И в Небесных чертогах, и в мире демонов имелись весьма роскошные творения архитектуры. Однако если здания Небесных чертогов в своём великолепии излучали ауру величия и могущества, то в Призрачном городе это великолепие смешивалось с демоническим очарованием, тем самым создавая впечатление легкомысленного распутства. Даже от иероглифов «Дом Блаженства» над входом в здание исходила демоническая аура.

Изнутри доносились звуки песнопений. Лёгкие, нежные, колышущиеся на ветру, будто несколько прелестниц во время весёлых забав подпевали и кружились в изящном танце.

Следуя за песней, Се Лянь медленно вошёл внутрь, приподнял завесу из нанизанных на нити бусин, и в следующий миг его лицо овеяло тёплым дуновением приятного аромата. Он слегка отвернулся, будто хотел уклониться от этого окутывающего запаха.

В главном зале Дома Блаженства расстилался толстый меховой ковёр, цельновыкроенный из шкуры неизвестного монстра. Множество очаровательных девушек в лёгких платьях в завлекающем танце ступали по нему белоснежными босыми ногами, всей душой отдаваясь своему выступлению. Песнопения доносились именно от них.

Легко кружащиеся в танце девушки напоминали бесчисленные заросли роз с ядовитыми шипами, что расцветали в глубокой ночи. Протанцевав мимо Се Ляня, девушки подмигнули принцу, будто дразня. Если бы какие-нибудь путники забрели сюда среди ночи и увидели подобную картину, неизвестно, какое чувство в большей мере наполнило бы их сердца — страх или очарование красотой. Однако взгляд Се Ляня, пробежав по главному залу, сразу устремился вдаль, минуя танцовщиц. Он с первого взгляда увидел Хуа Чэна, сидящего в дальнем конце зала.

Там располагалась длинная кушетка из чёрного нефрита, весьма широкая, способная вместить более десяти человек. Но сидел на ней лишь один Хуа Чэн. Перед ним в танце кружились очаровательные демонессы, Хуа Чэн же не удостаивал их даже взглядом, только, словно изнывая от скуки, смотрел перед собой.

А перед ним высился небольшой дворец, сверкающий золотом. При внимательном рассмотрении он напоминал строения Небесных чертогов. Ну а если приглядеться ещё получше, то становилось ясно, что дворец этот выстроен из тончайших листков сусального золота. Таким же листком Хуа Чэн рассеянно поигрывал в руке.

Замок из сусального золота. В эту игру Се Лянь часто играл в детстве, в императорском дворце Сяньлэ. На самом деле, по увлекательности игра ничем не отличалась от строительства домиков из камней, которым забавлялись дети простого люда.

В отрочестве принц по характеру отличался неугасаемым интересом к чему бы то ни было: если дать ему что-то, он уже не захочет с этим расстаться; если он сотворил что-то, то уже не захочет это разрушать. Поэтому, построив домик из золотых листков, он никому не позволял прикасаться к своему творению, жалея лишь о том, что нельзя залить его клейстером, тем самым сохранив в целости навечно.

В ещё более раннем возрасте, если принц видел, что построенный им домик рухнул, он расстраивался до такой степени, что не мог ни спать, ни есть. Царственным родителям приходилось подолгу его успокаивать.

Теперь же, стоило принцу увидеть, как золотой дворец этаж за этажом вознёсся ввысь, и как дрожат, возвышаясь друг над другом, больше сотни золотых листков, в голову ему пришла мысль о чём-то неимоверно хрупком. Казалось, лёгкое дуновение ветерка — и конструкция развалится. Се Лянь, не в силах сдержаться, про себя взмолился: «Только не падай, только не падай».

Кто бы мог подумать, что спустя мгновение Хуа Чэн, поглядев на дворец, вдруг ухмыльнётся, обнажив зубы, затем протянет руку и легко щёлкнет по самой верхушке золотого дворца.

И дворец с шелестом рассыплется.

Листки сусального золота разлетелись по полу. Выражение лица Хуа Чэна, однако, после разрушения дворца, сделалось немного радостным. Это было похоже на то самое удовольствие, которое испытывает ребёнок, уничтожая сооружение из деревянных кубиков.

Он небрежно уронил листок золота, который держал в руке, и спрыгнул с кушетки. Танцовщицы моментально разошлись по двум сторонам главного зала, песни их стихли. Хуа Чэн, ступая прямо по сверкающим золотым лепесткам, направился к входу и произнёс:

— Гэгэ, раз уж ты явился, почему не заходишь? Неужели, стоило нам разлучиться на несколько дней, и Сань Лан стал для тебя чужим?

