Мо Жань спокойно смотрел ему лицо и в его черных как смоль глазах стояли слезы:

— Я уже сделал все возможное, чтобы передать тебе свои воспоминания.

— Кого тут волнуют ваши с ним отношения?! Кто хочет знать, что произошло с тобой после твоего перерождения?! Ты трус, влачивший жалкое существование и обманувший доверие Ши Мэя... Ты совсем не такой, как этот достопочтенный! — император был почти вне себя от бешенства. — Кто позволил тебе тут своевольничать? Проваливай!

Бесчисленное количество людей трепетали от ужаса, стоило им увидеть это яростное пламя, но в глазах другого Мо Жаня эта вспышка гнева не вызвала и намека на подобные чувства.

Он смотрел на него и в его глазах читалось что-то слишком похожее на жалость. Он стоял напротив Тасянь-Цзюня, когда уголок его одежды вдруг вспыхнул золотистым пламенем и его призрачное тело начало медленно таять в этом призрачном огне, превращаясь в рой крошечных светлячков.

— На самом деле тебе не нужно говорить, что мне пора идти… Я использовал всю силу своей души, чтобы передать тебе все мои воспоминания. Для этого я пошел против Воли Небес и не знаю, что со мной теперь будет, — сказав это, Мо Жань сделал паузу и улыбнулся, — Возможно я больше не смогу войти в колесо перерождений, а может отправлюсь прямиком на Последний Круг Ада.

— …

— Но, думаю, лучшее, что может случиться, — продолжал другой Мо Жань, — это если все мое тройственное духовное начало последует за духовным ядром и растворится в твоем теле.

Тасянь-Цзюнь не придавал большого значения тому, что говорил до этого Мо Жань, но услышав это, он тут же сурово сдвинул брови:

— Даже не мечтай!

Натянуто улыбнувшись, тот спокойно посмотрел на него:

— Ты боишься?

— Разве есть что-то, чем можно напугать этого достопочтенного? — оскорбленный Тасянь-Цзюнь опасно прищурился. — Однако это тело принадлежит этому достопочтенному. Даже не мечтай завладеть им[288.1]!

Мо Жань вздохнул:

— Ты всего лишь не хочешь принять некоторые факты.

— …

— Ты не хочешь принять ту правду, что я уже принял, и просто закрываешь глаза, чтобы не видеть истинного положения вещей.

— Заткнись!

Мо Жань спокойно смотрел на него, его призрачное тело истаивало все быстрее: огонь очень быстро распространился до пояса, перекинулся на живот и добрался до середины груди... Прежде чем окончательно исчезнуть, он поднял руку и попытался дотронуться до виска Тасянь-Цзюня, но тот тут же отступил на шаг назад, словно пытаясь уйти от соприкосновения с отвратительной ядовитой тварью.

Увидев его реакцию, Мо Жань лишь улыбнулся, но исходившее от его сгорающего тела золотое сияние, подобно летящему на огонь мотыльку, стремительно вспорхнуло и село на грудь Тасянь-Цзюня... В этот момент Наступающий на бессмертных Император почувствовал хорошо знакомое ощущение от восстановления духовной силы в его теле, такой мощной и обжигающе горячей, словно вырвавшаяся из недр земли раскаленная магма.

Эта сила ощущалась, как что-то очень родное и близкое и в то же время вызывала ненависть и крайнее отвращение.

— Даже не мечтай слиться с сердцем этого достопочтенного…

— Никто не хочет уходить, вот и я хочу сделать все, чтобы попытаться остаться.

Тасянь-Цзюнь тут же пришел в ярость:

— Убирайся от этого достопочтенного!

Однако другой Мо Жань лишь спокойно посмотрел на него:

— Прости. В конце концов, мне все-таки придется сразиться с тобой за это тело.

— …

— Хорошо, если твоя изначальная сердечная природа сможет восстановиться. Стань Мо Вэйюем, — золотистое пламя быстро распространилось до кончиков его пальцев, а затем охватило и его юное, красивое лицо, — не будь Тасянь-Цзюнем.

Голос упал и затих.

Пепел рассеялся, дым пропал и все исчезло без следа…

В тот же миг в тайной комнате в Цитадели Тяньинь вспыхнул ослепляющий золотой свет и в темной комнате стало светло как днем. Из-за этого яркого света Ши Мэй зажмурился и какое-то время не мог открыть глаза. Он даже поднял руку, чтобы заслонить лицо широким рукавом. Прошло довольно много времени, прежде чем сияние медленно угасло.

