— И что ты ревешь? Это ведь не значит, что я не куплю тебе новую! — не сдержавшись, хозяйка стукнула Мо Жаня по голове трубкой для курения опиума. — Прояви хоть каплю такта, эта матушка согласилась дать тебе кров и пропитание. Люди нас засмеют, увидев на тебе эти обноски уличного бродяжки!

Мо Жань боялся навлечь неприятности на сестру Сюнь, тем более, что она уже поручилась за него. Поэтому, стоя перед огнем, он прикусил губу и потер покрасневшие глаза, изо всех сил сдерживая душившие его беззвучные рыдания.

В то время он и сам не мог понять, почему так остро отреагировал на это, и почему, несмотря ни на что, ему так важно было сохранить эту потрепанную старую одежду. Однако из-за того, что был лишь слабым и ничтожным вонючим попрошайкой, чтобы не раздражать людей и не создавать им хлопот, ему только и оставалось, что позволить посторонним сорвать с него эту одежду. Ему нельзя было сопротивляться, нельзя сказать «нет», и даже пролить слезы он теперь не имел права.

Этот плащ подарил ему тепло, защиту и надежду на опору в жизни. Для того, чтобы защитить его от ветра, дождя и снега, он стал таким грязным, что теперь было сложно разглядеть его первоначальный цвет.

Сейчас, когда когда у него появилось место для жизни, и ему больше не нужно было беспокоиться о завтрашнем дне, Мо Жань мог больше никогда его не использовать. Но даже если он больше никогда его не наденет, он все еще хотел бережно постирать эту вещицу, аккуратно сложить и хранить на самом дне сундука. Это ведь его друг, а не просто старая одежда.

Но от его желаний ничего не зависело и ему осталось только смириться.

Грязный плащ упал в бушующее пламя. Для той, что так небрежно бросила его в огонь, эта вещь была лишь старым хламом, об который она, к своему величайшему раздражению, измарала руки. Но для Мо Жаня это сожжение стало похоронами, кремацией его самого верного друга.

Широко открыв глаза, он не отрываясь смотрел на огонь.

Получив пищу, языки пламени взвились вверх, размывая этот прекрасный мир в плывущее перед глазами марево.

«Ешь помедленнее, не торопись… если не хватит, есть еще… Откуда ты взялся?..»

В ушах все еще звучал тот полный тепла и нежности юношеский голос. Это было одно из тех редких проявлений доброты и благосклонности, что он получал в своей полной лишений жизни. И вот все превратилось в пепел.

Именно так Мо Жань был принят в Терем Цзуйюй. Хозяйка дома развлечений стала его приемной матерью, и именно от нее он получил фамилию Мо. Выполняя разную работу по дому, какое-то время он жил спокойной жизнью, но, как водится, все хорошее не длится долго. К тому времени Сюнь Фэнжо уже утратила юную свежесть, и хотя музыкальная палата отличалась от публичного дома, согласно правилам подобных заведений, с возрастом, если актриса не получала от поклонников достаточно «денег на содержание[259.8]», то хозяйка могла продать ее «первую ночь» кому-то из богатых посетителей.

Сюнь Фэнжо не слишком беспокоилась об этом, ведь за эти годы она уже заработала для Терема Цзуйюй кучу денег.

— Не хватает еще сто пятьдесят тысяч золотых, — как-то с улыбкой сказала Мо Жаню Сюнь Фэнжо. — Малыш Жань-эр, просто подожди, пока твоя сестрица заработает достаточно денег, чтобы выкупить свободу. Мы вместе уйдем отсюда и заживем счастливо.

Мо Жань был определен на кухню, и из-за того, что хозяйка была против их близкого общения, виделись они довольно редко. Вообще, эта властная женщина не позволяла людям в своем доме дружить и сбиваться в группы, поэтому Сюнь Фэнжо и Мо Жань всегда встречались втайне ото всех.

Протянув руку, барышня Сюнь потрепала его по щеке, а затем щедро отсыпала ему пригоршню конфет:

— Тсс, вот возьми, поешь. Жаль, что я не могу дать тебе денег. Это могут обнаружить, а глаз у твоей приемной матери такой злой, хе-хе.

Мо Жань тут же растянул в улыбке рот, в котором уже не осталось молочных зубов:

— Ага, спасибо сестрица Сюнь.

