Промасленную ткань сорвало и весь его товар вмиг вымок под дождем. В расстроенных чувствах этот измотанный вечной нуждой и тяжелым трудом за кусок хлеба работяга под проливным дождем попытался поймать унесенный ветром полог.

Мо Жань смотрел на него и чувствовал невыносимую тяжесть на сердце, потому что в этот момент он вдруг вспомнил, как его собственная мать за медяк танцевала на острие ножа.

В этом мире есть множество людей, вынужденных, несмотря на дождь и ветер, метаться из стороны в сторону в поисках способа заработать на пропитание, пока другие, не зная бед, сладко спят в своих теплых кроватях.

Ему очень хотелось помочь этому человеку.

В эту тихую дождливую ночь он почувствовал себя настолько умиротворенным, что ему даже удалось воскресить в памяти многие вещи из своего прошлого. Он вспомнил, как когда-то с улыбкой сказал своей маме что-то вроде: «Подожди, когда я вырасту и разбогатею, то построю много-много домов, чтобы отдать их нуждающимся, и тогда больше никто не будет мерзнуть и голодать».

Мо Жань действительно не понимал, почему ни один из охранявших его адептов Цитадели Тяньинь не сделал и шага вперед, чтобы помочь этому мелкому торговцу, ведь очевидно, что это даже не составит особого труда. И все же эти люди стоят тут навытяжку, словно сосны, торжественные и величественные, как сама Цитадель Тяньинь, но полностью лишенные подвижности и жизни, словно каменные глыбы, и сердца их, должно быть, мало чем отличаются от камня.

В погоне за унесенной ветром тканью, которая, заворачиваясь, катилась по площади, словно овощной рулетик, тяжело дышащий торговец добежал до Мо Жаня.

Иссохшая рука с тонкой кожей, на вид напоминающей кору старого дерева, наконец, поймала непослушный полог.

Почувствовав радость за него, Мо Жань облегченно выдохнул.

Но от понимания того, что все вещи в его тележке промокли и теперь ни на что не годны, настроение торговца совсем испортилось. Не зная на ком выместить свою злость, он раздраженно скомкал промасленную ткань и именно в этот момент заметил, что Мо Жань смотрит на него.

Обернувшись, он уставился на него, а потом вдруг, скрипнув зубами, злобно харкнул ему в лицо:

— Что смотришь?! Интересно тебе?! Даже такая презренная падаль хочет посмеяться надо мной?! Сдохни, тварь! А я посмотрю, как ты подыхаешь!

Хотя этому человеку очень хотелось выплеснуть свой гнев, он не осмеливался подойти слишком близко, так что, в конце концов, поднял несколько валявшихся в стороне известковых камешков и бросил, разбив их о тело Мо Жаня.

Для стоявших на страже юных учеников Цитадели Тяньинь подобное было обычным делом. Между собой они часто с улыбкой говорили о таких вещах:

— Просто люди очень четко разделяют добродетель и порок, потому и относятся с ненавистью к людям, совершившим тяжелые преступления. Ничего страшного не случится, если они ударят их пару раз.

Ученики Цитадели прекрасно понимали побуждения и эмоции простых людей, поэтому практически никогда их не останавливали.

Несколько камней, разбитых о лицо и тело, не могли причинить сильную боль, однако Мо Жань все же слегка вздрогнул.

Оценив его дрожь и страдания, торговец, похоже, почувствовал, что его сегодняшние невзгоды, в сущности, пустяки. Излив на него злобу из своего сердца, он успокоился и, подтащив свое изможденное тело к тележке, накрыл ее тканью и ушел.

Между небом и землей опустилась безбрежная пелена ночного тумана. Проливной дождь смыл плевок торговца и прочие пятна грязи, почти полностью очистив его.

Дождь лил все сильнее и сильнее, а этот бренный мир становился все чище и чище.

Рассвело.

Все новые и новые заклинатели входили и выходили через ворота Цитадели Тяньинь. Проходя и проезжая мимо Мо Жаня, они либо смотрели на него как на пустое место, либо окидывали презрительным взглядом.

Вдруг перед Мо Жанем остановилась пара черных сапог.

В следующий момент раскрывшийся зонт отсек от него непрерывный стук льющихся с неба дождевых капель.

Мо Жань спал и ничего не заметил.

Он проснулся только когда услышал, как кто-то спорит.

