— А что, мысли не читаешь?

Менталист хмыкнул.

— Могу прочесть. Но во-первых это не нравится мне, если можно проговорить словами, а во-вторых — это не нравится тебе, о чем ты мне говорила раз двести.

— О, прости, забыла. Как и том что ты в жизни не признаешь, что просто устал.

— Признаю. Я устал. И от сегодняшнего дня, и от своих бесплодных попыток привить этим адептам хотя бы немного инстинкта самосохранения. И это не имеет сейчас значения. Что не так с этой нежитью?

— Как минимум то, что дарум — не нежить.

— Что? Но ты проверяла…

— Да, да, плетением Скировски. Потому что мне нужен был след некровоздействия, Тайде. Дарум — некротварь, но он не нежить. Дарумы — призванные. Из черных миров.

— Что?

О призванных Теор слышал, разумеется. Но вот только считал что кроме Пришедших, и, собственно, людей и нелюдей привычного мира, некогда переселившихся сюда в невозможно глубокой древности из каких-то иных мест, все остальное не больше чем сказки.

— Строго говоря дарумы даже не совсем призванные… Это сложно, Тео. Я удивлена, что этого не знаешь, на самом деле. Некоторые «умельцы», некроманты, и не только, могут десятилетиями вынашивать планы, готовить ритуалы в надежде притащить в этот мир кого-то из идущих по Дороге. Что ты так смотришь? Ты учишь Пришедшую и думаешь, что лишь такие как она способны попасть к нам? Вовсе не нет. Откуда по-твоему вообще взялись демоны?

— Демоны — миф, Сэм.

Изгоняющая фыркнула.

— Миф — потому что их в незапамятные времена выкинули отсюда, вот и все. Но некоторые… скажем так, флуктуации, все же протащить можно. Это сложно, это требует кучу сил — и на деле большинство из таких созданий умирает тут очень быстро. Просто потому что они слишком другие. Даже в смерти… Но на востоке есть, скажем так, любители экспериментов. Чего только Черная Шестерка, на их диалекте вообще с каким-то не произносимым названием, стоит. Почему, думаешь, там все одаренные или в монастырях десятилетиями маринуются для «просветления», или на плаху отправляются? Вот потому что периодически всякое устраивают. Не знаю, Шестерка ли додумалась притаскивать сюда то, что называют дарумами теперь, и придавать им форму, но только теперь те твари, которых они привели, живут здесь. Чаще всего, кстати, через филактерию удерживаются. Но что бы такое существо оказалось в Изборе… Да оно фонит так, что любой некромант почует за версту! Вон твои не слишком одаренные догадались же когда в дом вошли, только решили внимания на свои догадки не обращать. А это дети, считай.

— Думаешь, кто-то его специально там держал?

— Думаю, что в этом надо разобраться. Там должна быть ну очень специфическая защита. На самом доме. И вокруг. Хотя владельцы, возможно, и не знали, кто у них живет, если не стали нормально периметр защищать. Или знали и потому поставили легкие такие чары… Надо смотреть конечно, может быть просто предел насыщения магии превышен был… В общем, в этом надо копаться. Дарум — дрянь, и она должна отправиться в небытие. Ладно, что я тут лекции читаю? Это твоя прерогатива. И пока у тебя есть несколько часов — предлагаю провести их интереснее, чем обсуждая всякую ерунду.

— Сэм…

— Двигайся. Я в курсе что тебе вставать через три часа, но все же намерена эти три часа провести в одной постели. И разденься, что ли. Хотя бы для приличия. Меня в ночи чаще всего если и обнимают, то одни призрачные мужчины. А тут приятное разнообразие.

Менталист тяжело вздохнул.

Когда Саманта не жила в столице — все было намного, намного проще… А сейчас стоило отлучиться для помощи ей на вечер — и вот результат.

Первый учебный день в новом году лично Альбе не подарил вообще ничего хорошего. Была ли тут причина в «откате», обозначенным вчера магистром Теором, или в том, что она проспала вообще все и едва не опоздала на первую пару по физкультуре — значения не имело.

