– Зачем он тебе без дара вещания? Для красы?

– Действительно. Оставь себе. К тому ж венец, как ты сказал – обычай царей-мирян, а подражать дикарям недостойно. Пожелай мне успеха!

– Как знать, может, господари Мира неспроста носят короны… – заговорил жрец, но вождь уже спешил по коридору, к ногастой платформе, чтобы нестись в бункер, где ждёт наготове бронеход.

Прерывистый гром сражения дрожью отдавался в глубине земли.

Месяцем раньше

Столичная провинция

Коронный пансион Гестель, школа медиумов и левитантов

– Как это – читать документы? – шёпотом растерянно спросила Лара. – Я и мысли-то редко читаю, от случая к случаю… Если разволнуюсь, тогда могу, но слабо-слабо.

Дары даются порознь. Или вещать и слушать сквозь эфир, или в полузабытьи порхать. Летучий медиум – скорей из сказок, чем из жизни. Но Ларе выпал особенный бонус, она была зрячий медиум. Таких среди вещунов два на тысячу. Этим Бези и воспользовалась.

– Запросто сумеешь, – убеждала Бези, румяная от азарта. Когда занимаешься чем-то запретным, кровь в жилах играет по-особому, а по коже прямо мурашки бегают. Страшно и сладко, словно вот-вот над травой воспаришь как левитесса.

По праву старшинства заводила первой лезла сквозь кусты Пастырского сада. Следом Ларита, подобрав юбку и изворачиваясь, чтобы не порвать о колючки казённое платье пансионерки.

Чтобы перейти ручей у пруда, обе разулись и теперь шли босоногими, от чего сердце Лары билось ещё сильнее. Вдруг мальчишки из мужского корпуса увидят?.. Свист поднимут. Или ботинки с чулками утащат и спрячут. Выкупай потом. Ещё обзовут – «босота».

Со слабым током ветра по саду плыл тонкий аромат лаванды, смешанный со сладким запахом роз. Этот букет жаркого лета вместе с пугливым беспокойством – «Вдруг поймают?» – кружили Ларе голову. Она нервно вздёргивала ноги, чтобы не топтать алые звёздочки гвоздик.

За отцветшими липами проступили белые стены главного, или Аббатского, корпуса. В бывшем монастыре всё звалось по-старому – Мёртвый сад, Святой пруд, кладбище святых сестёр. Боязней всего там, где могилки. Те, кто долго жил в Гестеле, говорили по секрету, сами трясясь от жути – ночью по Мёртвому саду скелеты гуляют и в часовне молятся. А на кладбище сестёр сто лет назад монашку-грешницу зарыли заживо, она до сих пор стонет под плитой.

Но у главного корпуса тихо. Тут одних аббатов хоронили, людей солидных, важных и к блужданиям не склонных. Хотя кто их знает. Всё-таки пастыри, с Божьим Оком на священническом обруче. Будешь в строгости пасти монахов и монашек, сам невольно суров станешь.

Так вот идёшь на цыпочках, тихо айкая, когда наступишь на сучок, а за спиной вдруг сердито: «Кхе-кхе! Это кто здесь разутые бродят?» Обернёшься – остов в истлевшей рясе, челюстью стучит и костяным перстом грозит…

Обернулась. Чуть не навернулась, налетев на корень. Тьфу ты!..

– Тс-с! – шикнула Бези. – Вон графские окна, кабинет его… Помнишь, как шкафы стоят?

– А то.

Могла б и не спрашивать. Память медиума – запись зубилом по железу, с одного погляда и навек.

Как раз железо – тайком взятый у слесарей стальной хомут с пятивершковой трубы отопления, – для входа в эфир мало годилось. Вместо стяжного винта ушки хомута скрепили проволокой, но на голове медиатор не держался. Велик. Хоть набекрень надень – сползёт на шею, обдирая уши.

– Прям как ваш ошейник.

– Замолкни, неумеха, – огрызнулась златокудрая подруга. – Я у принца без ошейника жила и вольная была. Придерживай руками… Левый шкаф от стола, две верхние полки. Личные дела там. Целься точнее, не кидайся в стороны лучом. Ощупывай по страничке…

Треть часа ушла на то, чтобы сузить зрячий луч, прочувствовать сквозь камень шкаф с бумагами. Ещё треть путалась в стопах плотно сложенных листов и мешанине букв.

Ясно теперь, почему важные документы хранят в железных шкафах? Э-кра-ни-ро-ва-ни-е. Полезно читать словари, там уйма умных слов и все чего-то значат.

