И не только потому, что эти места являлись чужой территорией. Как бы то ни было, будучи одним из существующих непревзойдённых, следует держаться уважительно по отношению к другому, чтобы в будущем, если придётся повстречаться, не возникло разногласий и конфликтов.

Се Лянь произнёс:

— В таком случае, нам нужно поскорее покинуть эти места.

Они обошли остров вокруг в быстрых поисках, но не стали углубляться в лес. Се Лянь долго звал, но так и не услышал ответа ни от Повелителя Ветров, ни от кого-либо ещё.

Хуа Чэн сказал:

— Возможно, их вовсе не вынесло на остров Чёрных вод.

Они вновь вернулись на берег, с которого начали. Над морем висела тяжёлая смертельная Ци. Се Лянь подобрал по пути кусок дерева, который забросил далеко в воду. По логике вещей, дерево может держаться на поверхности, однако брошенный Се Лянем обломок упал в нескольких чжанах от берега и мгновенно затонул.

Се Лянь обернулся, поглядел на густой лес позади и заметил:

— Видимо, рубить деревья и делать из них лодку — не годится. Сжатие тысячи ли тоже не применить. Как же нам выбраться с острова?

Хуа Чэн, однако, возразил:

— Кто сказал, что не годится?

— Но ведь только гроб, в котором побывал покойник, может держаться на волнах Чёрных вод… — не договорив, принц понял. Нужен гроб? Здесь повсюду деревья. Нужен покойник? Да ведь вот же он, прямо перед ним!

Оправдав его догадку, Хуа Чэн улыбнулся.

— Я лягу внутрь, и порядок.

Но несмотря на его улыбку, Се Лянь, сам не зная почему, ощутил, как в груди тоскливо защемило.

Хуа Чэн раскрыл ладонь, и в ней появился Эмин. Сказано — сделано, и вот они вдвоём уже несут брёвна. Никаких тварей, скрывающихся во тьме, они не встретили, поскольку не углублялись в лес, и очень скоро перед ними лежало несколько деревьев. За трудом день пролетел в мгновение ока, небо постепенно стало темнеть. Принц и демон разделили работу, оба старались взяться за самое сложное раньше другого, и потому процесс продвигался поразительно быстро. К вечеру гроб был уже почти готов.

Се Лянь за всё время их пути сюда подкрепился лишь половинкой маньтоу и уже изнывал от голода, но всё же хотел поскорее закончить гроб и уплыть с острова. Лишь когда дело приблизилось к завершению, принц нашёл предлог пойти наловить рыбы. Но откуда в Чёрных водах взяться рыбе? Вернувшись ни с чем, принц побродил по окраине леса и в местах, которые показались ему наиболее безопасными, сорвал немного диких ягод. А вернувшись, с удивлением обнаружил Хуа Чэна возле разведённого костра. Тот сидел, подпирая щёку одной рукой, а в другой держа ветку с насаженным на неё диким зайцем, который пёкся на огне.

Тушка была уже выпотрошена, даже корочка запеклась до жирного блеска, сделалась хрустящей и золотистой. Непреодолимо манящий запах мяса растёкся по округе. Увидев Се Ляня, Хуа Чэн слегка улыбнулся и протянул ему ветку с зайцем. Се Лянь принял угощение, взамен протягивая горсть ягод:

— Их можно есть.

Оба промокли насквозь после долгого заплыва по морю, да ещё вспотели после плотницких работ, однако в молчаливом согласии не стали предлагать друг другу снять одежду, чтобы высушить её на костре. Заяц оказался поджаристым снаружи и нежным внутри — от аккуратного укуса обжигало рот, но вкус и аромат уже не позволяли остановиться. Тем не менее, Се Лянь поделил тушку пополам и вздохнул:

— Сань Лан, у тебя золотые руки.

Хуа Чэн улыбнулся:

— Правда? Что ж, благодарю за похвалу, гэгэ.

— Правда. И в плотницком деле, и в кулинарном, я не видел никого лучше тебя. Той золотой ветви с яшмовыми листьями поистине выпало счастье, заслуженное несколькими жизнями тяжких трудов!

Произнося эти слова, принц принялся чересчур сосредоточенно поедать заячье мясо, со стороны же Хуа Чэна не последовало ни единого звука. Спустя некоторое время всё же послышался его бесстрастный голос:

— Это для меня наша встреча — счастье, заслуженное несколькими жизнями тяжких трудов.

Се Лянь не знал, что на это говорить, поэтому полностью сконцентрировался на еде. Лишь спустя некоторое время он заметил, что Хуа Чэн зовёт его:

— Гэгэ, гэгэ.

— Что? — рассеянно переспросил Се Лянь.

Хуа Чэн передал ему платок, и Се Лянь наконец заметил, что вгрызался в мясо с таким остервенением, что испачкал пол-лица в жире, от которого кожа теперь масляно блестела. Се Лянь поспешно принял платок и вытер рот и подбородок. Хуа Чэн же протянул ему другую половину зайца со словами:

— Гэгэ, я вижу, ты очень проголодался. Не спеши.

Се Лянь взял половину тушки, немного посидел неподвижно, затем всё-таки не выдержал:

— Сань Лан, что же это за благородная дама? Как вышло, что даже ты не добился её?

Принц искренне считал, что если бы Хуа Чэн пожелал заполучить чьё-то сердце, в мире не нашлось бы никого, кто смог бы устоять перед его напором.

Однако Хуа Чэн сказал тогда, что пока не добился, и принц невольно расстроился, в его душе зародились неоднозначные чувства по отношению к этой партии для Князя Демонов. Возможно, ему казалось, что она совершенно не разбирается в людях, или же совершенно не ценит счастья, которое ей досталось.

Хуа Чэн ответил:

— Если причина покажется тебе смешной, ничего. Я не осмеливаюсь.

Из чувства ли несправедливости, а может, из страха, что Хуа Чэн считает себя недостойным, Се Лянь искренне произнёс:

— Чего ты можешь «не осмеливаться» сделать? Ведь ты же — непревзойдённый Князь Демонов, Собиратель цветов под кровавым дождём!

Хуа Чэн рассмеялся:

— Да какой там Князь Демонов! Если бы я был настолько силён, то на несколько сотен лет раньше смог бы изменить своё положение, когда меня только и делали, что избивали, а я ничего не мог предпринять, ха-ха-ха…

— Эй, не говори так. Ведь каждый закаляется посредством трудностей… — однако Се Лянь тут же вспомнил, что сам перед вознесением, кажется, вовсе не имел подобного опыта, чтобы его избивали все, кому захочется.

Принц тихонько кашлянул, а Хуа Чэн сказал:

— Он видел меня в самые худшие времена^[236].

— Что ж, в таком случае я ей завидую!

Услышав такие слова от принца, Хуа Чэн посмотрел на него. Се Лянь оторвался от еды и мягко произнёс:

— Можно сказать, я могу понять… твою точку зрения. — Помолчав, он продолжил: — Мне тоже приходилось переживать неблагополучные времена, и тогда я часто думал о том, что если бы кто-то увидел, как я барахтаюсь в грязи, не в силах подняться, но при этом всё ещё любил бы меня, вот было бы здорово. Но я не знал, есть ли такой человек, и я бы тоже не хотел показывать кому-то такого себя. И всё же мне думается, если это кто-то достойный того, чтобы Сань Лан столь настойчиво его добивался… Даже увидев тебя в худшие времена, такой человек не скажет что-то вроде «хм, он ничего из себя не представляет». — Принц задумчиво добавил: — Для меня ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой» ты. Я… очень… восхищаюсь Сань Ланом. Поэтому хотел бы понимать тебя целиком. Поэтому мне очень завидно, что кто-то уже давно видел тебя таким. Это редкий шанс, который можно встретить лишь случайно, но просить о нём невозможно. И осуществится ли твоё чаяние — лишь на треть воля Небес. Остальное зависит от твоей смелости!

Ещё долго они оба молчали, тишину нарушал лишь треск костра. Затем Се Лянь тихо кашлянул, потёр точку между бровей и произнёс:

— Наверное, я наговорил лишнего, прошу прощения.

— Вовсе нет. Ты отлично сказал. Очень верно.

Се Лянь с облегчением вздохнул и поскорее вновь взялся за еду.

— Но дело не только в этом, — добавил Хуа Чэн. — Существует множество других причин.

Самому принцу казалось, что он всё-таки сказал лишнего, поэтому он хотел быстрее закрыть эту тему. К тому же, Се Лянь не понимал, почему вообще ему понадобилось так много говорить. Неужели ради того, чтобы подбодрить Хуа Чэна быть посмелее в его попытках добиться любимого всем сердцем человека? Но ведь он не божество, отвечающее за брачные узы. Так что принц лишь хмыкнул в ответ.