Бегать, прыгать и заниматься прочими «полезными для здоровья» вещами совершенно не хотелось, и Альба плелась в хвосте строя. Раздражало все — и тот факт, что она даже поесть с утра не успела, и то, что запертый в комнате Хамл постоянно выспрашивал разрешения прийти, хотя что ему делать было в строю физкультурников — совершенно непонятно, и то, что в первый учебный день, кажется, если не все, то почти все однокурсники вдруг решили с ней что-то обсудить.

Причем, на вид по крайней мере, — искренне. Ну, почти все. Некоторые просто смотрели как на диковинную утварь.

Ну да, она ни с кем кроме своих и не говорила после финала той истории с Ткачом. Когда в себя пришла — все уже и уехали. Но, кажется, кто-то рассказал, что она сделала, и, может быть, рассказал и как именно.

В прошлый раз когда историк Вар Вранн открыто заявил о том, что Альбе здесь не место, она хотела сбежать от страшной мысли о том, что это может быть правдой. Теперь же Альбе было плевать.

Она ловила на себе взгляды… разные. Но одно чувствовалось — за ней следят. Как за силой, пожалуй. Из опасения, интереса, желания посоревноваться — вон как Мария, с которой она в одной группе забеги на сотню делала, смотрела, когда обогнала на полсекунды… Словно она, Альба, какой-то значимый элемент, на который надо равняться или, наоборот, который надо повергнуть как можно быстрее.

Собой, кажется, остались только Харальд и Далия. Ну и, неожиданно, Ганс. Он довольно сильно изменился за прошедшее время. Альба запомнила его как бойцовского петуха, нападавшего на всех без разбора просто из желания отомстить за потерю позиций семьей, но теперь Ганс опять был спокойным, собранным и куда больше похожим на ответственного старосту, чем в конце прошлого года. Только держался чуть наособицу и бегал вполовину меньше чем все. Но — извинился. Перед ней, перед Свеном, Жаном и Амири. Искренне.

Было бы неправильно говорить, но смерть, кажется, пошла недобоевику на пользу… Жаль что так, как его, вроде как не всех воскресить можно было. Альба уж поверила, что оказалась в мире, где все тихо умирают в своих постелях в много-много лет, но все оказалось не так радужно. Далеко не после всех травм можно было вот так вот «вернуть», да и не все возвращались. Вроде как можно было как-то увеличить шансы на успешность ритуала поддержкой его менталистом, но такое делалось редко — маги разума и маги смерти вместе не работали почти никогда.

Но, как бы то ни было, Альба к Гансу чувствовала чуть большее расположение чем раньше. Он тоже через смерть прошел…

Да теперь и Дитрих к своему вечному сопернику относился с большим уважением. Внешне, по крайней мере, создавалось ощущение большего уважения.

Год назад все они были друг другу чужими. Теперь — оставались чужими, но при том — знакомыми чужими. Лето словно бы приблизило их друг к другу, несмотря на различия во всем. Лето и пережитое на практике…

Словно было судачить и думать больше не о чем.

Альбе казалось, что она буквально слышит обращенные к ней мысли. Вопросы. Как она это сделала? А не опасно ли это? Может ли она напасть и если да — то как? Или кто-то стоит за ее спиной? Или она самозванка? Или…

Или.

Наверное, за прошедшее время Альба просто отвыкла от такого количества людей рядом. Или «откат» и правда был и приносил все эти ощущения.

И если все это царившее вокруг настроение можно было просто перетерпеть, то тот факт, что магистр Фоейт, ничтоже сумняшесе, просто выгнала ее с практической пары — нет.

— Принесите мне официальную бумагу от лекарей, а не ссылайтесь на знакомого вам замдекана, адептка, — преподаватель природной магии явно сегодня была не в духе. — Я тоже могу много чего сказать, и ничто из этого не будет обладать юридической силой. И мне на практике не нужны бездельники с мнимым ментальным истощением. Доступно?

— Вполне, — тяжело вздохнула Альба и, закинув торбу на плечо, покинула кабинет, напоследок окинув взором ряды горшков с побегами, которые сегодня предстояло проращивать.