— Когда все это нужно? — спросил Кабаев, принимая бумагу и карандаш.

— Не позже первых чисел января.

— Хорошо. Я сделаю, как вы сказали, — Кабаев безнадежно махнул рукой, в глазах его появились слезы.

— Может, есть просьбы, вопросы? — спросил Миронович.

— Как держится Малкин?

— Нормально. Сначала стал на дыбы. Его крепко осадили. Сейчас движется в нужном направлении.

— Ясно. Что он дает по поводу терактов?

— С ним работает другой следователь, и я пока не в курсе. Но я думаю, что в главном ваши показания совпадут.

Допрос состоялся раньше, чем обещал Миронович. Влодзимирский выглядел усталым, лицо бледное, под глазами отеки.

— Черновик! — бросил он сипло, не ответив на приветствие Кабаева, и протянул руку.

Кабаев отдал ему исписанные листы. Влодзимирский просмотрел их бегло и отложил в сторону.

— Следствие располагает данными о вашей террористической работе в составе организации, которую возглавлял Малкин. Расскажите подробно об установках, которые давал Малкин при подготовке террористических актов против товарищей Сталина, Калинина, Ворошилова и других.

— Прямых установок на этот счет не было. Были только косвенные. По дачам особого назначения, например, они заключались в том, чтобы не препятствовать комендантам дач производить прием на работу обслуживающего персонала без предварительной проверки, создавая таким образом условия для проникновения в обслугу социально чуждого элемента. Давалась установка и на то, чтобы всячески сбивать активность агентуры по изучению и оценке связей обслуживающего персонала, что давало возможность террористическому элементу беспрепятственно использовать его для совершения терактов.

— Таким образом, Малкин, что называется, подставлял вас в случае теракта?

— Он объяснял, что в случае совершения любой враждебной акции против кого-либо из руководителей партии и правительства, работники первого отдела будут нести ответственность не как террористы, а как лица, проявившие халатность при исполнении служебного долга. Кроме того, он обещал держать этот процесс на контроле и создавать видимость предотвращения теракта.

— Вы, Кабаев, вероятно, относитесь к той категории людей, которые нуждаются, чтобы им периодически прочищали мозги. Почему вы уходите от прямого ответа? Зачем вы юлите? Почему не отвечаете прямо на поставленный вопрос? Я вынужден прервать допрос и снова заняться выпрямлением линии вашего поведения.

Сердце Кабаева сжалось от недоброго предчувствия. Но где взять конкретные факты, если их нет? Раньше достаточно было признания: «Да, я занимался террористической деятельностью. Да, я хотел убить такого-то. Да, я делал то-то и то-то». Зачем им понадобились конкретные факты? Почему мой вымысел их не удовлетворяет?

— Гражданин следователь! — взмолился Кабаев. — Мы с вами знаем, что все, о чем я говорю, в чем я «признаюсь» — сплошной вымысел. Вы хотите, чтобы террористическая группа существовала, и я, идя вам навстречу, подтверждаю: да, такая группа существовала. Вы хотите, чтобы эта группа подготовляла террористический акт против руководителей партии и правительства — я снова иду вам навстречу и подтверждаю: да, подготовляла. Я подтверждаю, что занимался антисоветской деятельностью, хотя все, что я делал, я делал во исполнение решений партии и правительства, во исполнение приказов наркома внутренних дел. Если эти решения были преступны, значит, и мои действия были преступны. Что я могу сказать более конкретного, кроме того, что вся моя деятельность была направлена на создание на сочинском курорте условий, благоприятствующих совершению террористических актов? Что? Дайте команду, пусть напишут то, что вам нужно, и я подпишу.

— Вы, — Кабаев, извиваетесь, как проститутка на трапеции. Вам достоверно известно, что вы не только создавали условия, но лично участвовали в подготовке террористических актов, и приступили к этой работе немедленно, как только Малкин через Фриновского и Дагина утвердил вас в Сочи. Вы это признаете?

