Фан Синюнь лишь покачал головой. Вместо позднего обеда перед ним стояла чашка со свежим зелёным чаем. Злорадно пожелав ему ослабеть от голода, Шучэн вгрызлась в ещё горячую куриную грудку.

— Не удивительно, что ты осмелилась отпустить пленницу... — сказал он.

— Шифу, ведь, сделает вид, что не заметил моих дурных манер? — Шучэн пропустила упоминание Сюин мимо ушей, делая вид, что её больше всего на свете заботит жареная лапша и сочное мясо.

— Но удивительнее другое, — тихо продолжил Фан Синюнь. — В таком юном возрасте ты умудряешься лицемерить перед старшими.

— Я обязательно попрошу прощения у этой курицы за то, что ела её небрежно!

— Шучэн... — Фан Синюнь глубоко вздохнул, прикрывая глаза. — Довольно пустых слов! Всё, что мне хотелось бы услышать — это, кто та пленница, которую ты отпустила, вызвав гнев главы Се?

— Кто? Слабая дева, мимо страданий которой не может пройти благородный человек, — Шучэн отложила палочки и с укором посмотрела на Фан Синюня. — Если считаешь, что я поступила неправильно — верни меня в поместье Се.

— Шучэн! — мастер Фан незамедлительно открыл глаза и невежливо указал на неё пальцем. — Я же просил — прекрати делать это.

— Делать? О чём ведет речь шифу? — спросила Шучэн, чувствуя, как сердце от страха убежало в пятки.

Она хорошо знала предел терпения у отца и полгала, что нашла его у матушки. А вот с Фан Синюнем пока не определилась — можно ли дразнить этого заклинателя или же лучше сразу броситься в ноги, признав ошибку?

— Шучэн... даже у богов не хватит сил слушать тебя.

— Слава небесам, мой шифу не достиг божественного уровня!

Рука Фан Синюня вернулась на место, спрятавшись в широком рукаве нежно-голубой мантии. На этот раз он промолчал, окинув Шучэн внимательным взглядом.

Интересно, поставит ли на колени, как любила делать матушка?

Встретившись взглядом с его глазами, она с вызовом улыбнулась. Обычно после этого матушка выходила из себя, приказывая добавить палок непокорной дочери. Но Фан Синюнь просто молчал, разглядывая её то ли с сожалением, то ли с едва прикрытым сочувствием.

Шучэн терпеть не могла сочувствие! Оно было унизительным. Но показывать сейчас дурной характер нет никакого смысла. Куда больше её беспокоило обещание, данное Сюин. Если она станет дразнить наставника, как подберется к нему ближе? Зря... ой, зря дерзила...

— Я пошутила, шифу. Прости! — поспешила повиниться она, скромно потупившись. — Думаю, та пленница была демоном. Мы расстались, как только вышли из поместья. А потом... потом...

Шучэн закрыла лицо ладонями и горестно вздохнула. Фан Синюнь ожидаемо погладил её по плечу. Все мужчины сочувствуют слабым. Наставник тоже не исключение.

— Шифу... ты же не вернешь меня в поместье? Второй дядя...

— Нет, — спокойно перебил её Фан Синюнь. — Я сниму дом вблизи озера Синбо и займусь твоим обучением.

— О! — искренне удивилась Шучэн.

— Думала, этот наставник позволит и дальше бездельничать? Мне показалось, кто-то здесь жаловался на свою никчемность и бесполезность. Или я плохо расслышал?

— Нет-нет! Шифу всё верно расслышал, — радостно воскликнула Шучэн. — Я хочу обучаться!

Радость была вполне искренней. Потому что всё, что предлагала ей матушка и второй дядя — это бесконечное лечение. На бесполезной дочери и племяннице давно поставили метку «ни на что не годное проклятие семьи Се».

Но кто бы мог подумать, что иначе посчитает сын хоу Вэня, заклятого врага гуна Дицю?

***

Свой выбор Фан Синюнь остановил на заброшенном беюане. Владельца Шучэн не знала. Плату от его имени принял хромой слуга, тут же распрощавшийся с новыми жильцами до следующего месяца.

[беюань — другой двор, то есть дом, купленный или построенный помимо основного, вроде дачи]

Этот человек бормотал нечто о неспокойных духах и дальнем павильоне, в который лучше не входить, особенно по вечерам. Но заклинатель одарил его таким выразительным взглядом, что бедняга поспешил удалиться.

