Канга на запястье Му Цина разжалась сама по себе, и он пинком запустил её в лаву, с трудом вернув себе привычное состояние холодного спокойствия. Дух нерождённого спрыгнул с плеча Фэн Синя, на четырёх конечностях подполз к лицу Цзюнь У и осторожно потрогал, совершенно иначе, нежели ранее прыгал по лицу родного отца, чем разозлил Фэн Синя до полусмерти.

Се Лянь же, не обращая внимания больше ни на что, с разбитым лицом помчался к Хуа Чэну, словно обрёл новую жизнь… А ведь он и правда едва спасся от смерти. Врезавшись в Хуа Чэна со всего размаху, он воскликнул:

— Сань Лан!

Хуа Чэн протянул к нему руки, отшатнулся на шаг, едва не сбитый принцем с ног, заключил его в объятия и, лучезарно улыбаясь, произнёс:

— Гэгэ, видишь, я же говорил, ты обязательно победишь! — затем приподнял его лицо, внимательно осмотрел и вздохнул: — Опять ты довёл себя до такого состояния.

Там, где пальцы Хуа Чэна касались лица Се Ляня, пролетала малюсенькая серебристая бабочка, и раны сразу затягивались. Се Лянь так же лучезарно улыбнулся в ответ:

— В следующий раз подобного не повторится!

Хуа Чэн, приподняв брови, напустил на себя суровость:

— Следующего раза не будет.

Помолчав, Се Лянь без улыбки серьёзно сказал:

— Сань Лан, тогда, на горе Тунлу, я говорил, что расскажу тебе кое-что, когда мы выберемся, помнишь?

Хуа Чэн улыбнулся:

— Разумеется, помню. Я помню всё, что ты говорил, гэгэ.

Опустив голову, Се Лянь с трудом набрался смелости и наконец искренне начал:

— События, упомянутые Цзюнь У, тоже имеют отношение к этому. Честно говоря, я вообще-то давно должен был рассказать тебе, но никак не мог решиться, боялся, что ты узнаешь…

— Боялся, что я узнаю, что Ваше Высочество едва не стал Белым бедствием, верно?

Се Лянь оторопел:

— Ты…?

Хуа Чэн больше не стоял перед принцем — опустился на одно колено и поднял на него взгляд, с улыбкой говоря:

— Ну как? Гэгэ, теперь… вспоминаешь?

Как же не вспомнить?

Ведь тогда… безымянный призрак точно так же преклонял перед ним колено!

Та белая маска и улыбающееся лицо Хуа Чэна в этот миг слились воедино. Сердце Се Ляня дрогнуло, колени подкосились, и он просто сел перед Хуа Чэном, бормоча:

— Сань Лан… это… это был ты!

Хуа Чэн усмехнулся, продолжая стоять на одном колене и глядя на принца единственным глазом.

— Ваше Высочество, я всё время присматривал за тобой.

Се Лянь только и смог выговорить:

— Ты… ты…

Он наконец понял, что означали все те слова, которые Хуа Чэн говорил ему как будто невзначай.

Вот оно что. Принцу никогда не приходило в голову, что Умин — и есть Хуа Чэн!

Он всё знал. Он всё видел. Он всегда был рядом!

Тысячи чувств, десятки тысяч слов внезапной волной нахлынули на принца, затопив его сердце. Трогательное волнение, стыд, душевная боль, безумная радость, а ещё глубже — восхищение и любовь, от которых нет спасения.

От переполняющих эмоций грудь принца готова была взорваться, он не мог вымолвить и слова, только бросился к Хуа Чэну, обнимая его с криком:

— Сань Лан! — он, казалось, мог сказать теперь только это, и потому позвал вновь: — Сань Лан!

Хуа Чэн от его броска не устоял и тоже сел, прижимая Се Ляня к себе и громко смеясь. Страх и волнение как рукой сняло, Се Лянь крепко обнял Хуа Чэна за шею и так рассмеялся, что захотелось плакать.

Но слёзы не успели упасть из его глаз, принц вдруг заметил весьма скверную деталь.

Хуа Чэн был демоном, но его тело при этом ничем не отличалось от тела обычного человека.

Вот только сейчас… Хуа Чэн, которого обнимал принц… его яркие красные одеяния… сделались чуть прозрачными.

Се Лянь испуганно схватился за Хуа Чэна.

— Сань Лан?! Что с тобой?

Хуа Чэн по-прежнему спокойно отвечал:

— Всё в порядке. Просто немного перестарался.

