Снова наполнились трепетом сердца коммунистов, имеющих кроме строптивого характера еще и собственное мнение по многим вопросам государственного и партийного строительства, не вполне совпадающее с официальной линией ЦК либо местных партийных руководителей. Многие из них во время великой чистки были изгнаны из партии, затем, благодаря все той же строптивости, при вмешательстве вышестоящих инстанций, восстановлены в ее рядах.

Гутман взялся за дело со свойственным ему ура-энтузиазмом. Получив соответствующее указание крайкома, он без промедления созвал внеочередное бюро. С присущей ему напористостью, «протолкнул» без обсуждения разработанный им план мероприятий, предложил к утверждению группу членов бюро, которым предстояло «провернуть» эту работу и, не встретив сопротивления по первым двум вопросам, предложил сократить установленный срок проверки почти вдвое. Никто из членов бюро не представлял себе объем предстоящей работы и, уповая на недавно прошедшую «чистку», дружно поддержали инициативу первого секретаря.

Машина заработала. Завертелись жернова, безжалостно перемалывающие человеческие судьбы. Выявленные недостатки фиксировались в актах по проверке партдокументов. Многие записи содержали формулировки судебного приговора, не подлежащего обжалованию и приводящегося в исполнение немедленно.

«Энский Иосиф Эдуардович, партбилет №… До разбора контрольного дела по обвинению в протаскивании антипартийных взглядов партбилет задержать. Поручить НКВД проверить личность Энского. До разбора дела на партсобрание не допускать».

«Акустиков Петр Семенович, партбилет №…

Запросить Ростовский ГК ВКП(б), кому выдавался в 1927 году партбилет №…

Предложить Акустикову дать письменное объяснение по срыву фотокарточки. Представить документы, подтверждающие личность и принадлежность ему партдокумента.

Партбилет задержать».

«Черновол Владимир Алексеевич, партбилет №…

Правильность даваемых о себе сведений вызывает сомнения. Есть сведения, что Черновол проводил среди подчиненных контрреволюционную троцкистскую пропаганду. Во время чистки в Сочи в 1933 году был исключен из рядов ВКП(б) за сокрытие службы у белых, но райкомиссией восстановлен на основании фиктивного документа о якобы проводимой им работе в большевистском подполье. Фактически в это время служил у белых.

Из рядов партии исключить. Поручить органам НКВД арестовать».

Мутным потоком текли к Малкину доносы. Он сортировал их по тематике, раскладывал по папкам, обобщал, анализировал, выжидал момент для нанесения решающего удара. Не будучи членом бюро, редко присутствовал на его заседаниях, хотя приглашения получал регулярно. Считал для себя унизительным обсуждать вопросы без права решающего голоса, поэтому всегда находил повод для уклонения от явки. Однако интерес к принятым решениям проявлял живейший и уже через несколько часов после заседания имел полную информацию об их содержании.

В конце октября агент «Кучерявый» передал Малкину копию докладной записки об итогах проверки партдокументов, направленной Гутманом в краевой — комитет ВКП(б). Читая записку, Малкин дивился изворотливости первого секретаря горкома, его поразительной способности извлекать пользу даже из своих собственных ошибок и просчетов. «Скользкий тип», — брезгливо морщился Малкин и тут же ловил себя на мысли, что завидует обладателю такого бесценного дара.