Се Лянь опустил занавесь и ответил:

— Но ведь это Сань Лан первым сделал вид, что не знает меня, только что, в игорном доме.

Хуа Чэн уже оказался перед ним.

— Лан Цяньцю тоже был там. Если бы я не разыграл импровизированный спектакль, боюсь, случившееся обернулось бы для гэгэ неприятностями.

Се Лянь подумал, что спектакль и впрямь вышел чересчур импровизированным. Вполне возможно, что Хуа Чэн сразу разглядел и Ши Цинсюаня, который пытался затеряться среди демонов. Се Лянь, впрочем, не стал ничего отрицать.

— Сань Лан по-прежнему поражает широтой познаний.

Хуа Чэн улыбнулся:

— Само собой разумеется. Гэгэ, в этот раз ты пришёл специально, чтобы повидаться со мной?

Говоря по совести, если бы Се Лянь знал, что Хуа Чэн здесь, он бы наверняка выдумал ложный предлог, чтобы его навестить. Но именно в этот раз так вышло, что предлог не был ложным.

Впрочем, Хуа Чэн не стал дожидаться его ответа, лишь с лёгкой улыбкой произнёс:

— Не важно, пришёл ли ты, чтобы встретиться со мной, или же по иной причине. Я в любом случае очень рад.

Его слова на миг сбили Се Ляня с толку. Принц не успел ответить, как вдруг услышал хихиканья танцовщиц, что разошлись по двум сторонам главного зала.

Хуа Чэн посмотрел на девушек искоса, и те, склонив головы, в мгновение ока покинули зал, оставив их одних в огромном пышном дворце. Хуа Чэн произнёс:

— Гэгэ, пойдём, посидим.

Се Лянь, глядя на Хуа Чэна, направился за ним. Затем с улыбкой спросил:

— Так это и есть твой настоящий облик?

Шаги Хуа Чэна на миг застыли. Вполне возможно, что Се Ляню лишь показалось, но плечи его будто на миг напряглись. а ещё через мгновение он спокойно ответил:

— Я же говорил. В следующую нашу встречу я предстану перед тобой в первоначальном образе.

Се Лянь улыбнулся до ушей и искренне произнёс:

— Прекрасно.

Без насмешки, без утешения, просто и естественно. Хуа Чэн усмехнулся, и на этот раз выражение его лица стало по-настоящему спокойным. Они прошли ещё немного, как вдруг Се Лянь вспомнил об одном очень важном деле. Сняв с груди серебряную цепочку, он спросил:

— Кстати, насчёт кое-какой вещицы, это ведь ты её оставил?

Хуа Чэн бросил взгляд на кольцо и с легкой улыбкой ответил:

— Я подарил его тебе.

— Что это?

— Ничего ценного оно из себя не представляет, просто прими как милую безделицу.

Несмотря на ответ, Се Лянь всё же понимал, что ценность подарка наверняка пугающе высока.

— В таком случае, премного благодарен Сань Лану.

Когда он снова надел кольцо на шею, в глазах Хуа Чэна пробежала едва заметная искра. Се Лянь огляделся по сторонам.

— Когда в игорном доме ты сказал, что собираешься посетить Дом Блаженства, я подумал, что Дом Блаженства — это какой-то публичный дом. Но по виду он больше похож на Дом Песен и Танцев.

Хуа Чэн приподнял брови:

— Гэгэ, о чём ты вообще говоришь? Я никогда в жизни не посещал публичных домов.

Се Ляню это показалось удивительным.

— Правда?

— Конечно, правда.

Они подошли к кушетке из чёрного нефрита и сели рядом.

Хуа Чэн добавил:

— Это место я построил просто ради забавы, можно сказать, как одну из своих резиденций. Когда есть свободная минутка, прихожу сюда побездельничать. Если недосуг, то и не вспоминаю о нём.

— Так значит, это твой дом.

— Резиденция. Не дом.

— Разве есть разница?

— Конечно, есть. Дома есть домашние. Место, где ты живёшь один, домом не зовётся.

Его слова слегка затронули сердце Се Ляня. Ведь получалось, что он вот уже восемьсот лет не имел «дома». И хотя на лице Хуа Чэна не отражалось ни капли тоски от одиночества, Се Ляню показалось, что в этом они, возможно, схожи. Вновь послышался голос Хуа Чэна: