Сань Лан улыбнулся:

— Ах, ничего затруднительного. Даочжан, мы с тобой словно подружились с первого взгляда, разумеется, я хочу помочь тебе. Что до Хуа Чэна…

Се Лянь приготовился внимательно слушать.

— Что с ним?

— Он безумец.

— В каком смысле?

Сань Лан налил себе вина и поднял чарку.

— Он — последователь.

— Чей последователь?

— Наследного принца Сяньлэ.

— Кхэ-кхэ-кхэ…

Се Лянь поскорее выпил глоток чая, чтобы откашляться.

— Постой, постой. Я… наследный принц моего государства Сяньлэ, Се Лянь, он ведь ещё не стал божеством? Откуда взяться последователю?

Сань Лан безразлично ответил:

— Ну, рано или поздно он вознесётся. К тому же, с божествами ведь так и есть — скажешь, что он божество, он и будет таковым. Скажешь, что нет, значит, не будет. Если он так считает, следовательно, так и есть.

Се Лянь, не зная, как на такое реагировать, воскликнул:

— Но ведь это слишком несерьёзно! — Помолчав, он добавил: — Неужели… он правда верит, что Его Высочество наследный принц непременно станет божеством?

Сань Лан медленно произнёс:

— Не «верит». — Затем с широкой улыбкой поправил: — А твёрдо уверен.

Се Лянь в ответ тоже широко улыбнулся и подумал: «Что ж, я ни в коем случае не обману его ожиданий».

Вслед за собеседником скрестив руки на груди, принц сказал:

— И что же, где я могу увидеть этого самого Хуа Чэна?

— Даочжан, ты правда желаешь этой встречи?

— Да!

Сань Лан, похоже, не поддерживал его стремления.

— Хуа Чэн вообще-то очень плохой человек.

Се Лянь чуть нахмурился.

— Очень плохой? И в чём это выражается?

Ему не слишком-то хотелось верить, что последователь, твёрдо убеждённый в его вознесении, — плохой человек.

— Ну, как сказать… — протянул Сань Лан.

И тут Се Лянь кое-что заметил.

Всё это время он вёл себя осторожно и избегал смотреть прямо на Сань Лана. Но сейчас, когда они уже провели вместе некоторое время и успели познакомиться поближе, Се Лянь немного расслабился и позволил себе рассмотреть собеседника.

Одна рука Сань Лана как раз покоилась на перилах второго этажа, пальцы уверенно постукивали по дереву. Пять длинных пальцев, а на среднем повязана тонкая-тонкая красная нить, подобная яркому узлу судьбы.

Се Лянь мгновенно вспомнил, как в чайной, под звуки песни девушки, в его памяти мелькали разрозненные картины: тесно переплетённые пальцы рук под лёгким газовым пологом.

И на руке, лежащей сверху, была повязана точно такая же красная нить.

Глаза Се Ляня внезапно округлились.

Пока он сидел с видом человека, который не может поверить в происходящее, Сань Лан спросил:

— Что-то не так?

Но разве Се Лянь мог сейчас вымолвить хоть слово? Стыд от того, что попался на обман и закружился волчком в чужой игре, переживания и горячая кровь разом захлестнули сознание. Он ударил ладонью по столу и выдавил сквозь сжатые зубы:

— Так. Это. Был. Ты!

Стол не выдержал удара — разломился на части. Повезло, что на втором этаже трактира кроме них не было никого, иначе посетители наверняка бросились бы в панике врассыпную. Оружия у Се Ляня не имелось, поэтому он снова занёс ладонь. Сань Лан же остался сидеть на своём месте, только чуть повернул голову.

Удар пришёлся в стену за его спиной, посыпались обломки камня, но сам мужчина не шелохнулся. Скрестив руки на груди и чуть подняв веки, он спросил:

— Даочжан, что всё это значит?

Лицо принца горело огнём, он даже не представлял, насколько сильно сейчас покраснел. Хрустнув суставами другой руки, он с мрачной злостью проговорил:

— Ты… даже не думай притворяться. Тебе прекрасно известно, что ты… со мной сделал.

Сань Лан приподнял веки чуть выше.

— Сожалею, но я действительно не очень понимаю, что же я сделал с даочжаном, раз ты так рассердился. Может, объяснишь?

Се Лянь просто онемел.

