Сегодня в кабинете Киры не работал кондиционер. Она вызвала завхоза, тот пришёл посмотрел, пробурчал что-то про заявку и «не раньше, чем в четверг», на что Кира возмутилась.

– На улице сорок градусов жары. Солнечная сторона. Вы хотите, чтобы я тут сварилась?

Пообещав ускорить процесс, завхоз ушёл, а Кира, вздохнув и с тоской посмотрев на поднимающееся в зенит солнце за окном, принялась за работу. К обеду стало совсем невмоготу, несмотря на опущенные жалюзи и приоткрытые дверь и окно. Сквозняк был совсем слабый, практически не ощущался, и Кира вся взмокла. Блузка прилипла к спине, ноги отекли от жары и туфли-лодочки стали натирать стопы. Голова сделалась тяжёлой и гудела. Хотелось одного – бухнуться с разбегу в прохладный бассейн. Отчего-то на ум пришла речка с картины, висевшей теперь у неё дома в изножье кровати. Та речка точно прохладная и очень чистая. Кира это знала наверняка… Но откуда? Она прикрыла глаза. Представила уже выученный до подробностей пейзаж. И вдруг явственно ощутила дуновение жаркого полуденного ветерка. Над головой с громким жужжанием проносились жуки, бесшумно и легко порхали яркие бабочки и острые веретёнца стрекоз со слюдяными крылышками. Всё кругом буйно цвело и радовалось жизни. Сладкий сиреневый клевер зазывал к себе пчёлок-тружениц в полосатых передничках. Ярко-жёлтые купальницы покачивались на ветру, мелькая будто огоньки, что внезапно ожили и принялись играть на поляне в догонялки. Голубые стрелки цикория тянулись пиками в такое же голубое небо, думая, наверное, что их отчизна там, среди белых барашков облаков, а не тут, на земле. Сладко пахло земляникой, пунцовые ягодки тут и там выглядывали из травы, и тут же вновь прятались, дразнясь и хихикая: «Не найдёшь». Щебетали наперебой птахи. Солнышки ромашек, свечки люпинов, зверобой и душица, мята и мышиный горошек – целая живая энциклопедия раскинулась перед очами маленькой девочки. Кира лежала в траве и наблюдала, как пухлый полосатый шмель безуспешно пытается протиснуть свою мохнатую попку в колокольчик. Но у него получалось пролезть только «по пояс», и он смешно барахтался, перебирая лапками, растопырив их, и, упершись в лепестки цветка, всё старался оттолкнуться и достигнуть-таки своей цели. Кира в голос расхохоталась над милым неуклюжим толстяком и тут же услышала:

– Руся, а ну иди сюда, не дозваться тебя!

Девочка подскочила и радостно отозвалась:

– Я тут, бабуся! Вот же она я!

И понеслась к дому. Бабушка стояла на крылечке, держа в руках кружку с квасом.

– Держи вот, попей. Жара-то нынче какая. А потом дед тебя на лодочке покатает, хочешь?

– А то! – Кира чуть не поперхнулась от радости квасом, тот был острым, пряным, обжигающе-холодным.

Мама точно не позволила бы пить такое ледяное питьё в жару, но у бабули всё было иначе. Здесь Кире дозволялось многое. Да что там! Её здесь даже звали иначе – не Кира, а Руся. Кирочка, Кируся – Руся. У бабы с дедом было приволье. Лес, речка, поляны, пёс Антипка, кошка Нюрка, коза Глаша, а ещё курочки и голосистый петушок. Кира жила здесь с ранней весны и до поздней осени. Только на зиму родители забирали её в город, и тогда Кира долго плакала, сидя у окна и глядя в покрытое морозными узорами окно, на бездушный мёртвый город с каменными домами.

– Нет в нём души, – говорила бабушка.

И Руся была с ней согласна. Вот тут, в избе бабы с дедом – вот она настоящая жизнь! Здесь каждая травинка живая, здесь всё с тобою говорит, даже не имея языка. Бабушка учит Русю, что всё кругом умеет разговаривать, надо только уметь слышать. А по ночам, перед сном, бабушка рассказывает ей сказки, не такие, как мама – по книжкам, а свои, особенные, каких ни в одной книге нет. Про озорных Лесавок, внучек дедушки Лешего, которые любят качаться на ветвях; про печальных бледных Мавок, что в лунные ночи после Троицы водят хороводы на берегу; про расторопного, деловитого Овинника; про Домового, что хлопочет о порядке в избе; про несчастных Игошек, скитающихся по топям да чащобам огоньками-блудничками и баловных, шкодливых Шуликунов, что появляются на Святки. Бабушка, седовласая, сухощавая, как тростинка, с узловатыми пальцами, морщинками на лице, но при этом абсолютно молодыми, ярко-голубыми девчачьими глазами, стоит на крыльце, поправляя платок, усмехается, глядя на внучку.

