— Помните! — говорил он, решительно рассекая воздух ребром ладони. — Перед вами враги, независимо от того, начали они действовать или еще не раскачались. Всех арестованных нужно связать в единый узел вне зависимости от того, были они ранее знакомы или нет. Мы должны, мы обязаны нанести упреждающий удар. В противном случае мы получим мощное националистическое движение, которое захлестнет не только Новороссийск, но и другие города края. Уничтожите врага в его логове — такая установка партии и народного комиссара внутренних дел страны товарища Николая Ивановича Ежова.
В этих условиях пышным цветом расцвела фальсификация. Технология ее была проста, как все, что основано на насилии. На арестованного заполнялась анкета. Следователь как бы между прочим спрашивал, кого из находящихся в камере он знает. Не ожидая подвоха, арестованный называл фамилии. Тогда следователь уточнял, где и при каких обстоятельствах состоялось знакомство, расспрашивал об общих знакомых, о совместных застольях. Потом, на основании этих данных, Безруков с помощниками, прибывшими из Краснодара — Биростой, Бухаленко, Трушаковым и другими — разрабатывал детальные планы допросов, делая в списках пометки: девятый по списку Тараксиди Е. Х. завербован восьмым по списку Ксениди К. Л., а сам завербовал двадцать второго по списку Ших П. А. От Ших и остальных тянулась новая цепочка, увязывая всех арестованных в единый узел. Следователям предстояло сделать немногое: на основании общего плана сочинить показания, а затем с помощью соответствующего нажима добиться их подписания. Работа кипела и уже появились очертания крупного даже по тем временам дела националистической окраски. Безруков довольный потирал руки.
— Иван Павлович, — кричал он в трубку, — если есть возможность — пропустите через «тройку» полтора-два десятка «сознавшихся», они мешают расследованию.
И Малкин пропускал, верша скорый суд, невзирая на лица, нередко заседая в единственном числе. Остальные члены «тройки» — первый секретарь крайкома Газов и прокурор края Востоков — скрепляли принятые Малкиным решения постфактум, в удобное для них время и не знакомясь с делами. В гиблые места России потянулись эшелоны с набитыми до отказа товарными вагонами. Немцев, греков, болгар, латышей, поляков и массу русских, чужих на земле, где родились, увозили в лучшие в мире концентрационные лагеря, густой сетью опутавшие Россию. Север европейской части республики, Восточная Сибирь, советский Дальний Восток…
Где нашли свое последнее пристанище эти несчастные, до смертного своего часа не терявшие веру в справедливость и скорое возвращение домой? Россия крепко хранит тайны собственных палачей. Отчаянно отстаивавшая свою независимость в жестоких схватках с внешним врагом, она всегда пасовала перед собственными, проходимцами, становясь в угоду им злобной мачехой для своих детей. Пройдут многие десятилетия, прежде чем случайно обнаруженные места захоронений станут достоянием гласности. Пройдут многие десятилетия, прежде чем мощные бульдозеры вырвут из вечной мерзлоты не тронутые тленом тела замученных, растерзанных, заживо погребенных, прежде чем заиграют мириадами солнц их покрытые инеем бороды. Но не впадут в оторопь бывалые советские работяги. Им — стахановцам, передовикам производства, ударникам коммунистического труда — простои противопоказаны. Прокатятся они гусеницами по закоченевшим телам, ковырнут стальными ножами и сбросят их в отвалы. Новая казнь, казнь после смерти состоится. И никому не будет до этого дела. Живым, пока они сыты, нет дела до мертвых.
Приезда в Новороссийск заместителя начальника Водного отдела НКВД СССР Ефимова, наделенного широкими полномочиями по контролю за ведением следствия, никто не ждал. Не вступая в тесный контакт с начальником Новороссийского ГО НКВД Сороковым и представителями краевого Управления, он в день прибытия потребовал созыва всего личного состава отдела. К началу совещания приехал запыхавшийся Малкин, который по телефону был предупрежден Дагиным о приезде Ефимова.
— Не знаю цели поездки, — сказал Дагин, — но настроен он по-боевому. Развесишь уши — влипнешь.
