— Лан Ин, ты не занят? Помоги-ка мне порезать овощи, — вновь прищурившись, сказал принц.

Вообще-то Лан Ин собирался отобрать у Цюань Ичжэня арбуз, но услышав просьбу, без лишних слов подошёл помочь — взял тесак с разделочной доски и принялся с явным старанием нарезать капусту.

Посмотрев на него, Се Лянь отвернулся, чтобы набрать в чашку риса, и заговорил:

— Лан Ин, ты ведь тоже познакомился со многими демонами и божествами, что приходили в наш монастырь?

Причём каждый гость имел свои странности.

Лан Ин за спиной принца отозвался:

— Ага.

— Ну тогда я задам тебе такой вопрос: если бы тебя попросили выбрать, кто из демонов и божеств красивее всех? Кого бы ты назвал?

Лан Ин молча резал капусту, будто погрузился в свои мысли.

Се Лянь слегка приподнял бровь.

— Ну скажи! Говори так, как искренне считаешь в душе.

Поэтому Лан Ин ответил:

— Ты.

Се Лянь заулыбался:

— А кроме меня?

— Тот, что в красных одеждах.

Се Лянь так старательно сдерживал смех, что едва не нанёс себе внутренние повреждения от натуги.

Он серьёзно сказал:

— Хм, я тоже так считаю. — Помолчав, Се Лянь спросил: — А как тебе кажется, который сильнее всех?

Лан Ин вновь ответил:

— Тот, что в красных одеждах.

Се Лянь без промедления продолжил:

— Который всех богаче?

— Тот, что в красных одеждах.

— Кем ты более всех восхищаешься?

— Тем, что в красных одеждах.

— Который всех глупее?

— Тот, что в зелёных одеждах.

Вопросы шли друг за другом крайне тесно, и всё же он переменил ответ весьма своевременно, чем сразу обнаружил живость ума и отличную реакцию.

Се Лянь продолжил:

— Хм, я вижу, тебе очень нравится гэгэ в красных одеждах. Его имя — Хуа Чэн, запомни. Так значит… ты считаешь, что он хороший?

В какой-то момент движения ножа в руках Лан Ина ускорились в несколько раз.

— Очень хороший, — ответил юноша.

— И что же, как тебе кажется, если выдастся свободный денёк, следует ли снова пригласить его к нам в гости?

— Ага. Конечно. Обязательно.

— Я тоже так думаю. Но его подчинённый сказал, что в последнее время он очень занят. Наверное, какими-то крайне важными делами. Думаю, всё-таки лучше его не беспокоить.

После этой фразы стук тесака в руках Лан Ина по доске сделался намного громче. Се Лянь же схватился за край печи, с таким трудом сдерживая смех, что мышцы живота свело судорогой. Через окно в кухню вдруг просунулась голова Цюань Ичжэня. Он откусил арбуз, поглядел на двоих и сказал Лан Ину:

— Ты порезал так мелко, будет невкусно.

Лан Ин:

— А? Что ты сказал?

Се Лянь обернулся и увидел даже не мелко порезанную капусту, а просто измельчённую в кашу.

Принц тихо кашлянул и воскликнул:

— Ай-яй-яй! И правда, ты ужасно обращаешься с ножом^[252].

Отправив в котёл россыпь наугад подобранных ингредиентов, Се Лянь похлопал в ладоши и решил оставить блюдо вариться на два часа. Он вышел из кухни, убедился, что Линвэнь, как и обещала, остаётся в монастыре, и занялся другим трудом — вытащил из горы дров деревянную доску побольше, сходил к старосте деревни за кистью и тушью, затем уселся у порога, в одной руке держа деревянную табличку, в другой кисть, и задумался.

Когда Лан Ин тоже вышел следом, Се Лянь поднял на него взгляд и мягко спросил:

— Лан Ин, ты умеешь читать? А писать обучался?

— Обучался.

— И насколько хорошо ты пишешь?

— Посредственно.

— Ничего страшного, главное, чтобы было читаемо. Помоги мне ещё кое в чём. — Принц протянул Лан Ину кисть и табличку, с улыбкой говоря: — У нашего монастыря до сих пор нет таблички. Может, напишешь её вместе со мной?

Подгоняемый Се Лянем, Лан Ин взял кисть. В его руках тоненькая палочка казалась тяжелее тысячи цзиней — как ни старайся, шевельнуть ею не выйдет.

