Вот свой колчан отвязал он, стрелы в колчане лежат,

Лук свой он к месту приладил - едет с охоты назад.

(Шицзин)

Разбитая дицзы никогда не зазвучит, как прежде!

Се Цяньяо осторожно прикоснулась к инструменту, подаренному отцом ко дню совершеннолетия. Белый, словно баранье сало нефрит редко использовался для изготовления флейт. При всей неземной красоте, достойной небожителей, этот материал отличался хрупкостью.

Чувствительные пальцы Цяньяо нащупали почти незаметную трещину на идеальном теле дицзы. Именно поэтому она оставила подарок отца в поместье Се — инструмент больше не звучал, как надо.

Одно досадное падение! Всего одно… И гармонии больше нет.

[дицзы — китайская поперечная флейта]

Что же тогда говорить о браке с Ся Чжунканом? Их совместная жизнь целиком испещрена трещинами. А если собрать всё недоверие, взаимные обвинения и обиды, то можно и вовсе считать, что брак давно разрушен.

Она бросила взгляд на притихшего слугу. Один из её немногочисленных людей в Красной резиденции принёс вести. Очень дурные вести. К гадюке Бу Иньлоу приехал отец.

Вот истинная причина!

Гун Дицю отослал её в поместье Се не столько из-за отцовской заботы о Шучэн, сколько из желания убрать из резиденции лишние глаза и уши.

Се Цяньяо сдержанным жестом отпустила слугу, а когда его шаги стихли за порогом, ударила по лежащей на столе дицзы — её терпение закончилось!

Хрупкий нефрит треснул сразу в нескольких местах, и дорогой музыкальный инструмент превратился в бесполезный драгоценный лом, годный разве что для украшения цветочных горшков.

Больше дицзы из белого нефрита не порадует ничей слух.

Ей стыдно перед отцом — старик, наверное, наблюдал за дочерью из мира духов. Но ещё больше досаждала сердечная боль, которую трудно унять.

Раненое сердце вообще тяжело лечится. Некоторые травмы исцелить невозможно даже спустя многие годы. Её вынужденный брак с Ся Чжунканом именно такой — незаживающая рана на сердце, всегда желавшем совсем другой жизни.

Не должно быть ни свадебного паланкина, атакованного демоном. Ни поруганной девичьей чести. Ни позорного рождения дочери, ставшей её проклятием! Ничего этого не должно быть…

Се Цяньяо прикусила губу до крови и, не снимая обуви, легла на кровать, пахнущую пылью. Она давно не гостила здесь. И это удручало.

Но скоро, очень скоро всё закончится — напомнила она себе, прикрывая веки. Терпение одна из главных добродетелей, как и умение держать данное слово.

Должен хотя бы один раз родной брат позаботиться об её чувствах, а не только о благе для семьи Се? Нужно просто дождаться!

***

Ся Чжункан скомкал принесенный управляющим портрет Шучэн и теперь смотрел на этот лист бумаги, пытаясь утихомирить разгорающийся внутри гнев.

Она посмела ослушаться! Нет… даже не так. Вся семья Се посмела открыто выступить против его воли. Они на самом деле считают, что у него нет сил сломать хребет любому, кто оставил без внимания приказ гуна Дицю?

— Сюй, пошли стражей в город и окрестности. Пусть соберут все портреты моей дочери.

— Да, господин.

Гун воспользовался недолгим отсутствием управляющего, чтобы изорвать скомканную бумагу в клочья и отправить в жаровню. Наблюдая, как бывший потрет вспыхивает ровным пламенем, он мысленно проклял непослушную наложницу Се. Кто позволил ей так вести себя?

— Я долго терпел твой характер… Но теперь с меня довольно! — тяжелый кулак обрушился на столешницу из орехового дерева, заставив курильницу жалобно звякнуть ажурной крышкой. — Больше не стану терпеть. Кривой ствол не выровнять… Легче выкорчевать дерево с корнем!

— Господин? — управляющий Сюй вошел почти бесшумно, заставив Ся Чжункана убрать ушибленную руку на колени.

— Ты послал узнать, когда прибудут люди вождя Бу?

— Завтра утром, господин, вождь Бу и его люди доберутся до Красной резиденции.

