Очень скоро, когда полземли накрыли черные тучи, Тасянь-Цзюнь поднял голову к небесам и захохотал… Вот только над чем он смеялся?

Ему и самому было не слишком ясно, и сам он просто не мог этого понять.

В голове царил полный хаос, и лишь в глубине его разума снова и снова прокручивались приказы его хозяина.

Прищурившись, он посмотрел на пронизанный кристально-чистым жемчужным светом магический барьер под клубящимися черными тучами, и на губах его появилось что-то похожее на холодную усмешку. Подняв руку, он тихо позвал:

— Бугуй.

И Бугуй тут же явился.

Кончиками пальцев Тасянь-Цзюнь медленно прошелся по поверхности меча, словно полируя его.

После этого он повернулся лицом к разделяющему два мира магическому барьеру и свирепо и безжалостно разрубил его!

На мгновение все затихло…

Затем внутри барьера что-то оглушительно загрохотало, и все живое[291.3] в панике бросилось бежать.

Наконец-то, Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти были разбиты, разрезаны на части и измельчены им в пыль.

В тот же миг все вокруг изменилось[291.4].

Его свирепая тираническая духовная энергия вкупе с непревзойденным божественным оружием, которым являлся Бугуй, увеличили разрыв настолько, что силы природы не смогли бы закрыть его и за сто лет!

Поставленная перед ним задача была успешно выполнена!

Ступив в разлом, где бушевал ураганный ветер, Тасянь-Цзюнь, сощурившись, посмотрел на этот новый бренный мир, и через пару мгновений, повернувшись, шагнул в тот мир, который действительно принадлежал ему…

Когда стих рев ветра в ушах, он поднял взгляд.

Перед ним были все те же снежные просторы. Он снова вернулся в мир, где провозгласил себя императором. Он вернулся на горный хребет Куньлунь к Дворцу Тасюэ из прошлой жизни.

— Ваше величество.

— С возвращением, ваше величество Божественный Владыка.

Он стоял посреди огромного снежного поля. Завидев его, огромная толпа устремилась к нему. Падая на колени в снег, люди почтительно преклоняли колени и трижды кланялись, касаясь лбом земли.

Тасянь-Цзюнь не проронил ни слова. Словно сокол, он скользил взглядом по шеренгам совершенствующихся, каждый из которых был закутан в черный плащ.

Это безбрежное людское море стекало к подножию горы и терялось вдали.

Во главе этой толпы был дрожащий старик. Северный ветер трепал выбившуюся из пучка седую челку прислуживающего ему уже много лет Лю Гуна.

В год смерти Тасянь-Цзюня Лю Гун вместе с прочими слугами был отослан на родину. Тогда император думал, что все кончено, но великий гуру медицины Хуа Биньань явил миру свою чудовищную натуру, и превратил труп Тасянь-Цзюня в управляемого живого мертвеца.

Однако этот живой мертвец частично сохранил чувства, сознание и волю, так что приставленный к нему Хуа Биньанем немой слуга оказался ему не по нраву. Только когда Хуа Биньань отыскал старого слугу из Дворца Ушань, Тасянь-Цзюнь согласился пойти на мировую.

Позднее, по неизвестным старику Лю причинам Хуа Биньань бесследно исчез из этого мира, оставив государя в одиночестве, влачить жалкое существование полутрупа, который и умереть не может и жить ему невмоготу.

Спустя долгое время даже самые глупые люди не могли не заметить, что оставленным в этом мире мертвым императором все еще продолжают управлять, и старик Лю, конечно, не был исключением. Но что мог поделать сморщенный старик, который был уже одной ногой в могиле?

У него не было ни дома, ни родных, все его друзья уже давным давно отошли в мир иной, так что ему только и осталось зарабатывать себе на пропитание, прислуживая[291.5] Тасянь-Цзюню, с чем этот дряхлый немногословный слуга довольно неплохо справлялся.

Именно из-за этой близости, когда Лю Гун снова увидел Тасянь-Цзюня, радость и печаль в его глазах была намного правдивее, чем наигранные эмоции всех прочих людей.

Тасянь-Цзюнь едва заметно шевельнул губами:

— Старина Лю.

— Ваше величество, — Лю Гун распластался по земле в низком поклоне. — Ваше величество, наконец-то вы вернулись.

