— Не скажи! — пьяно качнувшись за столом, возразил Малкин. — Это признак того, что сегодня он серьезными вопросами не занимался.

— Не томите, Иван Павлович, — взмолился Сербинов. — Что произошло в Сочи?

— Да, ты расскажи, — икнул Ершов.

— С удовольствием! — Малкин подробно, может быть, даже слишком, рассказал о своем участии в аресте Блюхера. — Я боялся другого! Ох, как я боялся другого! И слава богу, что все обошлось!

— Тут не бога надо славить, Иван, а товарищей Сталина и Ежова, которые приняли такое решение. — Ершов заметно хмелел. Несколько раз безуспешно пытался о чем-то вспомнить, начинал рассказывать и срывался, и, наконец, разразился дикой бранью в адрес Газова.

— У меня колоссальные связи в ЦК, — бахвалился он, срываясь на крик. — Я многих знаю. Со многими учился в Институте красной Профессуры, с иными работал на кафедре Всесоюзной промакадемии… Они мне помогут свергнуть этого поповского сынка. А если еще и вы мне поможете… — он обнял обоих за плечи, — если вы мне поможете… мы его не просто свергнем, мы его раз-да-вим! Нет… мы его… рас-стре-ляем!

— Послушайте, прекратите эти разговоры! — возмутилась жена Малкина. — Что за чушь вы несете! Как соберутся вместе, так кого-то свергают… Миша! Не слушайте их… Владимир Александрович! Ваня! Ну что ж вы так…

— Все, все… Извиняюсь. Из-ви-няюсь. Все. Это я так… Да! Что у трезвого на уме… то есть… я хотел сказать… ну, все, — лепетал Ершов.

«Это уж точно, — подумал Сербинов, — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Видя, что ситуация становится неуправляемой, он заторопился, сослался на сверхсрочные дела и ушел, так и не решив вопрос о применении физических мер воздействия к непокорному Галанову. В подъезде он встретил сотрудника госбезопасности Зайцева, прислуживавшего Ершову, и приказал отвести своего подопечного домой, если он еще в состоянии идти.

Наутро Малкин на службе не появился. Сербинов разыскал начальника оперода Феофилова, которому непосредственно подчинялся Зайцев, и поинтересовался, не поступало ли какой информации о Ершове.

— Я как раз собрался к вам с докладом, Михаил Григорьевич. Разрешите зайти?

— Заходи, и как можно быстрее.

Рассказ Феофилова вызвал у Сербинова чувство затаенной радости. И не потому, что под Ершовым разгоралось пламя инквизиционного костра; это пламя высвечивало интриганскую сущность Малкина. Это было главное. И надо хорошенько подумать, как использовать излучаемую им энергию с наибольшей выгодой для себя. Но прежде всего факт нужно задокументировать.

— Без шума проведи небольшое расследование. От всех своих подчиненных отбери подробные объяснения. Зайцев пусть пишет рапорт на мое имя. Детальный рапорт. Надо будет встретить претензии Ершова во всеоружии. Ты ж знаешь его натуру: нагадит, а потом топит всех, кто от него пострадал.

— Да-да! Зайцева надо сохранить. Я поручил ему подготовить рапорт, вероятно, он уже готов.

— Тем лучше. Тащи его сюда.

— Рапорт?

— Зайцева!

Феофилов вышел из кабинета и тут же вернулся с Зайцевым.

— Оказывается, он ждал меня в коридоре. Мне можно идти?

— Да. Ты свободен. Займись остальными, как договорились. Садись, Зайцев! Что это ты обвешался фонарями?

— Барин изволили навешать-с, — в тон начальнику ответил подчиненный.

— Скорее, не барин, а хам-с, — расплылся в улыбке Сербинов. Реплика Зайцева, язвительная и в определенной мере крамольная, свидетельствовала о доверии. — Ты рапорт давай сюда, я им займусь, когда Феофилов представит другие материалы, а ты мне детально расскажи, что произошло.