Никогда прежде Ши Мэй не сталкивался ни с чем подобным. Он опустил рукав и, побледнев от волнения, заглянул в ледяной гроб…

И внезапно встретился взглядом с парой словно обагренных пурпурным пламенем черных глаз.

Наступающий на бессмертных Император медленно сел в гробу. Его лицо было белым как снег, а губы абсолютно бескровными. Он был словно выточен из нефрита и воссоздан из вод скрытого в подземном мире глубокого омута. Его расшитое золотой нитью черное одеяние было словно окутано туманной дымкой инея, и даже пролившийся на него сверху белый свет казался замерзшим.

Тасянь-Цзюнь поднял руку, чтобы длинными белыми пальцами ухватиться за края гроба, потом огляделся по сторонам. Взгляд его упал на Ши Мэя.

— …

Хотя Ши Мэй знал, что он его хозяин, однако под этим мрачным и холодным пристальным взглядом невольно попятился назад.

— Ты… — Ши Мэй тяжело сглотнул, заставляя себя успокоиться, — наконец, очнулся.

Тасянь-Цзюнь не ответил. Выражение его лица казалось еще более зловещим, свирепым и непредсказуемым, чем раньше.

На миг дыхание императора сбилось, спина, казалось, насквозь промокла от пробившего его холодного пота. Вопреки ожиданиям, перед глазами по-прежнему стояла последняя улыбка образцового наставника Мо. Он закрыл глаза, пытаясь почувствовать, есть ли внутри него лишние части духовного начала. Но разве можно это определить, опираясь лишь на собственные ощущения?

Увидев, как изменилось выражение лица Тасянь-Цзюня, стоявший рядом Ши Мэй поспешил приложить руку к его лбу, беззвучно читая мантру, которая должна была успокоить сердце императора.

— Как ты? — дочитав успокоительную мантру, спросил Ши Мэй, пристально вглядываясь в его лицо.

Тасянь-Цзюнь ответил не сразу. Потребовалось много времени, прежде чем он поднял руку и пошевелил пальцами. Его аккуратно подстриженные ногти словно превратились в лед, под которым не было ни капли крови.

Он медленно поднялся на ноги.

Первое, что после пробуждения хрипло произнес Тасянь-Цзюнь, было:

— Кажется, мне приснился очень длинный сон…

В глазах Ши Мэя появилась настороженность:

— Это все просто подделка.

Черное одеяние императора было подобно грозовому облаку, а золотое шитье на нем струилось, словно вода. Выбравшись из гроба, он все с тем же мрачным выражением на лице сказал:

— Я тоже так думаю.

Он уставился на Ши Мэя, а Ши Мэй уставился на него. После долгого молчания Ши Мэй постарался осторожно прощупать почву:

— Ты все еще помнишь, кто ты такой?

— …

Долгое молчание.

Словно насмехаясь, этот бездушный холодный красавец, едва приоткрыв бескровные губы, вымолвил:

— Как же не помнить. Тасянь-Цзюнь, Мо Жань, Мо Вэйюй.

После небольшой паузы, его ресницы опустились, и он с ленцой вежливо поприветствовал напряженного до предела Ши Мэя:

— Готов служить хозяину.

В глазах Ши Мэя промелькнуло ликование, однако он решил не расслабляться раньше времени и достал из своего мешка цянькунь духовный камень. Переливающийся бирюзово-изумрудный кристалл выглядел весьма необычно, впрочем, удивляться тут нечему, ведь это был один из самых мощных духовных камней, что использовались для проверки духовной силы совершенствующихся.

Тяжело сглотнув, в предвкушении он подошел к императору и сунул кристалл ему в руку.

— Сможешь его зажечь?

Выразительные глаза Тасянь-Цзюня равнодушно скользнули по кристаллу в его руках.

— Что в этом сложного, — лениво протянул он. Едва стих звук голоса, как его пальцы сжались на камне так, что на руке вздулись вены.

Как только в него влился самый мощный в мире духовный поток, духовный камень не только ослепительно засиял, но и покрылся мелкими трещинами.

Ши Мэй затаил дыхание и замер, не в силах отвести взгляд от кристалла в руках императора.