Шучэн была уверена — следующие рассказы тот посвятит им, странной паре, снявшей дом с внутренним двориком возле озера Синбо в сезон затяжных весенних дождей, когда все умные люди бегут подальше от низин.

При всей заброшенности беюань выглядел достаточно чисто. Ей пришлось лишь смахнуть пыль со столов и полок в основном жилище, на ходу вспоминая, как это делала верная Тун. Чихнув пару раз, Шучэн отложила метёлку из перьев и осмотрелась.

Комната оказалась небольшой и скромно обставленной: узкая кровать под занавесками из белого флёра, у окна стол, а на нем «сокровища учёного» — бумага, набор кистей, тушечница. В углу стойка для одежды, скрытая за деревянной ширмой, расписанной парящими фениксами. Не роскошно, но куда лучше убогого жилища мастера Фан на горе Гаочунь.

И главное — вдали от неугомонной матушки и строгого главы Се.

Сходив к колодцу во дворе, Шучэн принесла воды. Как её нагреть она не представляла, а потому умылась холодной, плеснув из ведра в потускневшую от времени медную миску. После чего с удовольствием нырнула под мягкое одеяло.

С тех пор, как она пыталась медитировать под присмотром наставника, внутренний холод отступил. Шучэн если не чувствовала себя полностью здоровой, то хотя бы не зябла, как раньше. Под одеялом удалось согреться быстро и без грелки, которую обычно подавала дома Тун.

Теперь страдания человеческой жизни не казались сплошным бедствием. Она с улыбкой обняла узкую подушку, но стоило ей закрыть глаза, как у порога раздался голос Фан Синюня.

[страдания человеческой жизни: рождение, старость, болезни, смерть]

— Шучэн, оденься и выйди во двор.

Она нехотя обулась и, закутавшись в меховую накидку, вышла к наставнику.

— Что случилось, шифу?

— Луна взошла, инь и ян находятся в гармонии. Самое время для медитации.

Луна? Шучэн осмотрела низко нависшие тучи, готовые вот-вот заплакать очередным затяжным дождём. Слова Фан Синюня выглядели шуткой, но серьезное выражение его лица, выхваченного из тьмы тусклым светом фонаря, говорило об обратном — заклинатель вполне серьёзен.

И для медитации он подобрал весьма интересное местечко — тот самый павильон, которого советовал избегать по ночам хромой слуга. Шучэн поняла это, когда они двинулись в обход дома. Павильон проступал на фоне чернильно-черного зеркала воды, напоминая жилище злого духа. Где-то сбоку хрустнула ветка и Шучэн немедленно вцепилась в рукав ведущего её вперёд наставника.

— Ши-шифу.... Здесь кто-то ходит! Тот слуга сказал, что...

— Ты всякий раз доверяешь слухам? — голос Фан Синюня источал бесконечное спокойствие. — Здесь никого нет кроме кошки, что бродит вдоль озера Синбо. Отпусти мой рукав.

Шучэн нехотя разжала пальцы — холодный шелк выскользнул из руки, заставляя сердце колотиться быстрее. Да что с ней такое? Не она ли ходила по Тропе духов на горе Сюэшань, посмеиваясь над суеверной Тун!

Павильон и правда был пуст. Фан Синюнь смахнул прошлогодние листья, принесённые на каменную столешницу ветром, после чего сел на лавку, подогнув ноги под себя, и закрыл глаза. Не пойми каким чудом, Шучэн видела в кромешной тьме его профиль с немного тяжёлым подбородком и удлиненной линией носа.

Сбоку вновь раздался шорох. Обхватив плечи руками, она тихо заметила:

— До небесной скорби ещё не доросла, а должна терпеть всё это...

[небесная скорбь — испытание, с которым сталкивается совершенствующийся в каждый из ключевых моментов своего духовного развития, которое нужно преодолеть]

— Хватит бормотать себе под нос! — сделал замечание Фан Синюнь. — Лучше следи за дыханием и мыслями.

Следить получалось плохо. Мысли то и дело убегали в Красную резиденцию. Должно быть, отец расстроен её поступком? Впрочем, Шучэн подозревала, что всю правду ему матушка не скажет. Как не говорит о болезни дочери. А поскольку сосредоточиться не удалось, она тихонько вытянула из-за пояса прихваченный с собой кожаный мех, полный лучшего в Дицю вина.