Отложив сверхсрочные дела, Малкин выехал в Новороссийск, но с первых минут встречи понял, «что истинных причин приезда Ефимова ему не понять, а разговоры о том о сем — это пустая трата времени, и он вознамерился сразу после совещания вернуться в Краснодар. Совещание уже подходило к концу, и Малкин приготовился объявить приказ НКВД об освобождении Сорокова от должности в связи с переходом на работу в краевой аппарат и о назначении на должность начальника горотдела Абакумова, как неожиданно для всех попросил слова Одерихин. Выйдя к трибуне и глядя прямо в глаза Ефимову, он заговорил в свойственной ему простодушно-открытой манере:
— Товарищ капитан! Вы много и хорошо говорили о бдительности, революционной законности и так далее. Мысли правильные, но не новые. Совершенно ничего не сказано о том, а как все-таки быть с конкретными фактами нарушений, как с ними бороться, если о них никто знать не желает и все смотрят на тебя, как на врага народа? Как быть, когда наркомат отмалчивается? Писать товарищу Сталину? Я назову вам конкретные, не единичные, всем сидящим в этом зале известные случаи незаконных арестов, фальсификации уголовных дел, применения пыток к арестованным. Достаточно ли у вас полномочий для того, чтобы довести эту полученную от меня информацию до сведения товарища Ежова, ЦК или Политбюро?
— Достаточно, — ответил Ефимов спокойно, — я как раз и рассчитывал на такой откровенный разговор. Выкладывайте.
Торопясь и захлебываясь от возмущения, Одерихин рассказал о фактах, которые излагал в рапортах на имя Безрукова, Сербинова, Малкина и Ежова, о «практике», которую проходил в УНКВД, и о том, как его обучали «службу служить», о применении к арестованным пыток, очевидцем которых оказался не по своей воле, об избиениях арестованных, в которых принимал непосредственное участие, о проводимых в эти дни массовых арестах националов.
— Вы говорите о бдительности, — заключил Одерихин. — Вещь хорошая, но по нашим временам дорогая. Я не знаю, во что обойдется мне это выступление, раньше, по крайней мере, мне угрожали «выбить нарследовательский дух» и пропустить через массовку. Так оно, вероятно, и будет, если не вмешается нарком, если в защиту коммуниста не скажет свое веское слово ЦК. Самое страшное из сказанного то, что руководство краевого Управления, толкая нас на нарушения, все время ссылается на установки НКВД и ЦК. Я хочу услышать от вас, представителя НКВД, есть ли в действительности такие установки ЦК и Наркомвнудела. Если есть, то чем они обоснованы и может ли в таком случае каждый из присутствующих в этом зале быть уверенным, что завтра, а может быть, уже сегодня он не подвергнется репрессиям по методике, которая получила у нас широкое распространение?
В зале наступила мертвая тишина. Все глаза устремились к Ефимову. Как поведет себя, что ответит?
— Я не для красного словца говорил о законности. Сказанное мной остается в силе, и коль задан прямой и смелый вопрос, еще раз подчеркну: ни ЦК, ни Наркомвнудел прямых установок на незаконное ведение следствия не давали и никогда не дадут.
— Прямых не давали. А косвенных?
Ефимов улыбнулся и доброжелательно посмотрел на Одерихина:
— Косвенных установок не дают. Просто у нас еще не перевелись любители толковать законы на свой лад, извращая их до неузнаваемости. Что касается мер физического воздействия в процессе следствия: известно, что буржуазные разведки не скупятся на применение мер физического воздействия к представителям нашего социалистического государства, по каким-то причинам оказавшимся в их застенках. Можем ли мы в такой ситуации оставаться гуманными по отношению к их представителям? Разумеется, нет. Поэтому ЦК ВКП(б), начиная с прошлого года, разрешил применять к ним методы физического воздействия, но как исключение и только по отношению к известным и отъявленным врагам народа. То, о чем вы рассказали, товарищ Одерихин, не является таким исключением и должно рассматриваться как грубое попрание закона. В связи с этим я прошу вас изложить все в рапорте на имя народного комиссара внутренних дел СССР товарища Ежова Николая Ивановича и передать его мне. Из моих рук ваш рапорт точно попадет к адресату, можете не сомневаться. Полагаю, что руководство вашего Управления правильно понимает ситуацию и примет незамедлительные меры к выправлению ошибочной линии.