Давая в записке общую оценку проделанной работе, Гутман самокритично заявил, что в результате некоторых упущений с его стороны подготовка к проверке партийных документов прошла в спешке, а сама проверка носила скорее характер технической сверки, нежели важнейшего политического мероприятия, призванного наладить порядок в учете коммунистов, в оформлении и хранении партийных Документов. Такое признание, по мнению Гутмана, должно было лечь умиротворяющим бальзамом на гордыню краевого партийного руководства, снять настороженность и разрушить стереотип недоверчивого отношения крайкома к периферии. Умолчав о том, что спешка была вызвана произвольным сокращением установленного срока проверки, преследовавшим цель в случае удачи блеснуть организаторскими способностями, он как бы между прочим посетовал на жесткие временные рамки, в которых пришлось работать, и затем подробнейшим образом изложил все положительное, что было сделано и что предполагалось сделать, навязав мысль о том, что хоть работа, несмотря на трудности, прошла на высоком уровне, он ее окончательными результатами недоволен. Полагая, что ему удалось отвести от себя удар, или хотя бы смягчить его до минимума, Гутман воздал должное ЦК и сталинскому крайкому, под чутким руководством которых он своевременно увидел свои ошибки, и перешел к настоящей большевистской работе, «Постановление ЦК ВКП(б) о выполнении указаний закрытого письма ЦК от 13.05.1935 в парторганизациях западной и других областей («Правда» за 21.06.35 г.), заставило нас задуматься над результатами нашей работы и подвергнуть резкой самокритике то, что нами сделано. Бюро горкома приняло решение провести вторичную проверку, которая была поручена лично секретарю горкома ВКП(б) товарищу Гутману и его заместителю Белоусову. Именно они, проявив большевистскую принципиальность, вскрыли грубые ошибки первой проверки и восстановили справедливость».

— Ка-акой наглец! — возмутился Малкин и, сорвав трубку с аппарата прямой связи, вызвал к себе начальника СПО. — Посмотри, какой арап! — закричал он, когда тот появился в дверях. — Какая наглость! Сам наглец, видел наглецов, но такого, честное слово, не встречал!

— Вы о докладной Гутмана? — догадался начальник СПО. — Я в курсе. Искусный лицемер, ничего не скажешь.

— И ни слова о том, как заваривал эту кашу, как, ускоряя проверку, пропускал по сотне коммунистов в день, как рыскал в поисках изгнанных из партии за различные проступки, чтобы включить их в списки как исключенных при проверке партдокументов…

— И как распорядился сжечь партархив, — подлил масла в огонь начальник секретно-политического отдела. — Три тысячи сто двадцать семь дел с компрматериалами на троцкистов и других врагов партии.

— Ну, не все же три тысячи — враги.

— Нет! Я имею в виду — в том числе.

— Вот тебе папка — здесь все о нем. Отложи дела и подготовь подробнейшее донесение в крайком…

— Может, управимся сами? Спустят на тормозах.

— Нет, это их кадры, пусть управляются с ними сами. Здесь же не один Гутман. Все ключевые посты в городе в руках его ставленников. И в крае крепкие позиции, и в Союзе. Вон, как задружил с Метелевым да Ксенофонтовым! А приедет кто отдохнуть из ЦК — на руках носит. Сам. Никого к ним не подпускает.

— Заводит дружбу!

— Вот именно… Пусть займутся сами, а мы им крепко поможем. Для надежности копию донесения отошлем в НКВД.

Недели через две, после полуночи Малкину на квартиру позвонил начальник УНКВД.

— Ты какого по счету первого секретаря меняешь в Сочи? — спросил он строго после того, как обменялись приветствиями и двумя-тремя ничего не значащими фразами.

— Пока ни одного.

— Ну, как же? А Осокин?

— Его убрали без меня.

— Без тебя, но с твоей подачи?

— В пределах того, чем располагал, я руку приложил.

— Ну вот, а говоришь — без тебя. Я ж помню, как ты ему дули крутил… Что с Гутманом? Не вяжется?

— Он полностью игнорирует меня как начальника горотдела НКВД и жесточайшим образом подавляет всякую инициативу. Вообще отношение к органам у него более чем подозрительное.

— Например?

— Любое наше мероприятие подвергает сомнению, не разобравшись, встречает в штыки. Препятствует арестам членов ВКП (б) — явных троцкистов: целый список таких имеется. В то же время заваливает нас материалами на тех, кто ему лично несимпатичен, кто противоборствует с ним по принципиальным вопросам. Требует арестов.

— Тоже список имеется?

— Так точно!

— Все, что содержится в твоем донесении, — правда?

— Высшей пробы. От подтверждающих материалов сейф уже вздулся.