— Я еще раз говорю вам: я подтверждаю все, что вам необходимо для создания громкого дела. Я подтверждаю, потому что уверен: линия Берия на утверждение ревзаконности — это звонкая фраза, которая ничего не стоит. Я вижу, что к нам, нарушителям законности, применяются те же извращенные методы ведения следствия, какие применяли мы. Ничего не изменилось. Пройдет год-полтора и вы, так же, как я, будете сидеть перед следователем и выдумывать, выдумывать, выдумывать, лишь бы вас не били, только бы над вами не издевались. Гражданин Влодзимирский! Я понимаю, что я одна из жертв, которую органы НКВД должны принести, чтобы убедить массы, что то беззаконие, которое творилось в стране, — это результат деятельности врагов, окопавшихся в органах НКВД. Я понимаю, что единственной мерой, которую ко мне могут применить, является расстрел. Вне зависимости от того, как я буду вести себя на следствии. Сейчас вы требуете, чтобы я признал, что я лично участвовал в подготовке террористических актов против Сталина и прочей… Да! Я, по прямым установкам Малкина в курортный сезон 1938 года способствовал проникновению в обслуживающий персонал правительственных дач социально чуждых и враждебных элементов. Наряду с этим я, в связи с катастрофической нехваткой кадров, систематически срывал агентурное обслуживание путей следования правительственных машин и персонала дач особого назначения.

— Иван Леонтьевич, что с вами? — выразительно уставился на Кабаева Миронович. — Толчете воду в ступе. Вас спрашивают о прямых установках по террору, которые вам давали. Расскажите о прямых установках. Когда это было?

— В июне или июле, после возвращения Малкина из командировки в Москву.

— Какие задания по террору дал Малкин?

— Малкин приехал на несколько дней в Сочи, — стал «вспоминать» Кабаев, — и пригласил меня к себе на дачу номер четыре, где он всегда останавливался. В беседе наедине он сообщил, что, находясь в Москве, получил от Дагина дополнительные указания по террору.

— Ну вот, это уже совсем тепло, — облегченно вздохнул Влодзимирский. — Продолжайте.

— Я спросил, в чем конкретно эти задания заключаются. Он ответил, что в этом году мы должны будем организовать террористические акты против Сталина, Ворошилова, Жданова, Калинина, приезд которых ожидался в Сочи в особый курортный период.

— Какими силами? — спросил Влодзимирский.

— Этот вопрос я тоже задал Малкину. Он ответил, что по заданию Дагина он уже создал в Сочи группу для выполнения особо важных поручений.

— То есть для осуществления террористических актов? — уточнил Влодзимирский.

— Да.

— Он назвал вам участников этой группы?

— В нее вошли, с его слов, начальник горотдела Абакумов, начальник второго отделения первого отдела в Сочи Гришин, негласные помощники оперативных уполномоченных первого отдела Муравецкий и Ерофеев. Поскольку незадолго до этого Малкин говорил мне, что Абакумов намечается к назначению на должность начальника Новороссийского отдела НКВД, я спросил, кем он его заменит. Малкин ответил, что если назначение Абакумова состоится, то вместо него будет Шашкин, который уже имеет специальные указания по террористической работе.

— Что это были за указания?

— Когда мы с Малкиным обсуждали возможные варианты покушений, то он высказал мысль, что нужно предусмотреть их осуществление не только в Сочи, но и в других местах, где руководители партии и правительства могут появиться во время отдыха. В частности, Малкин говорил о Красной Поляне, куда обычно выезжает на охоту Ворошилов, об участке шоссе от Мацесты до границы с Абхазией. Поскольку эти места обслуживаются Сочинским горотделом НКВД, он дал Шашкину задание провести подготовительные мероприятия, обеспечивающие теракт в отношении Ворошилова в районе Красной Поляны.

— Какие варианты вы еще обсуждали?

— Других конкретных планов предложено не было. На мой вопрос, как он мыслит организовать покушение на жизнь товарища Сталина, Малкин ответил, что говорить об этом сейчас преждевременно, так как все будет зависеть от дальнейших указаний Дагина, который сам обещал приехать в Сочи со своей группой террористов.