— Ты знаешь? — когда Тасянь-Цзюнь произнес эти слова, он и сам не осознавал, что сейчас выглядит как ребенок, который спешит поделиться радостью с кем-то из старших родственников. — Достопочтенный снова видел его.

Лю Гун остолбенел:

— Образцового наставника Чу?

— Да, видел его много раз. А еще этот достопочтенный восстановил духовное ядро и, как только будет закончено одно важное дело, этот достопочтенный сразу же сможет…

Вероятно, увидев отражение своего взволнованного лица в мутных глазах старика, он вдруг осекся и немного смущенно оглядел стоящих на коленях людей.

К счастью, никто не осмелился смеяться над ним.

Поджав губы, он снова принял подобающий величественный вид и, встряхнув рукавом, промолвил:

— Довольно. Хватит стоять на коленях. Вставайте и следуйте за достопочтенным во Дворец Ушань.

Возвращаясь в земли Сычуани на мече, всю дорогу он видел лишь заброшенные селенья, где из десяти домов девять были пусты.

В этом бренном мире осталось не так уж много живых людей, и он давно уже к этому привык. Однако, побывав в другом мире и своими глазами увидев постоянно находящийся в движении людской поток, он вновь вернулся в этот ад на земле и теперь чувствовал себя немного одиноким и подавленным.

Той же ночью он открыл кувшин выдержанного вина «Белые Цветы Груши» и распил его в одиночестве в пустом Дворце Ушань.

С тех пор как он получил духовное ядро образцового наставника Мо, его тело уже достаточно восстановилось, и теперь он мог делать множество вещей, доступных лишь живому человеку, например, пить алкоголь и есть. Но даже подвергшийся усовершенствованию труп оставался трупом, поэтому вкус на кончике его языка ощущался лишь на треть от того, что было доступно ему, когда он был живым человеком.

В любом случае, он был доволен и этим.

Захмелев немного после трех чарок, подперев рукой лоб, император лежал на плетеной кушетке. Не находя себе места от скуки, он принялся вспоминать дела давно минувших дней. Эти воспоминания сложно было назвать веселыми, а уж поданные вместе с вином, они всегда заставляли его испытывать сожаление и грусть.

Прежде он избегал этих мыслей, но теперь больше не боялся их.

Врата между двумя мирами уже открыты, и каким бы печальным не было его прошлое, очень скоро все изменится. Его тонкие пальцы теребили красную кисточку на кувшине с вином. Прищурившись, он устремил взгляд в никуда и тихо позвал:

— Чу Ваньнин…

После этого он поднялся и направился в давно заброшенный Павильон Алого Лотоса. Добравшись до входных ворот, он неожиданно натолкнулся на неспешно выходившего из них Лю Гуна. Увидев друг друга, оба ошеломленно замерли.

— Почтительно приветствую ваше величество.

— Почему ты здесь? — спросил Тасянь-Цзюнь.

Его взгляд упал на бамбуковую корзинку в руках Лю Гуна, в которой лежали метелки, тряпки и другие нужные для уборки мелочи.

— Прибирался?

Старик Лю со вздохом ответил:

— Да. Я не знал, когда ваше величество соизволит вернуться сюда и боялся, что оставленные так долго без присмотра вещи совсем испортятся, поэтому каждый день понемногу наводил здесь порядок, — старый слуга помолчал, а затем добавил: — Внутри все осталось таким же как прежде. Входите, ваше величество.

Тасянь-Цзюнь вдруг понял, что не знает, что сказать.

Он в одиночестве дошел до пруда с лотосами. Этот водоем был наполнен духовной силой, поэтому лотосы там цвели и благоухали круглый год. Среди листьев и корней лотосов жили лягушки. Не зная смены сезонов, и осенью, и весной, они раздували щеки и громко квакали. Склонив голову, Тасянь-Цзюнь какое-то время слушал их пение, и ему в голову невольно пришло воспоминание об одном полдне, когда после обеда он стоял на этом же месте, где заканчивается берег и начинаются деревянные мостки надводного павильона. Благоухающий теплый ветерок и ласковое солнце туманили разум и кружили голову. Повинуясь внезапному душевному порыву, он без лишних разговоров притянул к себе Чу Ваньнина и, стоя на краю деревянных мостков, поцеловал этого человека в лоб.