– Интересно, она когда-нибудь помрёт или она вообще бессмертная? – неожиданно сказала Геля, и все прыснули со смеху.

Девочки сидели на излюбленном своём месте на берегу реки, куда они сбегали в свободные часы. Здесь было тихо и безлюдно. Ограждённая от мира плотным ивняком площадка, с другой стороны выходила на широкую ленту реки, по которой проплывали неторопливые баржи, везущие свой груз издалека. Подружки любили гадать, какая баржа откуда следует и куда. Правды, конечно, они всё равно не смогли бы узнать, но сам процесс был занимателен. Ещё они обсуждали свои планы на будущее, мечтали, порой и плакали, утешая друг дружку. Все трое жили в местном детдоме села Илюшино, деля одну комнату на троих с раннего детства, попав сюда сразу из дома малютки. Отец Ангелины, невысокой, миниатюрной мышки с огромными в пол лица глазищами и курносым носом в крапинку, застрелил на её глазах из охотничьего ружья маму, когда малышке было всего два годика. После этого девочка надолго замолчала. А когда начала вопреки всем прогнозам разговаривать, то оказалось, что она стала сильно заикаться. Дина жила с матерью-алкоголичкой в комнате коммуналки. Кто из многочисленных материных ухажёров приходился ей отцом, мать и сама, небось, не знала. Когда Дине было полтора года, её изъяли органы опеки, определив в дом малютки. Через полгода мать угорела, задохнувшись в дыму, уснула с непотушенной сигаретой. Соседи успели вызвать пожарную службу, прежде чем огонь перекинулся в общий коридор. У Дины была особенность. У неё совершенно не росли волосы. Вообще. Как ни странно, брови и ресницы у девушки имелись, а вот голову венчал лишь лёгкий, похожий на пушок птенца, одуванчик. Дина очень комплексовала по этому поводу, хотя и не показывала виду. Её самой заветной мечтой были длинные волосы, чтобы чёрные, как смоль, такие же, как у принцессы Жасмин из её любимого мультсериала про Алладина. Очки её не особо заботили. Она знала, что когда вырастет и сможет сама зарабатывать себе на жизнь, то сразу же сменит их на линзы, а возможно и вообще сделает операцию. Но вот как получить желанную шевелюру, она не знала. Врачи разводили руками, не давая никаких прогнозов. Маринка, самая красивая из подруг – белокурая, как ангел и стройная, как лесная нимфа – осталась сиротой после смерти родителей, увлекающихся альпинизмом и сорвавшимися с кручи во время очередного своего похода. Бабушка недолго успела понянчить внучку, сердце не выдержало такого горя, и она ушла вслед за дочерью и зятем. А больше у Маринки никого не было. Так и она оказалась в доме малютки, а позднее в детском доме села Илюшино, раньше вполне себе процветающим и даже считающимся чем-то навроде дома санаторного типа для сирот с ослабленным здоровьем и проблемами в развитии.

С первых же лет пребывания девочки крепко сдружились, дав друг другу обет всегда быть рядом и никогда не разлучаться. Они делились секретами, открывая душу нараспашку, и никого не было у них роднее друг друга. Сколько раз боевая Маринка дралась с местными, с которыми они учились в одной школе, защищая Ангелину и Дину. Сколько раз хрупкая Ангелина выступала на защиту Маринки перед воспитателями за её проделки и шалости. Сколько раз утончённая и миловидная Дина читала подругам свои рассказы и стихи, доверяя самое сокровенное, и подруги то плакали в темноте ночи, то смеялись над острым словом будущей писательницы. «Три мушкетёра» – так называла их в шутку директор детского дома, Ирина Вениаминовна, по прозвищу Витаминовна.

Подходил к концу август и в воздухе уже пахло жжёной ботвой с огородов, пожухлой травою, яблоками, влажной землёй, грибами и тем неповторимым ароматом близкой осени, от которого почему-то всегда щемит сердце и наворачиваются на глаза слёзы. Девочки замолчали, глядя на воду, думая каждая о своём.

– Смотрите! – вдруг воскликнула Маринка, – Что-то к берегу волнами прибило.

– Бутылка обычная вроде, – протянула Дина, сощурившись.

– Идём, глянем, – Геля поднялась и направилась к кромке воды.