– Что, напилась? Ну, беги к деду, он в сарае. Скажи, мол, бабуся велела тебя на тот бережок свозить.

– Ура! – и Руся неслась по протоптанной от крыльца тропке в сарай, откуда слышалось «бзык-бзык», это дедушка работает рубанком, стругает доски, нужно переделать полы в бане. Свежо и ароматно пахнет стружкой. Кира хватает её с пола пригоршней и подбрасывает вверх: «Салю-ю-ют!».

– Ишь, анчутка! – ворчит беззлобно дед и отставляет в сторону рубанок.

– Деда…

– Да уж слышал, слышал ваш с бабкой уговор. Ну что, поплыли?

– Поплыли!

И вот уже они скользят по прозрачной водной глади и Руся, склонившись, черпает ладошкой тёплую влагу, а вода такая чистая, что видно даже камушки на дне. Но вот они отплывают от берега, и вода становится темнее, уже не различить дна. Руся недоумённо смотрит, пытаясь разглядеть водоросли и ракушки, но видит только колышущиеся волны.

– Глубоко тут, – констатирует дед, – Речка у нас такая, интересная. Вроде и не шибко широка, и у берега обманчива – воды по пояс. А потом сразу – хоп – и резкий обрыв. А уж какая тут глубина, пёс его знает. Я как-то пытался нырять, не смог дна найти. Батогом пытался достать – да где там! Словно бездонная она вовсе.

Они пристают к другому бережку. Отсюда хорошо видно их избу на противоположном берегу и Кира машет рукой бабушке, хотя той не видать, занята, наверное, как всегда. Они с дедом собирают ягоды, купаются, гуляют по лесу, а после, устав, возвращаются назад. Солнце уже умерило свой пыл и уселось на пики елей, вот-вот скатится за лес и исчезнет до завтра. Вон уже и луна, бледная и квёлая пока, появилась над печной трубой. Кира устало зевает, сонно улыбаясь и прижимая к груди букетик полевых цветов, которые она собрала для бабушки.

– Э, да ты совсем её сморил дед, глянь-ко, она вовсе сомлела, – всплёскивает руками бабушка, встречающая их у дома, – А мне её ещё в баню вести.

– Да она искупалась ужо.

– «Ужо»! Забыл, что мне её отваром надо ополоснуть, да веничком лечебным попарить? То-то же. Ступай, воды готовь два ушата, а мы мигом…

– Дамочка! Нехорошо на работе спать! Вовсе сомлела, ты глянь на неё! – послышалось над самым ухом и Кира подскочила, тут же больно ударившись коленом о стол.

– Ай, – она схватилась за ногу, теперь точно синяк будет.

Двое мужчин в спецодежде стояли перед ней посмеиваясь.

– Вы кто? – непонимающе спросила Кира.

– Мы из фирмы «Альпина», заявку оставляли на ремонт кондиционера? – ответил тот, что постарше, с пышными усами, как у кота Базилио.

– Ну, оставляли.

– Вот и принимайте работу раз так, – второй мужчина протянул ей пульт от кондиционера.

Кира смущённо поправила ворот рубашки, взяла пульт. Надо же, уснула на рабочем месте, какой позор. Да ещё именно в тот момент, когда пришли эти сотрудники. И как она могла не услышать их прихода? Сколько они уже тут? Минут пятнадцать, полчаса, час? Кира с ужасом покосилась на настенные часы – без десяти два. Неужто она проспала почти сорок минут? Чуть не застонав вслух от стыда, Кира нажала на кнопку пульта. Зажужжал кондиционер. Кира настроила нужную температуру и поток прохладного воздуха распространился по кабинету.

– Девушка, ну что? Работу принимаем или как? У нас вообще-то ещё куча заявок, – оборвал её мысли голос рабочего.

– Ой, простите, да-да, конечно, принимаю, – торопливо ответила Кира.

– Тогда вот тут и вот тут распишитесь в тетрадочке.

Кира черкнула подпись напротив номера своего кабинета и марки кондиционера, указанного в соседней графе, и рабочие, попрощавшись ушли. Кира выдохнула с облегчением и тут же понеслась к зеркалу. Наверное, выглядит, как марфуша, ещё поди и слюни пускала, пока спала. Ой, как же стыдно, мамочки. А что, если они её сфотографировали спящую и теперь покажут начальству? Вот будет местный мем, позора не оберёшься! А ведь она никогда не позволяла себе никаких проколов на работе. Уснула. Ну надо же! Как ни странно, после сна Кира ощущала себя прекрасно, хотя кондиционер заработал буквально пять минут назад и ещё не успел охладить комнату.