Се Ляня его ответ поверг в смятение.

— Почему ты сразу мне не сказал… Разве это называется «всё в порядке»?!

Магические силы! Это всё магические силы!

Магические силы, которые Хуа Чэн переливал Се Ляню, всегда казались неисчерпаемыми, он отдавал их с неизменной улыбкой, словно для него это ничего не значило. И всё же магические силы — не песчинки, приносимые морской волной. Как они могут быть неисчерпаемыми?

Нельзя винить Хуа Чэна в том, что «сразу не сказал», принцу оставалось винить лишь самого себя, что совершенно об этом не подумал. Охваченный сожалением и беспокойством, Се Лянь произнёс:

— Я верну их тебе.

Затем схватил лицо Хуа Чэна и приник к нему поцелуем. Фэн Синь и Му Цин, которые собирались было подойти к ним, при виде такой картины мгновенно отшатнулись на несколько чжанов, оставляя двоих решать проблему своими силами.

Проклятая канга больше не сдерживала принца, и он изо всех сил передавал Хуа Чэну все магические силы, которые только мог собрать, чтобы тот поскорее восстановился. Но отстранившись после долгого поцелуя, Се Лянь обнаружил, что красные одежды Хуа Чэна на рукавах и его серебряные наручи остались прежними и даже сделались ещё более прозрачными!

Се Лянь застыл, в его сердце закрался панический страх, он невольно снова попытался поцеловать Хуа Чэна, но тот оказался быстрее — первым обхватил ладонями лицо принца, оставил на губах лёгкий поцелуй и с улыбкой произнёс:

— Я, конечно, очень рад, что гэгэ проявил инициативу, но всё же нет нужды передавать мне магические силы. Впрочем, если гэгэ хочет просто поцеловать меня, без магических сил, я совершенно не возражаю. Чем дольше, тем лучше. Подобные порывы в высшей степени приветствуются.

Се Лянь, вцепившись в него, на грани срыва закричал:

— Что это значит?!

— Мне просто придётся немного отдохнуть, ничего страшного, гэгэ, не надо бояться.

— Как я могу не бояться? — Се Лянь схватился за голову. — Я сейчас с ума сойду!

Зная Хуа Чэна, он не позволил бы Се Ляню увидеть себя в таком состоянии, если бы проблема не была действительно серьёзной, настолько, что её уже невозможно скрывать!

Столько магических сил, что хватило разбить проклятую кангу… но сколько же именно? Наверняка можно без преувеличения назвать их поток безбрежным морем, бесконечной рекой… Но разве для самого Хуа Чэна это могло пройти бесследно?

С каким трудом… с каким трудом Се Лянь наконец разделался со всеми навалившимися бедами. Объяснился с Фэн Синем и Му Цином. Избавился от проклятой канги, что сдерживала его восемьсот лет. Признался Хуа Чэну в том, в чём всё время хотел, но никак не решался признаться.

Но когда Се Лянь, улыбаясь от души, примчался наконец к Хуа Чэну, тот встретил его в таком состоянии. Как принц мог не бояться? Он испугался до безумия!

Фэн Синь и Му Цин, почувствовав неладное, издалека позвали:

— Ваше Высочество? В чём дело?! — и даже подбежали на несколько шагов ближе, но всё же из-за некоторых обстоятельств остановились на полпути, не решаясь вмешиваться без спроса.

Се Лянь совершенно не замечал никого вокруг, только крепко держал Хуа Чэна, и сердце его, казалось, вот-вот остановится от страха.

— Что же делать?!

Хуа Чэн тихо вздохнул, протянул руки и снова заключил принца в объятия.

— Ваше Высочество, я всё время присматривал за тобой.

Он второй раз произнёс эту фразу, только теперь ещё нежнее. Се Лянь, схватившись за одежду на его груди, растерянно пробормотал:

— Я знаю, я знаю! Но… что же мне делать теперь?!

Хуа Чэн изящными пальцами осторожно поправил растрепавшиеся волосы Се Ляня.

— Ваше Высочество, знаешь, почему я не мог покинуть этот мир?

Се Лянь не понимал, почему Хуа Чэн до сих пор так спокоен, ведь сам он от волнения начал дрожать, но был настолько растерян, что всё же немного глуповато переспросил:

— Почему?

Хуа Чэн прошептал:

— Потому что человек, которого я люблю всем сердцем, всё ещё здесь, в этом мире.

Услышав эту фразу, Се Лянь на миг застыл. Кажется, ему уже где-то приходилось слышать подобное.