Но приятней всего – про себя любимую читать!

– Ларита Динц… полных лет – четырнадцать… рост два аршина и десять вершков с половиной… вес сто один фунт… неправда, я похудела на фунтик… Это от учёбы.

– Брось, ищи обо мне, – нетерпеливо теребила Бези.

– …а про вещание вообще ни слова! Батя – ремесленник, кровельный мастер, мама домохозяйка, из прислуги, тут всё честно. Но что «слаба в чистописании», зачем граф так?.. Я выучусь, а в бумагах останется – де, малограмотна…

– Ой, ну залюбовалась ты собой, сил нет!..

Нашлась и картонная папка с бумагами Бези Гиджан.

Вообще-то у рабынь с красной планеты нет фамилий, только имя с кличкой. Фамилию – по названию стана, – дал граф, директор Гестеля, записывая девушку наставницей в штат школы. Опытная вещунья, не ученицей же числиться.

Но граф Бертон занёс в формуляр только то, что касалось гражданского статуса Бези. Вместо родителей прочерк – девица совершенных лет. «Рожден (а) в законе– Да». А кто проверит? «Вероисповедание– Языческое». Верит в свои три бессмертные звезды. «Титул, чин и/или звание – Штабс-ротмистр полевой жандармерии». Принцев подарок за нежность и труд вещателя. Мог бы полковником назначить свою птичку, но поскромничал. «Положено ежемесячного жалования…»

– И всё?.. Видела же, как он при мне обозначил: «Позывной – Безуминка»!

– Этого нет. Есть ведомость – какая мебель выделена, посуда и постельное бельё… Как пить дать, у его сиятельства двойная бух-гал-те-ри-я. Для ревизии одно, а что для медиа-реестра, то в несгораемом ящике. Там-то мы все как есть – кто лунатичка, кто вещунья…

– Зря крались, – проворчала Бези.

– Почему? Я, наконец, узнала, сколько тебе лет!

– Ну, и?.. – подруга прищурилась.

Возраст это всё! Главная женская тайна. И вообще важно для девицы – когда выйти из воли родителей, замуж или в монастырь, когда долговые расписки давать, наняться работать за полную плату… На что только юбки не идут, чтобы покинуть дом, жить самой, сойтись с любимым! Метрические книги в церквах подчищали, покупали лжесвидетелей, перед святым трибуналом врали…

Положим, Безуминке возраст не столь важен. Если была у принца медиумом и любимой, этим, считай, половина законов стирается. Но любопытно ж! Прямо сердце разгорелось.

– По-моему, граф что-то напутал. «Восемнадцать».

– Это по календарю, как родилась – когда приземлился мой шар.

– А я бы чуть больше дала.

– Так и есть. Рабынь доращивают с ускорением, чтобы быстрее могли пат выкармливать… и всё такое.

– Бррр. Как они тебя не высосали?.. Наша-то пата совсем другая, она лапушка.

– Ага. Свинья восьминогая, несытое проглотище. Одно хорошо – ласкова, и то затем, чтобы к кухаркам подлизаться и натрескаться от пуза.

Дальше читать – силы иссякли. Поэтому подруги, старшая и младшая, пошли назад к своим ботинкам. Надо ещё хомут припрятать, а то насидишься в карцере за нелегальное вещание. Бези как наставнице унывать под замком не грозит, а Ларе запросто.

Хотя, по совести сказать, Лара успела бегло полистать умом другие личные дела. Ухватила мало. Чтобы читать по строчкам, суток не хватит, и так выдохнешься – щёки ввалятся, пупок к спине прилипнет. Оказалось, что глядение лучом через эфир изматывает вдесятеро хлеще стирки. Сразу так есть захотелось и пить, аж слюна во рту спеклась.

Свою летучую дочурку граф вписал чин чином – Лисена Тор-Майда. Её служанку Хайту, юную дьяволицу с шарового корабля, обозначил подопечной сиротой. А вот Эрита, принцесса Красной половины, числилась под чужой фамилией как кавалер-девица.

Оно и правильно. Прознай газетчики, что Гестель – школа лунатиков и вещунов, и что в ней прячется от молвы светлейшая ан-эредита Красного престола, ведьма лунного полёта, так у ворот не протолкнёшься. Через забор полезут с фотокамерами. Графу придётся батальон белогвардейцев вызывать, что высочайшую особу оградить от репортёров, а заодно от анархистов-террористов.