– На крови растут, человечиной питаются, – она попыталась избавиться от этих неведомо откуда взявшихся мыслей и для этого заговорила со стариками, покоившимися здесь, вслух, – Здравствуйте, баба с дедой, вот и я. Руся. Простите, что не приехала раньше. Так вышло. Я всё забыла. Я ведь совсем ребёнком тогда была. А мама… Решила, что мне лучше думать, будто вы умерли ещё до моего рождения. Простите её. Главное, что я здесь. И я многое вспомнила. Благодаря твоей картине, дедушка. Это ведь ты её рисовал, правда?

Лёгкий ветерок налетел невесть откуда, зашелестел высокой травой на одной из могил, той, что была с крестом. Кира подошла ближе. Склонилась. На кресте на двух гвоздях держалась небольшая табличка. Буквы и даты на ней затёрлись от времени и погоды, одно имя осталось читаемым. «Демьян». Так, значит это могилка деда. Но отчего же бабушкина без креста? Может быть повалило ветром или сгнил? Кира обошла холмики кругом. Нет. Ни намёка на то, что здесь когда-либо вообще был крест. «Бабка-то твоя ехидой была. Вот и похоронили её люди здесь, а не на погосте, не место ей на святой земле», – прозвучали в голове слова бывшего егеря.

– Вот ещё, – возмутилась Кира, – Навыдумывали всякой ереси и даже креста человеку не поставили. Ну да ничего, я это исправлю, ты не переживай, бабулечка.

Одно показалось Кире странным – дедова могила вся сплошь поросла цветами да травами в пояс, так, что и креста почти не было видно. А бабушкина оставалась абсолютно «голой», пустая земля, сухая и прибитая дождями, окаменевшая и безжизненная, лишь кое-где острыми пиками торчал из неё, как обломки жёлтых костей мертвеца, сухостой.

– Может это оттого, что бабушкина могила с северной стороны дерева? – Кира почесала в затылке.

Небо на востоке слегка потемнело, серые тучки набежали издалека, почти прозрачные и не предвещающие дождя. Кира оценила их и принялась за работу. Для начала она вычистила могилу деда от травы. На это ушёл целый час. Травы получилось много, целый маленький стожок. Кира отнесла охапки подальше. Подправила покосившийся крест. Смахнула с него паутину и сухие веточки, застрявшие в ней.

– Покрасить бы его, да табличку сменить на новую, – с сожалением подумала она, – Ну да ничего, в другой раз всё закажу и привезу сюда. Будут у вас красивые «домики». А вот тебе, бабуля, сделаем пока временный крест, негоже так-то.

Кира огляделась, и направилась по притоптанной Пантелеем Егорычем траве под сень леса. Вскоре она без особого труда разыскала два довольно крепких, толстых, более менее прямых сука, валявшихся под кронами лип и вязов, и довольно кивнула:

– То, что надо.

Затем спустилась к реке, делавшей тут поворот и уходящей на юго-запад. Пошарив в сумочке и найдя складной нож, Кира отрезала от одной из растущих тут во множестве ив несколько длинных ветвей-плетей. Сложив палки крест-накрест, она, прижав коленом, плотно связала их друг с другом. Получился импровизированный крест. Вот и ладненько. Не абы что, конечно, но лучше, чем ничего. Вернувшись к осине, Кира принялась вколачивать крест в бабушкину могилу. Но земля была, будто гранит, и конец палки никак не хотел втыкаться в неё. Был бы он заточен – другое дело, но под рукой нет ничего, чтобы его обтесать. В сараюшке наверняка есть дедов инструмент и можно отыскать необходимые ей вещи, но возвращаться к дому не хотелось. Того и гляди вернётся Пантелей Егорович и начнёт её торопить, а она не успеет сладить крест. Ничего, что-нибудь сейчас придумает. Она поискала глазами и радостно вскрикнула. На берегу, чуть поодаль от неё, виднелся одинокий камень, как раз такой, который удобно взять в руку. Кира сбегала за ним и, ловко орудуя, вбила-таки крест в землю. С последним ударом она неожиданно промахнулась и опустила камень на свои пальцы. Коротко вскрикнув от боли, Кира застонала и затрясла рукой. Два ногтя стремительно синели.

– Лишь бы не отошли, – слёзы непроизвольно брызнули из глаз девушки, от боли закружилась голова.

– Надо в холодную воду ладонь опустить, – сообразила она и помчалась к реке.