Однако разве могло то, что Сюнь Фэнжо не хватало всего ста пятидесяти тысяч золотых, чтобы выкупить свою свободу, укрыться от хозяйки дома развлечений?

Пусть внешне она и сохраняла полное спокойствие, но мозг ее напряженно работал.

Упустить Сюнь Фэнжо означало потерять большую часть дохода, что приносил Терем Цзуйюй. Все просчитав и прикинув в уме, хозяйка решила, что прежде чем Сюнь Фэнжо уйдет, нужно воспользоваться еще одной возможностью и разом хорошо на ней заработать.

В то время немало богачей пускали слюни на красоту Сюнь Фэнжо, и той цены, которую они были готовы предложить за ночь с ней, было достаточно, чтобы хозяйка могла до конца жизни только лежать и есть. Так что, в конце концов, она решилась реализовать свой коварный план и за совершенно заоблачную цену за спиной Сюнь Фэнжо продала одному богатому торгашу возможность близости с ней. Сговорившись, эти двое воспользовались Фестивалем Фонарей и, когда Сюнь Фэнжо отдыхала после представления, подсыпали ей в чай одурманивающее снадобье, а после того как ее сознание помутилось, перенесли ее в спальню…

В тот день Мо Жань сварил сладкие рисовые шарики — танъюань[259.9] и бережно понес их в отапливаемую часть дома, чтобы преподнести сестре Сюнь.

Уже у дверей Мо Жань вдруг услышал доносившиеся из комнаты звуки тяжелого дыхания. Когда он толчком распахнул дверь, в нос ему ударил сильный аромат благовоний, от которого его чуть не стошнило.

В тусклом круге света он увидел омерзительно жирного торгаша со слюнями в уголках рта и широко распахнутыми полами одежды, который вдавил в кровать дрожащее тело обессиленной Сюнь Фэнжо.

Со звоном фарфоровая пиала с рисовыми шариками упала на пол и разбилась. Мо Жань бесстрашно вломился в комнату. Ему и самому до сих пор было неясно, откуда тогда в его хилом теле взялись такие силы… Похоже, что еще с детства его природный потенциал был выдающимся… Он с яростью набросился на этого похотливого купца. Хорошенько его поколотив, Мо Жань придавил эту жирную тушу к кровати и крикнул заливающейся слезами красавице, которая в панике не знала, что делать:

— Сестрица, скорее, уходи!

— Но как же ты?..

— Просто уходи быстрее! Я не могу уйти, потому что должен его задержать! Если ты не убежишь, придет хозяйка, и мы оба поплатимся за то, что тут случилось! Убегай! Беги! Я потом тебя догоню!

Сюнь Фэнжо была его благодетелем. Мо Жань хотел, чтобы она убежала далеко-далеко, в те земли, что простираются за Чжоу[259.10], и больше никогда не возвращалась в это место.

В тот день он, наконец, смог стать героем.

Задыхаясь от слез, Сюнь Фэнжо поклонилась ему и выбежала из дома, а Мо Жань убежать не успел. Услышав шум, хозяйка в сопровождении челяди ворвалась в комнату. Когда она увидела, что Мо Жань ударил уважаемого посетителя и выпустил на волю ее «лучший цветок», ее от злости чуть не вырвало кровью.

У этой женщины был сын, примерно возраста Мо Жаня, жестокий и злой ребенок, чей разум был полон дурных намерений. Когда он увидел свою мать в таком настроении, ему в голову пришла идея… При всей своей невинности никто не может быть так изощренно жесток как обиженный ребенок. Так как маленький слуга посмел расстроить его мать, этот злой ребенок предложил наказать его так же, как наказывают домашнюю скотину.

Он нашел собачью клетку и приказал запереть в ней Мо Жаня. Клетка была такой тесной, что Мо Жань не мог ни встать, ни лечь, только сидеть на корточках. Словно собаку, его кормили остатками рисовой каши, что осталась после посетителей. В таком положении он провел семь дней.

Семь дней Мо Жань был заперт в спальне Сюнь Фэнжо и вдыхал аромат благовоний из борнеола, что смешивался с вонью телесных испражнений.

В клетке, сгорбившись, на корточках. Вдыхая этот тяжелый, приторно-сладкий запах. До тошноты.