Губы Чу Ваньнина посинели, вены вздулись. Он бросил все свои силы на то, чтобы вырваться из пут Цзяньгуя.

Тасянь-Цзюнь, наконец, повернулся, чтобы взглянуть на него. В его глазах была целая смесь чувств, природу которых было очень сложно определить. Его губы едва заметно шевельнулись, после чего он с тихим вздохом сказал:

— Чу Ваньнин, ты и правда искренне болеешь за него душой.

После этих слов он внезапно поднял руку и вонзил ее в грудь Мо Жаня!

Ему нужен лишь последний осколок духовного ядра, и он сможет вернуться к нормальной жизни. Это именно он — настоящий Наступающий на бессмертных Император, он — настоящий Мо Вэйюй, это он пережил десять лет одиночества, и хотя бы поэтому заслуживает получить то, что так страстно желает.

Он один должен быть жив.

Ша!..

В то мгновение, что Тасянь-Цзюнь думал об этом, вспыхнувший золотой свет прошил его ладонь насквозь.

Подобно пролившемуся с небес дождю капли черной крови застучали по земле.

Тасянь-Цзюнь уставился на свою пронзенную Тяньвэнь ладонь. Какое-то время на его лице совсем ничего не отражалось.

Боль?

Разочарование?

Обида?

В своей жизни он так много и часто пробовал их на вкус, что, вероятно, давно уже привык.

В конце концов, все, что он сделал, это медленно повернул голову и бесстрастно взглянул на Чу Ваньнина. Крепко связанный обмотанным вокруг его тела Цзяньгуем, тот задыхался от гнева, но смотрел на него все также непокорно и упрямо.

Не обращая внимания на кровоточащую ладонь, Тасянь-Цзюнь какое-то время не спускал с него похожих на бездонные омуты сумрачных глаз, а потом вдруг улыбнулся:

— Чу Ваньнин.

— …

— Почему бы тебе просто не вырвать мне сердце?

Чу Ваньнин вздрогнул. Казалось, в один миг Цзяньгуй оброс тысячей мелких шипов, каждый из которых вонзился в его кожу, мышцы и кости. Похожие на мечи брови сошлись над переносицей, скрытые длинными ресницами глаза феникса до краев переполнились душевной болью.

Не сводя с него глаз, Тасянь-Цзюнь влил духовную энергию в свою ладонь и срезал пронзившую ее лозу.

Он вдруг передумал прямо сейчас наживую вырывать сердце Мо Жаня, а вместо этого шаг за шагом начал приближаться к Чу Ваньнину. Подойдя вплотную, он погладил его бледное лицо своей окровавленной ладонью.

— Я задал тебе вопрос, — казалось, небрежно, как бы между прочим, но с пробирающей до костей ненавистью в голосе, сказал он, — если ты такой безжалостный, так почему бы тебе просто не вырвать сердце этого достопочтенного?

— …

— В конце концов, в твоих глазах этот достопочтенный ничто, не так ли?

С тихим вздохом Тасянь-Цзюнь прикрыл глаза.

Понятное дело, Чу Ваньнин не собирался отвечать ему. Тасянь-Цзюнь собирался сказать что-то еще, но в этот момент заметил, что обвивающая Чу Ваньнина ивовая лоза испускает ослепительное огненно-красное сияние. Как будто только что-то вспомнив, он на миг пораженно замер, а потом тихо пробормотал:

— Допрос?

Раз уж Цзяньгуй и Тяньвэнь по своей природе одинаковы, значит Цзяньгуй обладает способностью Тяньвэнь допрашивать людей.

Черные с фиолетовым отливом радужки глаз Тасянь-Цзюня тут же вспыхнули внутренним светом. В этот момент он отчаянно захотел прямо сейчас же использовать Цзяньгуй, чтобы услышать из уст Чу Ваньнина всю правду. Его губы чуть приоткрылись, вот только ему никак не удавалось придумать, как правильно задать волнующий его вопрос, поэтому в итоге он снова поджал их. Спустя долгое время, все взвесив и обдумав, он, наконец, решился попробовать еще раз:

— Кхм… если… этот достопочтенный говорит ЕСЛИ…

Вопрос, который он так жаждал задать, казался невероятно унизительным и постыдным, однако разве мог он упустить эту ниспосланную Небесами возможность. Он боялся, что если сейчас не спросит, то, вероятно, впоследствии будет сожалеть об этом до конца своего существования.

