‹1961› ТИШИНЫ! Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены? Тишины… чтобы тень от сосны, щекоча нас, перемещалась, холодящая, словно шалость, вдоль спины, до мизинца ступни, тишины… звуки будто отключены. Чем назвать твои брови с отливом? Понимание — молчаливо. Тишины. Звук запаздывает за светом. Слишком часто мы рты разеваем. Настоящее — неназываемо. Надо жить ощущением, цветом. Кожа тоже ведь человек, с впечатленьями, голосами. Для нее музыкально касанье, как для слуха — поет соловей. Как живется вам там, болтуны, чай, опять кулуарный авралец? Горлопаны, не наорались? Тишины… Мы в другое погружены. В ход природы неисповедимый. И по едкому запаху дыма мы поймем, что идут чабаны. Значит, вечер. Вскипает приварок. Они курят, как тени тихи. И из псов, как из зажигалок, светят тихие языки. ‹1964› ПЛАЧ ПО ДВУМ НЕРОЖДЕННЫМ ПОЭМАМ Аминь. Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам! Хороним. Хороним поэмы. Вход всем посторонним. Хороним. На черной Вселенной любовниками отравленными лежат две поэмы, как белый бинокль театральный. Две жизни прижались судьбой половинной — две самых поэмы моих соловьиных! Вы, люди, вы, звери, пруды, где они зарождались в Останкине, — встаньте! Вы, липы ночные, как лапы в ветвях хиромантии, — встаньте, дороги, убитые горем, довольно валяться в асфальте, как волосы дыбом над городом, вы встаньте. Раскройтесь, гробы, как складные ножи гиганта, вы встаньте — Сервантес, Борис Леонидович, Браманте, вы б их полюбили, теперь они тоже останки, встаньте. И вы, Член Президиума Верховного Совета товарищ Гамзатов, встаньте, погибло искусство, незаменимо это, и это не менее важно, чем речь на торжественной дате, встаньте. Их гибель — судилище. Мы — арестанты. Встаньте. О, как ты хотела, чтоб сын твой шел чисто и прямо, встань, мама. Вы встаньте в Сибири, в Москве, в городишках, мы столько убили в себе, не родивши, встаньте, Ландау, погибший в косом лаборанте, встаньте, Коперник, погибший в Ландау галантном, встаньте, вы, девка в джаз-банде, вы помните школьные банты? встаньте, геройские мальчики вышли в герои, но в анти, встаньте, встаньте. Погибли поэмы. Друзья мои в радостной панике — «Вечная память!» Министр, вы мечтали, чтоб юнгой в Атлантике плавать, вечная память, громовый Ливанов, ну, где ваш не сыгранный Гамлет? вечная память, где принц ваш, бабуся? А девственность можно хоть в рамку обрамить, вечная память, зеленые замыслы, встаньте, как пламень, вечная память, мечта и надежда, ты вышла на паперть? Вечная память!.. Аминь. Минута молчанья. Минута — как годы. Себя промолчали — все ждали погоды. Сегодня не скажешь, а завтра уже не поправить. Вечная память. И памяти нашей, ушедшей, как мамонт, вечная память. Аминь. Тому же, кто вынес огонь сквозь потраву, — Вечная слава! Вечная слава! ‹1965›
ТОСКА Загляжусь ли на поезд с осенних откосов, забреду ли в вечернюю деревушку — будто душу высасывают насосом, будто тянет вытяжка или вьюшка, будто что-то случилось или случится — ниже горла высасывает ключицы. Или ноет какая вина запущенная? Или женщину мучил — и вот наказанье? Сложишь песню — отпустит, а дальше — пуще, Показали дорогу, да путь заказали. Точно тайный гроб на груди таскаю — тоска такая! Я забыл, какие у тебя волосы, я забыл, какое твое дыханье, подари мне прощенье, коли виновен, а простивши — опять одари виною… ‹1967› НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ Я не знаю, как остальные, но я чувствую жесточайшую, не по прошлому ностальгию — ностальгию по настоящему. Будто послушник хочет к господу, ну а доступ лишь к настоятелю — так и я умоляю доступа без посредников к настоящему. Будто сделал я что-то чуждое, или даже не я — другие… Упаду на поляну — чувствую по живой земле ностальгию. Нас с тобой никто не расколет. Но когда тебя обнимаю — обнимаю с такой тоскою, будто кто тебя отнимает. Одиночества не искупит в сад распахнутая столярка. Я тоскую не по искусству, задыхаюсь по настоящему. Когда слышу тирады подленькие оступившегося товарища, я ищу не подобья — подлинника, по нему грущу, настоящему. Все из пластика, даже рубища. Надоело жить очерково. Нас с тобою не будет в будущем, а церковка… И когда мне хохочет в рожу идиотствующая мафия, говорю: «Идиоты — в прошлом. В настоящем рост понимания». Хлещет черная вода из крана, хлещет рыжая, настоявшаяся, хлещет ржавая вода из крана. Я дождусь — пойдет настоящая. Что прошло, то прошло. К лучшему. Но прикусываю, как тайну, ностальгию по настоящему. Что настанет. Да не застану. |
