и деревья переплелись между собой так плотно и тесно, что солнечный свет проникал сюда лишь рассеянными снопами – тут и там пронизывали воздух солнечные нити, словно сверху опрокинули над чащей гигантский дуршлаг, через отверстия в котором лился рассеянный свет. Кира шагала по тропке весело, совсем скоро она воочию увидит изображённый на картине пейзаж.

– А дальше? – вдруг спросил внутренний голос, – Ну, допустим, найдёшь ты избушку, а что потом?

– Не знаю, – отмахивалась Кира, – Там видно будет. Мне надо туда и точка.

Заметив чуть поодаль земляничник, девушка подошла ближе, рубиновые капли ягод так и сверкали, манили её из изумрудной травы. Присев на корточки, она набрала пригоршню ягод, положила первую на язык. М-м-м, до чего ароматная, свежая! В городе таких ягод не поешь. Ещё больше взбодрившись, она зашагала дальше. Постепенно чаща стала светлеть, редеть, а вскоре впереди засверкало что-то на солнце.