После долгих сомнений он натянул на лицо самое холодное и безразличное выражение и, не глядя в глаза Чу Ваньнину, продолжил:

— Если бы в прошлой жизни… этот достопочтенный ушел раньше, чем ты… — сияние Цзяньгуя становилось все ярче и ярче, вынуждая допрашиваемого человека говорить только правду. Тасянь-Цзюнь поднял взгляд, — ты… тоже помнил бы этого достопочтенного?

Желание этого мужчины узнать ответ было настолько отчаянным, что Чу Ваньнину показалось, будто тысячи стальных игл вонзились во все его органы, разрывая тело немыслимой болью, и каждая пыталась любой ценой вырвать правду из его сердца. Он задрожал, ледяной холод проник в мышцы и кости, лицо окончательно лишилось красок жизни.

Тасянь-Цзюнь не мигая смотрел на него. Его губы слегка приоткрылись, выпустив на волю свою самую потаенную надежду:

— Ты бы мог?

— Я… — невыносимая боль, казалось, проникла в костный мозг, разрывая его внутренности на куски. Попав в безвыходное положение, Чу Ваньнин был вынужден поднять затуманенный взгляд и посмотреть на Тасянь-Цзюня.

Сквозь стоявшие в глазах слезы это красивое лицо выглядело таким знакомым, отчаянно жаждущим и даже глубоко и искренне любящим.

Неожиданно оно было очень похожим на то, что он видел очень давно, в ту лунную ночь, когда на мече они летели над морем во время вечернего прилива на острове Фэйхуа, и Мо Жань, взяв его руку, спросил:

— Я люблю тебя, а ты?

Глаза вдруг стали влажными.

Почти бессознательно Чу Ваньнин хрипло прошептал:

— Я тоже…

Возможно, он говорил слишком тихо, а может, по какой-то другой причине, но Тасянь-Цзюнь наклонился к нему еще ближе и, почти приклеившись к влажному от испарины обескровленному лицу Чу Ваньнина, переспросил:

— Что тоже?

— Я тоже… — Чу Ваньнин опустил взгляд, но даже так его пушистые ресницы все еще хранили неясное тепло. — Я тоже не… позволил бы тебе уйти раньше меня.

— …

— Прости, — его голос звучал глухо и надтреснуто, как сломанный сюнь, — я не смог защитить тебя.

Ошеломленный Тасянь-Цзюнь замер.

Его и без того мертвенно-бледное лицо с каждой секундой выглядело все более закоченевшим.

В ушах грохотало, словно внутри его головы бушевала гроза. Невольно он опять вспомнил, как когда-то на берегу замерзшего озера Тяньчи, упав с небес в его объятия, этот человек едва заметно коснулся его лба… и сказал ему: «это я тебя подвел, в жизни и в смерти я не буду винить тебя».

Сердце внезапно пронзила острая боль, как будто внутри него что-то треснуло.

— Ваньнин… — он застыл на месте, словно деревянный идол или глиняный истукан.

Он точно так же протянул руку, только на этот раз она не была такой безвольной и напряженной. Он и сам не понимал, почему протянул руку именно так, желая прикоснуться к этому лицу, так похожему на то, другое, из прошлой жизни.

Это промерзшее до костей, окровавленное лицо.

В это мгновение резкий свист пронзил барабанные перепонки.

Пальцы, которыми Тасянь-Цзюнь почти коснулся его щеки, замерли.

Глаза этого трупа, в которых до этого было слишком много эмоций для лишенной души бренной оболочки, вдруг снова стали темными и пустыми. Рука Тасянь-Цзюня безвольно упала. Услышав этот свист, он, казалось, мгновенно утратил сознание и начал медленно отступать назад. Взмахнув рукой, он отозвал все свое оружие.

В одно мгновение исчезли Бугуй из прошлой жизни и Цзяньгуй из нынешней.

Чу Ваньнин упал в пыль. Подняв голову, смог разглядеть стоящего вдалеке мужчину, полностью одетого в белые одежды. Лицо этого человека было скрыто вуалью, в одной руке он держал нефритовую флейту, а в другой — остистый посох.

Незнакомец стоял среди опадающих листьев бамбука в самой глубине рощи. Издали его силуэт напоминал цветок белого лотоса. Спокойно и уверенно он вел очарованного пением флейты Тасянь-Цзюня в свою сторону.

— Вы…

— Забирайте образцового наставника Мо и уходите, — мужчина тихо вздохнул. Было очевидно, что его голос изменен при помощи магии. — Я не смогу долго его сдерживать, очень скоро он снова придет в сознание.