— Все началось со звонка Малкина; вернувшись из Сочи, он пригласил Ершова к себе домой. Ершов позвал меня, сказал, что проведет вечер у Малкина, и отпустил меня домой. Вечером пришла его супруга и спросила, где муж. Я ответил. Было уже поздновато, я забеспокоился и решил встретить «хозяина» у подъезда. Там мы с вами встретились. Выполняя ваше задание, постучался к Малкиным. Вышел товарищ майор и сказал, что Ершов заночует у него. Я успокоился и пошел домой. Примерно через час с квартиры Малкина позвонила жена Ершова и попросила приехать за ним. Увидел я их стоящими у подъезда. Ершов был сильно пьян и отчитывал жену за то, что компрометирует его перед семьей Малкина. Я насильно посадил его в машину и повез домой. У подъезда он пытался избавиться от меня, но я воспротивился, так как не мог оставить его пьяного на улице. Тогда он набросился на меня с кулаками и закричал: «Ты мой холуй и мне же приказываешь!» Поскольку я его удерживал, он искусал мне руки и несколько раз ударил по лицу… — голос Зайцева сорвался, и стал плаксивым. Чувствуя, что заплачет от горькой обиды, он выдержал паузу и, успокоившись, заговорил снова. — Ионов — его шофер — пытался мне помочь, и за это ему тоже досталось. Бешеный человек. С трудом мы затолкали его в машину. Дома он поднял дебош, избил жену и дочь, побил посуду и с криком погнался за женой на улицу. В это время я входил в свою квартиру, он переключился на меня, ударил ногой в живот, и когда я упал — стал топтать ногами, угрожая, что посадит меня и расстреляет. Я вырвался от него и побежал в Управление, там нашел Феофилова и рассказал о случившемся. Феофилов отправил меня обратно, сказал, чтобы я не допустил избиения жены, а он направит в помощь сотрудников. На углу улиц Шаумяна и Ежова я услышал крик жены Ершова. Она бежала и кричала: «Люди, спасите!», а Ершов гнался за ней и на всю улицу ругался нецензурными словами. Я остановил его, он снова набросился на меня с кулаками. В это время подошли сотрудники УНКВД Локерман и Белов. Я оставил Ершова на их попечение, а сам пошел домой, чтобы привести себя в порядок. Оказалось, что Ершов и в моей квартире устроил погром: повыбивал стекла, перепугал детей, бил ногами в дверь, угрожая мне расправой, нецензурно оскорблял жену. Я пошел в крайком, чтобы доложить о случившемся Газову, его на месте не оказалось, а пришедшие вслед за мной Локерман и Белов не советовали жаловаться, так как это затронет интересы Малкина и для меня жалоба может закончиться нехорошо. Локерман и Белов рассказали, что Ершов на улице кричал собравшимся зевакам, что он с Иваном договорился посадить Газова. Вот и все.

— И каковы твои намерения? Будешь жаловаться?

— А как вы посоветуете?

— Какой я советчик? Это дело личное. Я бы, например, не простил.

— Тогда я напишу жалобу на имя инструктора ЦК ВКП(б) Виноградова. Он ему спуску не даст.

— Это твое дело. А пока продолжай охранять Ершова. Позвонишь мне, расскажешь, как он поведет себя после всего случившегося.

Отпустив Зайцева, Сербинов поспешил к Малкину на квартиру и рассказал о случившемся.

— Ему говно жрать, а не водку пить, — возмутился Малкин. — Дерьмо собачье. Надо же: «Мы с Иваном договорились…» Хамло.

Как дальше повел бы себя Малкин, остается загадкой, ибо в этот момент к нему в квартиру, измятый, с мешками под глазами, явился сам Ершов. С собачьей виноватостью отводя глаза, он передал Малкину распечатанный конверт.

— Почитай. Тут тебя касается.

Малкин, продолжая сверкать глазами, взял конверт и, ознакомившись с его содержимым, передал Сербинову. Это было письмо ЦК ВКП(б), адресованное Газову и Ершову. Им предлагалось немедленно расследовать факты нарушения законности, изложенные в жалобе коммунистов, которая прилагалась, результаты обсудить на бюро крайкома и сообщить ЦК о принятых мерах.

— Обсудить, принять меры, сообщить, — возмутился Малкин. — Курочка в гнезде, а они уже распускают руки.

— Видимо, потому, — предположил Ершов, — что в жалобе указаны конкретные факты вражеской работы целого ряда подразделений НКВД. Ну и… в отношении тебя тоже. Авторы прямо указывают на тебя как на врага народа.

— Ты тоже так думаешь?

— Что будем делать? — уклонился Ершов от ответа.

— Выполнять указание ЦК, — ответил Малкин раздраженно.

— Да, но… надо бы взглянуть на авторов. Может, их и в природе не существует? — высказал сомнение Сербинов.