— Хорошо… — удовлетворённо кивнул Ся Чжункан. — Это хорошо.

Он, действительно, почувствовал облегчение. Потому что за тот краткий миг, пока жадный огонь доедал обрывки портрета Шучэн, принял решение. Больше на его игровой доске не будет пешки под именем Се Цяньяо. Впрочем, как и всей семьи Се.

Непослушного пса пристреливают, чтобы случайно не покусал хозяина. Если наложница Се не знала об этом или забыла, он не виноват.

У всякой благодарности есть пределы. Он, Ся Чжункан, вовсе не просветлённый совершенствующийся или небожитель, чтобы прощать и терпеть чужую злобу слишком долго.

***

Генерал Ань по-прежнему изображал очень занятого небесного чиновника — носился по окрестностям Дицю в поисках лисьего клана. Ань Син была готова руку на отсечение дать — здесь уже и сам след девятихвостых дождями смыло! Но если отцу нравится играть с нею, она не против.

В конце концов, чтобы вернуться в Небесный город без разрешения старших, понадобятся духовные силы, которых в ней сейчас мало для опытного небожителя.

Поэтому оставив отца и его небольшой отряд в покое, Ань Син вернулась на постоялый двор, заперлась в комнате и занялась самым важным делом для любого совершенствующегося — медитацией.

А поскольку свободных духовных кристаллов с собой не было, она решила использовать хитрость. Призвав Губитель, подвесила меч в воздухе и принялась переливать в него духовные силы.

Матушка, готовя будущую хранительницу Ока Бога, позволила дочери поглотить достаточно камней из пяти небесных источников, чтобы сейчас Ань Син могла позволить себе усовершенствовать духовное оружие. Так дело шло быстрее, чем если бы пришлось «скармливать» мечу отдельные кристаллы.

Уже к вечеру третьего дня Ань Син смогла не только усилить Губитель, но и выставить его в качестве барьера, не позволяющего никому войти в комнату, и погрузилась в глубокую медитацию.

Когда она пришла в себя, в дверь настойчиво стучали. Распахнув её, Ань Син вежливо поклонилась:

— Приветствую отца!

Генерал Ань молча вошел и, пристально осмотревшись, поинтересовался:

— Чем ты была занята всю эту неделю?

— О! Неужели эта скромная небожительница стала важнее поимки лисьей разведки? — с усмешкой ответила Ань Син.

— Отвечай на вопрос!

Похоже, генерал Ань сейчас не воспринимал даже невинных шуток? Вернув Губитель в поле внутренней ци, она удовлетворила отцовскую просьбу:

— Отвечаю генералу Ань: эта небожительница была погружена в глубокую медитацию. Разве это запрещено?

Отец обошел ее по кругу, а затем взял за руку, исследуя пульс.

— Хм… — через некоторое время произнёс он, отпуская руку дочери, — действительно, твоя жизненная сила стала крепче, а внутренняя ци упорядочила течение. Поздравляю. Теперь матушка перестанет жаловаться на твою бесполезность.

— Как грубо… — Ань Син сделала вид, что обиделась и отвернулась к окну, но через мгновение добавила: — Теперь я могу вернуться на Девять Сфер?

— Нет!

Ань Син едва не открыла рот от удивления. С каких пор отец говорит с нею в таком тоне? Разве она одна из подчинённых воинов?

— Но…

— Никаких «но»! — поспешил оборвать её возражения генерал Ань. — Вокруг поместья Се вертятся низшие демоны. Мне приказано не сводить с них глаз.

— С чего бы асурам охранять совершенствующихся из мира смертных? — хитро прищурилась Ань Син и тут же получила от отца шутливый щелчок по носу.

— Не слишком много думай о своих талантах, Син-эр. Пока они весьма посредственны.

— Нет, ты правда говоришь сегодня обидные слова… — она напоказ вздохнула. — Если не хочешь, чтобы я возвращалась, так и скажи. К чему все эти разговоры о поместье Се?

Генерал Ань никак не отреагировал на подколку. Нахмурившись, он смотрел в одну точку. Проследив за его взглядом, она не заметила ничего необычного. За окном шуршал хвоей лиственниц мелкий дождь, а слабый ветер качался на их кронах, словно непоседливая обезьяна.