– Хм, точно бутылка, стекло совсем тёмное, ничего не видно, а внутри что-то есть! Слышите? – она потрясла перед лицами подруг бутылью изумрудно-зелёного цвета с толстыми стенками, сплошь покрытую какими-то царапинами.

Девочки переглянулись.

– Ну, прямо, как в фильмах про пиратов, – выдохнула Дина.

– Надо открыть её, – решительно заявила Маринка и, подняв с песка осколок ракушки, принялась ковырять плотно сидевшую в горлышке бутыли пробку.

Несмотря на все усилия Маринки, пробка не продвинулась ни на миллиметр. Зато девчонка уже успела разрезать себе палец острым краем ракушки и, бросив её на песок, побежала мыть ладошки в речной воде.

– Вот, держи, прижми поплотнее к ранке, кровь быстрее остановится, – Геля протянула Маринке, когда та вернулась к подругам, какой-то пожухлый лист.

– Что это? – Обычная крапива, – вон там, в кустах сорвала, она хорошо кровь останавливает. В ней содержатся флавоноиды и витамин К, – ответила Геля.

– Ага. Знаем мы твои флавоноиды, – усмехнулась Дина, – Нашептала, небось, опять своих заклинаний на траву.

Марина и Дина уже давно знали, что Геля обладает какими-то способностями, сложно было сказать точно, что именно это было, но, ещё будучи детьми, они заметили, что Геля может успокоить боль, заговорить кровь, бегущую из ссадин или глубоких царапин, коих они получали немало, лазая по прилегающему к детдому саду и окружающим его заборам, утихомирить злую собаку или самого строгого воспитателя. Геле стоило только ласково погладить синяк, жалостливо пошептать что-то над больным местом, как боль тут же затихала и уходила прочь, или же просто пристально посмотреть в глаза тому, от кого исходила агрессия и человек замолкал.

– Чего ты там бормочешь? – спрашивали Дина с Мариной подружку поначалу, дивясь её странностям.

Но Геля лишь пожимала плечами в ответ и смотрела своими огромными наивными глазищами в крапинку на девчат.

– Сама не знаю, слова каждый раз разные на ум приходят. Они словно рождаются где-то в глубине меня, вот здесь, – она показывала на солнечное сплетение, – А потом выталкиваются наружу, и губы сами шепчут. Спроси меня позже – я уже и не повторю их.

– Ведьма, – заключили со временем Дина с Мариной.

– Ой, девочки, не рассказывайте никому про это, умоляю, меня и так дразнят с этим заиканием!

– Да не расскажем, конечно. Ты, главное, сама не спались. Слушай, а может у тебя в роду были ведьмы, а? – не унимались девчонки.

– Да откуда мне знать? Я ничего толком про маму и не знаю. Помню только её глаза… Добрые… И такие же как у меня, в крапинку.

На ресницах Гели начинали дрожать слёзы.

– Эй, ну ты чего? Не реви, – подруги обнимали Гелю с обеих сторон.

– А, знаешь, – сказала однажды Маринка, – Я тут книжку читала, фэнтези, конечно, но всё же… Так вот, там говорилось, что ведьмин дар передаётся не только по наследству. Бывает, что он возникает у человека, который перенёс страшное горе, сильную травму, клиническую смерть, что-то такое, что перевернуло его жизнь в корне. Ну, как у тебя… Прости… Я не хотела напоминать тебе о маме.

– Ничего. Я понимаю. Может и так, девочки, я не знаю, – отвечала Геля, вздыхая.

Шло время и подруги уже настолько привыкли к этой особенности Гели, что и не воспринимали её как нечто постороннее. Это было частью самой Гели, такой же нормальной и естественной, как цвет волос или форма губ.

Маринка взяла лист крапивы, большой и пожухлый, и обмотала палец:

– И где только нашла её? Ведь август уже на исходе.

– Да вот здрасьте. Она до самого октября ещё будет расти. Чего ей сделается? – развела руками Геля.

– Ай, колется!

– Ничего, зато кровь остановится и грязь всякая обезвредится.

– Ладно, девочки, – Марина снова деловито глянула на бутыль, так и лежавшую у их ног на песке возле большого камня, – Давайте думать, как её открыть.

– Разбить о камень, да и всех дел, – пожала плечами Дина.