— Что случилось?

Женщина торопливо ответила:

— Ничего. Просто я постирала кое-какую одежду и одеяла. Но я ведь толком не умею стирать…

У Се Ляня вырвалось:

— Но почему вы решили сами взяться за стирку? Вы ведь могли…

Принц осёкся, не договорив. Могли что? Велеть дворцовым служанкам помочь со стиркой? Попросить о помощи Му Цина? Это было невозможно.

Во время их скитаний Му Цин, как личный слуга, взял на себя различные обязанности, связанные непосредственно с ежедневным бытом Се Ляня, государя и государыни. А когда Му Цин ушёл, все эти мелкие дела стало некому выполнять.

Некому готовить, некому стирать, некому складывать одеяла. Та жизнь, свободная от мелких хлопот, которую они вели благодаря Му Цину, внезапно перестала быть такой уж простой. Се Лянь ещё мог как-то перетерпеть, ведь у него и без того хватало забот. Но разве его матушка, привыкшая к безмятежной жизни во дворце, могла управиться с таким тяжёлым трудом? Но если не браться за дело самой, кого она теперь могла попросить о помощи?

Се Лянь надолго замолчал, затем произнёс:

— Оставьте эту затею. Я сам всё постираю.

Государыня с улыбкой сказала:

— Не нужно. Лучше занимайся тем, чем должен. Я никогда не стирала и не готовила, мне всё равно больше нечем заниматься целыми днями, самой потрудиться тоже оказалось довольно занимательно. Особенно мне отрадно видеть, с каким аппетитом вы едите мою стряпню.

И такими руками его матушка приготовила целый котёл супа. Но они не сделали и глотка, незаметно выбросив варево. Се Лянь и Фэн Синь, переглянувшись, почувствовали себя преотвратно. А государыня вдруг сказала:

— Верно. Ещё кое-что. Ты… не мог бы завтра принести какое-нибудь снадобье?

Се Лянь чуть округлил глаза.

— Снадобье? Какое?

Лицо государыни сделалось встревоженным.

— Ох, я и сама не знаю… Лучше тебе спросить в лавке лекаря, что обычно принимают при кровохаркании.

— При кровохаркании?! — Се Ляня не на шутку испугали её слова. — Кто харкает кровью? Вы? Мой отец? Почему вы раньше не сказали?

Он выкрикнул это слишком громко, и государыня всполошилась:

— Потише!

Но было слишком поздно. Из дальней комнаты раздался разгневанный голос:

— Я же просил не болтать лишнего!

Голос принадлежал государю. Поняв, что тот всё услышал, государыня решила не скрываться больше и крикнула в ответ:

— Но… оставаться в таком состоянии — это ведь тоже не выход!

Се Лянь уже сам направился в комнату, где нашёл государя в кровати, накрытого дырявым одеялом. В последнее время он не присматривался к отцу, но сейчас заметил, что тот выглядит явно нездоровым, щёки совсем впали, а в мрачной комнатушке цвет лица государя и вовсе казался ужасно болезненным. Это ли образ величественного правителя государства? Перед принцем предстал измученный больной старик.

Се Ляню даже не требовалось прощупывать его пульс, чтобы понять — наверняка болезнь давняя, к тому же очень тяжёлая. Даже воздух в комнате пропитался болезненностью, словно туманной дымкой, от которой становилось тяжко дышать. Вспомнив, что государыня упомянула «кровохарканье», Се Лянь разволновался так, что невольно повысил голос:

— Что всё это значит?!

Государь с мрачным как туча лицом прикрикнул:

— Ты как со мной разговариваешь?

Государыня и Фэн Синь вошли следом за принцем.

Се Лянь же ответил:

— Сейчас не время заботиться о том, как я с тобой разговариваю. Почему ты сразу не рассказал мне о болезни?

В голосе отца послышался гнев:

— Будешь поучать меня, самого государя? Я никогда не нуждался и не буду нуждаться в твоих наставлениях, что должен или не должен говорить!

Видя, что отец даже сейчас упрямится, Се Лянь, не веря своим ушам, воскликнул:

— Ты просто невозможен! Даже в подобном состоянии выпячиваешь свой статус и авторитет?

Государь, охваченный гневом, заорал:

— Пошёл вон! Сейчас же!

Матушка с Фэн Синем вывели Се Ляня из комнаты.

— Сын мой! — сказала женщина. — Не нужно так с ним. Он твой отец, к тому же болен. Уступи ему.