Спустя довольно долгое время он, видимо, сдался — опустил кисть, дощечку, а потом из-под бинтов раздался беспомощный голос:

— Гэгэ, я виноват…

Голос принадлежал вовсе не Лан Ину, а, что весьма очевидно, Хуа Чэну. Только теперь он звучал более звонко, ведь горло принадлежало юноше. Се Лянь, скрестив руки на груди, прислонился к стене, некоторое время посмотрел на его терзания, и наконец капитулировал — сдерживаться больше не было сил. Принц упал на пол от смеха.

— Сань Лан, ты такой занятой^[253]!

Всё это время Се Лянь ощущал тоску из-за долгой разлуки, хотя «разлука» длилась всего несколько дней. Но когда выяснилось, что Хуа Чэн не покидал его ни на день, а тайно находился рядом, настроение принца сделалось прекрасным, и все прежние опасения улетучились. От смеха принц просто не мог подняться с земли.

Хуа Чэн:

— Гэгэ, ты решил позабавиться надо мной.

Се Лянь поднял кисть и дощечку.

— И ты осмелился это сказать? Ясно ведь, что Сань Лан первым решил надо мной позабавиться. Дай подумать… Ты был здесь с того момента, как я разбил печь?

Хуа Чэн восхищённо ответил:

— Ах, это действительно так. Гэгэ, как ты узнал? Ты истинное божество.

Се Лянь махнул рукой:

— Какое божество! Сань Лан, если притворяешься кем-то, то делай это как следует, а не спустя рукава! Если бы я не догадался, вот тогда точно мог бы считаться божеством. А ведь я уж было решил, что на самом деле появился ещё кто-то, способный съесть… Кхм. И кстати, «Кто красивее всех? Кто сильнее всех? Кто всех богаче? Кем ты более всех восхищаешься?» Ха-ха-ха-ха…

Хуа Чэн ласковым голосом произнёс:

— Гэгэ, давай забудем об этом.

Се Лянь решительно отказался:

— Нет. Я буду помнить вечно.

В голосе Хуа Чэна послышалась беспомощность:

— Гэгэ, я очень рад, что заставил тебя улыбнуться, но… неужели это правда настолько смешно?

Се Лянь, держась за живот, ответил:

— Конечно! С тех пор как я с тобой познакомился, заметил, что радость — это настолько просто, ха-ха-ха-ха-ха…

Хуа Чэн, услышав его слова, поморгал. Смех Се Ляня же немного утих, он тоже почувствовал, что последняя фраза прозвучала слишком откровенно, и даже ему самому сделалось от неё чересчур слащаво. Принц тихо кашлянул, потёр уголки глаз и с трудом принял серьёзный вид.

— Ладно, без шуток, где настоящий Лан Ин? Почему ты решил занять его место? Скорее верни ребёнка на место.

Хуа Чэн неторопливо ответил:

— Я пригласил его погостить в Призрачном городе.

Что ж, раз Хуа Чэн сам увёл мальчика, Се Ляню не о чем беспокоиться. Он кивнул и хотел сказать что-то ещё, но тут услышал, как скрипнула дверь. Из монастыря Водных каштанов с руками за спиной вышла Линвэнь.

— Ваше Высочество.

Хуа Чэн не собирался выдавать свою личность, Се Лянь тоже промолчал — для всех Лан Ин по-прежнему оставался Лан Ином. Глядя на мрачное лицо Линвэнь, принц тоже невольно сделался серьёзным, улыбка окончательно пропала с его лица.

— Что случилось? С Божеством… С Бай Цзинем что-то не так?

— Нет, с ним всё в порядке. Просто я, кажется, слышу с кухни странный запах. Ваше Высочество, что-то варите?

Се Лянь тут же ответил:

— Ах, да. Варю.

Подумав, Линвэнь тактичным тоном произнесла вовсе не тактичные слова:

— Достаточно, Ваше Высочество. Что бы вы ни варили, должно быть, оно скоро переварится.

Спустя два часа спустились сумерки.

В монастыре Водных каштанов за маленький деревянный стол для подношений уселись трое — Хуа Чэн, Линвэнь и Цюань Ичжэнь. Се Лянь принёс с кухни котёл, поставил его на стол и открыл крышку. Внутри смирно лежали несколько десятков белоснежно-очаровательных, гладких и блестящих кругляшей.

Цюань Ичжэнь спросил:

— Ты же варил блюдо в воде? Как получились фрикадельки?

Се Лянь представил:

— Блюдо называется «Фрикадельки непорочности»^[254].