Голос был вежливый и спокойный, однако тон был очень настойчивый и твердый:

— Дайте ему укрыться от дождя магическим барьером.

— Нельзя что-то делать с Помостом Покаяния без специального распоряжения главы Цитадели.

— Это всего лишь магический барьер.

— Понимаю, но ничем не могу помочь.

Мо Жань приоткрыл глаза и увидел расплывчатый силуэт стройного мужчины… хотя нет, не мужчины, это была Е Ванси, которая, как и прежде, твердо и решительно продолжала настаивать на своем:

— День казни еще не наступил, вы не должны с ним так обращаться.

— А как мы с ним обращаемся? — хмуро ответил кто-то. — Барышня Е, выбирайте слова. Цитадель Тяньинь действует согласно закону. Не мы его наказываем, это Небеса не могут его видеть, поэтому пролили на землю этот дождь.

В глазах Е Ванси вспыхнул огонек ярости:

— Разве это все не наказание? Всю ночь! Вчера и на всю ночь вы оставили его мокнуть под дождем! Если бы я сегодня не увидела это…

В это время мимо них проходили люди из Усадьбы Битань — Чжэнь Цунмин с группой юных учеников.

Заслышав эту перепалку, Чжэнь Цунмин покосился в их сторону и с холодной усмешкой спросил:

— Ай-я-яй, глава тайной стражи Духовной школы Жуфэн опять сует свой нос куда не следует?

— Открыла зонт для кающегося преступника, хе-хе.

Вокруг начали собираться зеваки, некоторые из них, склонив головы и почти касаясь губами уха собеседника, тихо шушукались друг с другом. Среди этих людей было несколько заклинательниц, которые, увидев Е Ванси, презрительно закатили глаза и начали активно перешептываться…

К сожалению, их голоса были недостаточно тихими.

— Говорят, что тем человеком в черном, когда-то вступившимся за Е Ванси в Духовной школе Жуфэн, был именно Мо Жань.

— Что? Почему я этого не знала… так оказывается этот злобный демон помогал ей?

— Этот Мо Жань не пощадил даже приемную мать, взрастившую его, так с чего он так добр к Е Ванси?

После небольшой паузы, кто-то из них, изменившись в лице, широко распахнул глаза и, прикрывшись платком, громко прошептал:

— Боже мой, а эти двое случаем не…

Что?

Никто из них так и не закончил эту фразу, однако у всех на лицах отразились такие эмоции, как отвращение, потрясение и возбуждение. Подобное бездоказательное предположение оказалось слишком волнующим и будоражаще приятным для людских умов. Со скоростью бурного прибоя оно накрыло толпу, разлетевшись во все стороны с мелкими каплями дождя.

Теперь почти все глазели на двух людей на помосте.

Мужчина и женщина.

Почему женщина хочет помочь опустившемуся на самое дно мужчине? Может, она с ним спала? Да нет, она точно с ним спала. Несомненно, она влюблена в него до смерти. Должно быть, ей безумно нравится сплетаться с ним телами, прижимаясь ухо к уху, висок к виску…

Как грязно.

Подняв глаза, Мо Жань взглянул на Е Ванси. Он хотел что-то сказать, но, открыв рот, не сумел издать ни звука. Пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем ему все-таки удалось хрипло выдавить:

— Барышня Е…

— Ты очнулся?

Е Ванси наклонила голову. Ее облик был все таким же мягким и образцово благородным.

— Просто уходи… не надо здесь стоять, это плохо для тебя.

Е Ванси однако никуда не ушла. Придерживая зонт, она наклонилась, чтобы открыть флягу с принесенной с собой теплой водой. Зонт наклонился и льющийся с неба дождь пролился на нее.

— Выпей вот это…

Тут же кто-то из Цитадели Тяньинь поспешил остановить ее:

— Барышня Е, заключенному нельзя давать ни еды, ни питья.

— А прохожим кидать камни в заключенного значит можно?

Хотя Е Ванси не видела, что происходило прошлой ночью, однако вокруг Мо Жаня валялись большие и маленькие куски камней, а на лбу и щеках после ударов остались грязные синяки и ссадины.

Когда она посмотрела на охранников, в ее взгляде на миг промелькнуло свирепое выражение, свойственное скорее Наньгун Сы. В какой-то момент даже показалось, что за ее спиной постепенно проявилась тень старого друга.