Присев у воды, Кира опустила пальцы в прозрачный поток и, всхлипывая от обиды за собственную неуклюжесть, постаралась успокоиться. Боль понемногу утихла и девушка зашагала к осине. Издалека она полюбовалась на свою работу и осталась довольна.

– Теперь нужно букетики собрать каждому и будет совсем красота, – увлекалась она процессом.

Цветов вокруг росло в изобилии, и на то, чтобы нарвать по букету времени понадобилось совсем немного. Положив цветы к подножию крестов, Кира присела в тени, привалившись к стволу осины. Дедушкина могила оказалась по правую руку от неё, а бабушкина по левую. Кира посмотрела на свои пальцы, они припухли, но кажется ничего серьёзного с ними не произошло – простой ушиб, хотя и довольно сильный. Послеполуденный зной сделался совсем невыносим. Спешившие было к реке с востока тучки сдуло в сторону и на небе не осталось ни облачка. Солнце палило немилосердно. Только сейчас Кира осознала, что ничего не ела со вчерашнего утра. Бутылочка с водой, что была в сумке, тоже уже была пуста. Желудок недовольно заурчал.

– Ладно тебе, – успокоила его Кира, – Скоро поедим где-нибудь в придорожном кафе. А пока вот тебе конфетка.

Она вытащила из кармана леденец и, положив его за щеку, вздохнула. Жара… Веки сами собой стали слипаться от духоты и усталости от проделанной работы, и спустя несколько минут Кира задремала…

– Что ты натворила?! Разве я тебя о том просила?! – со двора неслись отчаянные, душераздирающие крики.

Маленькая Руся уронила ведёрко, в котором она варила кашу-малашу из листьев, речного песка и воды возле бочки в огороде, и осторожно выглянула из-за угла избы. Возле самых ворот стояла незнакомая женщина в красном платке. Руся отчего-то сразу обратила внимание на этот платок, таким он ей показался красивым и ярким. А женщина тем временем кричала и кричала, потрясая кулаками и глаза её были совсем нехорошими – мутными и безумными. Какое-то дикое отчаяние и безысходность затаились на их дне, даже маленькая Руся сумела понять, как больно сейчас этой крикливой тётеньке.

– Убила! Убила! – выкрикивала незнакомка, – Сыночка моего сгубила, ведьма ты проклятая!

Навстречу ей из сарая вышла бабушка. Глянула хмуро и вдруг вскинула руку, затрясла ею мелко-мелко перед лицом женщины и, резко опустив вниз, стряхнула в землю. В тот же миг женщина смолкла, будто ей зажали рот, теперь она лишь монотонно, на одной ноте, мычала, раскачиваясь из стороны в сторону. Опустившись на колени, она мотала головой, как сумасшедшая, и слёзы ручьём текли по её щекам.

– Чего голосишь? – зло зашептала баба Куля, склонившись над гостьей, – Устроила тут представление. Что просила, то и сделала. Просила сына от страха перед собакой избавить, я и сняла испуг.

– Так сняла, что он сам к бешеному псу в лапы полез? – еле выдохнула женщина.

– А где ж ты, мать, была?! Почему за дитём не глядела? Я своё дело сделала. Заикание сняла. Страх остудила. А дальше уж твой недогляд. Себя и вини, бабонька.

– Он после твоего заговора вовсе их бояться перестал, – заламывая руки простонала та, – А тут у соседа собака взбеленилась. На наш двор забежала. А Митрушка к ней и пошёл сам. То ли поиграть захотел, то ли ещё что. В клочья… она его… в клочья разорвала, а-а-а-а…

Руся вжалась в угол избы, вцепившись ручонками в стык брёвен, страшная картина так и стояла перед её глазами – окровавленная рубашонка, которую, рыча, таскает по двору туда-сюда большой лохматый пёс.

– Сосед прибежал с ружьём. Да поздно уже, – тоскливо проговорила женщина в красном платке, – Своего пса он пристрелил… Митрушку, то, что осталось от него, на другой день схоронили. Нет у нас больше сыночка. Нет сыночка.

– Мне жаль, только то, что случилось – не моя вина, – бабушка глядела строго, – Сейчас я тебе, Маруся, настойки дам успокоительной, и ступай домой.

– На кой мне настойка твоя, может ты и меня отравить решила, – с тоской прошептала бабёнка, – А хотя что уж теперь, какая разница? Что жить, что помирать – всё одно.