И он без зазрений совести просит принца сказать это вслух! Как можно такое произнести? Заговорить о подобном среди бела дня?! Се Лянь никогда не встречал настолько наглых людей, от злости он задрожал от плечей до самого сердца, лицо краснело всё сильнее, речь сделалась сумбурной:

— Замолчи! Ты… настоящий… Я… убью тебя… бесстыжего… гнусного… подлого… ты…

Сань Лан, вздохнув, сказал:

— Даочжан, вот уж не думал, что мой искренний порыв встретит такой ответ. И всё же, где именно я оказался бесстыжим, гнусным и подлым?

С огромным трудом вернув себе самообладание, Се Лянь ответил:

— Даже не думай снова меня обмануть! Красная нить на твоей руке доказывает, что ты и есть тот… тот…

— О? — Сань Лан неторопливо поднял руку. — Ты об этом? А что не так с красной нитью?

При взгляде на красную нить Се Лянь будто почувствовал укол иглой.

— Я видел. Тогда, ты… на твоей руке была именно такая красная нить…

— Когда?

В какой-то момент Се Ляню по-настоящему захотелось убить его. Он ведь прекрасно знает, но всё равно спрашивает, неслыханная подлость!

Но Се Лянь сам не знал, почему, каким бы сильным ни был гнев, клокочущий в душе, он не мог и пальцем тронуть подлеца. И вовсе не потому, что находился под чьим-то контролем. Его собственное тело не позволяло ему исполнить задуманное!

Тем временем несколько человек шумно взбежали по лестнице с криками:

— Дорогие гости, что вы делаете?! Как же можно затевать драку на ровном месте?!

Се Лянь обернулся, чтобы бросить:

— Здесь опасно! Вам лучше… — но от одного взгляда вновь застыл как вкопанный.

На руках этих людей тоже оказались повязаны красные нити! У принца вырвалось:

— Что происходит? Откуда эти нити у вас на пальцах?

— Нити? Красная нить — и есть красная нить, что тут необычного? Ничего не происходит, кря… Гм. Ничего не происходит, ага!

Се Лянь совсем запутался. Неужели в здешних краях красная нить на руке — это простое украшение, дань обычаю?

Принц повернулся обратно, а Сань Лан, будто прочёл его мысли, сказал:

— Даочжан верно полагает, повязывать на палец красную нить — это местный обычай. Не веришь, можешь посмотреть на посетителей внизу.

Се Лянь выглянул через перила на первый этаж и действительно увидел, что среди гостей, сменяющих друг друга непрерывным потоком, очень многие носили на пальцах красную нить, а некоторые повязывали даже сразу несколько.

— Что это за обычай?

— Ну, как сказать, — улыбнулся Сань Лань, — вообще-то это тоже связано с тем самым Хуа Чэном.

— А?

— Он и его вторая половинка носят на пальцах такие нити. Многие люди в этом подражают им, нить означает молитву о заключении брака или что человек уже влюблён.

Се Лянь слушал, не шевелясь, затем произнёс:

— Получается… этот Хуа Чэн всё-таки весьма поразительная личность? Раз люди столь рьяно стремятся ему подражать…

— Поразительная или нет… смотря с кем сравнивать. Кстати, даочжан, кажется, на пол что-то упало, позволишь мне поднять и взглянуть?

Тут до Се Ляня наконец дошло, что он всё это время сохранял атакующую позицию. Когда он понял, какой вышел конфуз, весь его гнев как рукой сняло, и принц моментально опустил руки.

— Прошу прощения, прошу прощения. Сань Лан, я правда… в самом деле виноват перед тобой. Погорячился и опять неправильно тебя понял…

Сань Лан, всё время сохранявший спокойствие, склонился и что-то подобрал с пола.

— Ничего страшного. Даочжан, это ты обронил?

Он выудил из беспорядка, царящего на полу, золотой листок, который, должно быть, выскользнул из рукава принца, когда тот нанёс удар. Се Лянь только собирался ответить, как вдруг Сань Лан поднёс листок к глазам, сощурился и сказал:

— Хм? Вещица на вид… кажется знакомой.

После он неторопливо достал кое-что из-за пояса. Ещё один золотой листок. И оба оказались совершенно одинаковыми!

У Се Ляня вырвалось:

— Так значит, это твоё?

— Гм. Я действительно выронил немного, поэтому и вернулся на поиски…