Эти пикантные детали щекотали воображение, побуждая людей, захлебываясь от восторга, делиться ими с окружающими, дополняя все новыми «подробностями».

— Мо Жань в то время только-только достиг возраста согласия, Чу Ваньнину это действительно сошло с рук.

— Я вдруг понял, почему тогда Чу Ваньнин до полусмерти избил ту девицу, что подглядывала за ним, пока он принимал ванну. Боюсь, что она случайно могла увидеть вещи, которые не должна была видеть.

На какое-то время повисла полная двусмысленности тишина, а затем кто-то из местного сброда не без злого умысла с ехидной улыбкой поинтересовался:

— Ох, мне и правда очень любопытно, вы говорите, что эти двое спали вместе, но кто тогда был сверху, а кто снизу?

— Должно быть, Мо Жань был снизу. Все здесь знают норов Чу Ваньнина: он такой заносчивый и самолюбивый, что никогда не стал бы подыскивать себе ученика, который мог бы трахнуть его.

— Если так подумать, то Мо Жаню и правда можно лишь посочувствовать… ему приходилось ложиться в постель со стариком на много лет старше него самого, которому трудно угодить, со вспыльчивым характером, да еще и не самой красивой наружности. Наверное ему это все было отвратительно до тошноты.

— Ох…

Но все эти сплетни и досужие рассуждения были не самым опасным, что происходило в мире. По прошествии времени было опознано несколько марионеток Вэйци Чжэньлун, и все они оказались учениками Пика Сышэн.

Случись это один или два раза, еще можно было бы списать все на несчастливое совпадение, но все пойманные нити так или иначе вели к Пику Сышэн. Даже самая невинная школа при таком раскладе неизбежно должна была стать мишенью для публичной критики и вызвать большую панику в мире совершенствования.

Последние дни все новые люди приходили на Пик Сышэн, чтобы поговорить об этом и попытаться образумить главу, но всем им был дан от ворот поворот.

— Глава Сюэ отсутствует, если к нему есть какое-то дело, приходите через несколько дней.

— А куда делся Сюэ Чжэнъюн?

Увидев, что посетитель фамильярно называет главу по имени, охранявший врата юный караульный вспылил:

— С того времени, как все так изменилось, наш глава занят день и ночь, он улаживает проблемы с этими марионетками Вэйци Чжэньлун и все делает сам. Он там, где невзгоды и страдания, сам иди его поищи!

Люди, которые пришли именно для того, чтобы затеять ссору и устроить смуту, холодно усмехнулись:

— Говоришь, улаживает проблемы с марионетками? А по-моему, это он ими и управляет, вступив в сговор с преступниками Мо Жанем и Чу Ваньнином.

— Что за чушь ты несешь?!

— Это я несу чушь? — проговорил этот «образец морали». — Мо Жань практиковал запретную технику, Чу Ваньнин похитил преступника и скрылся, связанный с ними Сюэ Чжэнъюн, несмотря ни на что пытался заступиться за Мо Жаня, а сейчас мир наводнили превращенные в марионеток Вэйци Чжэньлун ученики Пика Сышэн. И кто после этого поверит, что ваша школа за спиной у честных людей не ведет свою грязную игру?

Выслушав доклад о стычках с подобными мелкими склочниками, Сюэ Чжэнъюн лишь устало вздохнул:

— Честному человеку не нужно оправдываться. В наши дни спасибо Небесам уже за то, что я все еще могу сделать своими руками что-то хорошее. Просто не обращайте внимания на то, что они говорят, и отпустите их с миром.

В тот день опять кто-то принес к горным вратам несколько трупов, объявив, что Пик Сышэн должен заплатить жизнью за жизнь.

Была уже глубокая ночь, когда весь в крови и ранах Сюэ Чжэнъюн вернулся домой. Пока госпожа Ван рассказывала ему об этом происшествии, он смывал грязь со своего лица. Тяжело вздохнув, глава Сюэ какое-то время ничего не отвечал.

— Так больше не может продолжаться, — сказала госпожа Ван, — не думаешь, что пришло время попросить помощи у Цитадели Тяньинь…

— Попросить помощи у Цитадели Тяньинь? — Сюэ Чжэнъюн вполоборота искоса взглянул на нее, так что стала видна царапина, что оставил на его щеке живой труп. — По-моему, с Цитаделью Тяньинь что-то не так. Эта Му Яньли похожа не на живого человека, а на глиняную статую Будды[281.2], такая же глупая и бестолковая, просто никчемная дрянь.

Госпожа Ван торопливо прикрыла его рот рукой:

— Думай, что говоришь.

— …

— Я понимаю, что у тебя на душе кошки скребут, — госпожа Ван со вздохом погладила его по щеке, — но этим делу не поможешь. Они — потомки небожителей, потомки создателей духовной школы, что была основана тысячи лет назад спустившимися с небес богами. Испокон веков они были мерилом морали этого мира, поэтому даже триста лет назад, когда во времена правления Чжоу Пинвана[281.3] на мир обрушилось великое бедствие, никто не посмел усомниться в них. Какой силой ты обладаешь, чтобы пытаться пошатнуть их авторитет?

В глазах Сюэ Чжэнъюна промелькнуло возмущение. Было видно, что он хотел что-то сказать, но никак не мог подобрать правильные слова. В конце концов он отбросил полотенце, которым промывал раны, и в одиночестве подошел к окну. Заложив руки за спину, он долго смотрел на узкий серп нарождающейся луны, прежде чем хрипло спросил:

— Как думаешь, где сейчас Жань-эр?

Подобрав длинную юбку, госпожа Ван подошла к нему и встала рядом:

— Муж…

Свет луны пролился на лицо мужчины, которое в прежние времена было освещено широкой улыбкой, но теперь выглядело изможденным, даже постаревшим.

— Пусть он вовсе и не родной старшему брату, да к тому же своими руками убил моего племянника, но столько лет… ты понимаешь? Столько лет, я растил его... я…

— Я понимаю. Тебе не обязательно это говорить, я все понимаю, — глаза госпожи Ван тоже немного покраснели. — Я чувствую то же самое.

Сюэ Чжэнъюн уткнулся лицом в ладони и потер лицо, пытаясь справиться с внутренним раздраем и душевной болью. Внезапно он согнулся и зашелся в сильном кашле.

Насилу справившись с приступом, он убрал руки от лица, но на его ладонях осталась кровь.

Испуганная госпожа Ван взволнованно спросила его:

— Как ты получил такую тяжелую рану? Ложись скорее, я осмотрю тебя.

— Пустяки, не на что там смотреть, — Сюэ Чжэнъюн вытер кровь полотенцем. — Просто небольшая внутренняя травма. Отдохну пару дней и все будет в порядке.

— Завтра же опять побежишь наружу. Посмотри на другие семьи — кто из них, подобно тебе, все делает сам?

Сюэ Чжэнъюн, казалось, попытался выдавить из себя улыбку, но он так устал физически и душевно, что улыбка погасла на полпути:

— Жань-эр и Юйхэн пропали без вести, а в мире совершенствования опять слишком неспокойно. Несколько дней назад даже у подножья нашей горы в городе Учан начались беспорядки, в результате которых погибло девять человек. Как в это время я могу просто сидеть и ждать?

Госпожа Ван молча посмотрела на него своими широко распахнутыми прекрасными глазами.

Сюэ Чжэнъюн погладил ее по голове:

— Ты же знаешь, что я за человек, я не могу иначе.

Госпожа Ван прикусила губу, а затем промолвила:

— Тогда, по крайней мере, отдохни хотя бы один день. Твоя внутренняя травма настолько серьезная, что тебя рвет кровью. Нельзя относиться к такому легкомысленно, неужели ты забыл, как ушел твой старший брат?

С лица Сюэ Чжэнъюна окончательно исчезла даже тень улыбки.

Он посмотрел на опущенные ресницы госпожи Ван, где за мягкой занавесью дрожали капельки слез, и невольно почувствовал горечь в сердце:

— Ты, ты не плачь… — пробормотал он, — я большой везунчик. Ай, ладно, давай тогда я завтра останусь в ордене и никуда не пойду, буду отдыхать целый день, но потом снова уйду. Так пойдет?

У госпожи Ван от слез перехватило дыхание:

— Меня это никак не касается, я же не могу тебя контролировать, так что иди куда хочешь.

— Как же так, а? — Сюэ Чжэнъюн горько улыбнулся. — Ладно, не волнуйся. Ты посмотри на меня — за последний десяток лет я и не такие бури повидал, и ничего со мной не случилось. Доверься мне, все наладится.