Спасаться бегством, будучи больным, — всё равно что посыпать снег инеем^[295].

Се Лянь, зарывшись лицом в ладони, произнёс:

— Матушка! Что же вы не сказали раньше? Может быть, тогда не дошло бы до кровохаркания! Известно ли вам, как трудно излечить подобную болезнь?

Следовало бы сказать, что в нынешних условиях её и вовсе невозможно вылечить!

Государыню охватило некоторое смятение, но в то же время и печаль.

— Мы ведь… мы и сами не знали, что это может быть так серьёзно!

Фэн Синь поддержал:

— Да! К тому же, мы должны спасаться от погони. Как ты прикажешь остановиться?

Се Лянь поднял голову и сказал:

— Я прямо сейчас отведу его к лекарю.

Но государь из комнаты крикнул:

— Нет нужды!

Се Лянь обернулся на крик, собираясь возразить, что сейчас последнее слово за ним, а не за отцом, но Фэн Синь удержал его:

— Ваше Высочество, если мы поведём Его Величество в лавку лекаря, наверняка привлечём к себе внимание.

Се Лянь словно одеревенел. Государыня добавила:

— Этого-то мы и опасались, поэтому никак не могли тебе рассказать. Сын мой, лучше всё-таки… придумать, где раздобыть снадобье.

Из комнаты послышался сильнейший кашель, и государыня ушла позаботиться о муже. Се Лянь долго сидел, не шевелясь, затем вскочил на ноги.

Фэн Синь окликнул его:

— Ваше Высочество! Что ты собираешься делать?

Не ответив, принц начал переворачивать все сундуки и ящики в комнате.

— Что ты ищешь? — спросил Фэн Синь.

Всё так же не удостаивая его ответом, Се Лянь спустя мгновение выудил что-то со дна одного из сундуков. В его руках оказался проникнутый духом древности драгоценный меч.

— Зачем ты достал Хунцзин? — удивился Фэн Синь.

Помолчав, Се Лянь ответил наконец:

— Я его заложу.

Фэн Синь, потрясённый его словами, тут же возразил:

— Так никуда не годится!

Но Се Лянь с силой захлопнул сундук.

— Мы заложили столько мечей, что и этот сойдёт.

Чтобы оплатить аренду повозок при переездах и взятки на некоторых опасных для них заставах, Се Лянь уже заложил бо́льшую часть своих любимых мечей. К тому же, поскольку они не могли отправиться в крупные ломбарды, куда приходило множество посетителей, иногда нечестные торговцы, обнаружив их жилище, начинали шантажировать беглецов выдачей властям, и принцу приходилось, скрепя сердце, отдавать драгоценные клинки за небольшую цену.

— Это совсем другое! — воскликнул Фэн Синь. — Ведь ты так любишь этот меч! Иначе не стал бы прятать на самое дно сундука. И потом, его тебе вручил сам Владыка. А вдруг кто узнает, что мы его заложили? Некрасиво получится!

Се Лянь утомлённо произнёс:

— Как бы меч мне ни нравился, не может он быть дороже жизни. Идём, идём.

Они взяли меч и добрались до города. Лица обоих всю дорогу были мрачными. Перед самым ломбардом Се Лянь остановился и взглянул на Хунцзин в своих руках.

Фэн Синь, посмотрев на принца, предложил:

— Может быть, не стоит его закладывать? Попробуем… придумать что-то другое?

Се Лянь покачал головой:

— Не успеть. Кроме того, я не знаю, как мы ещё сможем гарантированно раздобыть денег.

Реши они отправиться воровать, грабить, обманывать… ни один смертный не смог бы им помешать, и деньги появились бы не в пример быстрее. Но всё же, как назло, они были обязаны уважать правила мира смертных и нормы морали, искать способы честного заработка, только так можно выбраться из затруднительного положения. Приняв окончательное решение, Се Лянь сказал:

— Заложить придётся всё равно. А на вырученные деньги купим снадобье.

Но всё же ноги его не сдвинулись с места.

Фэн Синь знал, что принц не хочет отдавать Хунцзин, ведь это его последний меч, и произнёс:

— Что ж, тогда давай ещё что-нибудь придумаем.

Внезапно с другой стороны улицы послышался шум и встревоженные крики толпы, кто-то заголосил: «Кто тут драку устроил?!», «Совсем осмелел!», «Хватайте его, хватайте!»