ФРУКТОВАЯ ВЕСНА ПРЕДМЕСТИЙ Разъезд, товарная, таможня… И убегает под откос за будкой железнодорожной в дыму весеннем абрикос, еще не зелен, только розов. И здесь, над выдохом свистков, над жарким вздохом паровозов! воздушный холод лепестков. В депо трезвон и гром починок, а в решето больших окон прозрачным золотом тычинок дымится розовый циклон. И на извозчичьем дворе хомут и вожжи на заборе в густом и нежном серебре, как утопающие в море. В депо, в конюшни и дома летит фруктовое цветенье. И сходят лошади с ума от легкого прикосновенья. ‹1926›
МОСКОВСКАЯ ТРАНЖИРОЧКА Зима любви на выручку — рысак косит, и — ах! — московская транжирочка на легких голубках замоскворецкой волости. Стеклянный пепел зим стряхни с косматой полости и — прямо в магазин. Французская кондитерша, скворцам картавя в лад, приносит, столик вытерши, жемчужный шоколад. И губы в гоголь-моголе, и говорит сосед: — Транжирочка, не много ли? — И снова снег и свет. А дед кусать привык усы, он ходит взад-вперед: иконы, свечи, фикусы — густая дрожь берет. Он встретил их как водится, сведя перо бровей, и машет богородицей над женихом и ей. Короновали сразу их, идет глухая прочь над пухом и лабазами купеческая ночь. Меж тем за антресолями и выстрелы и тьма: крутою солью солена московская зима. Бескормицей встревоженный и ходом декабря, над сивою Остоженкой вороний продотряд. Под ватниками курятся в палатах ледяных сыпного грязца и прелый дых. За стройками амбарными у фосфорной реки в снегах чусоснабармами гремят грузовики. Метелица не ленится пригреть советский люд, и по субботам ленинцы в поленницах поют. Московская транжирочка, хрустя крутым снежком, спешит своим на выручку, пешком, пешком, пешком. На площади у Губчека стоит чекист один. — Освободите купчика, хороший господин! Захлопали, затопали на площади тогда: — Уже в Константинополе былые господа. А там нарпит и дом ищи; и каждый день знаком — каретой «скорой помощи», встревоженным звонком, и кофточками старыми, и сборами в кино, случайными татарами, стучащими в окно. Вчерашним чаем, лицами сквозь папиросный дым, и… наконец, милицией над пузырьком пустым. ‹1927› МАСТЕРСТВО Пока владеют формой руки, пока твой опыт не иссяк, на яростном гончарном круге верти вселенной так и сяк. Мир незакончен и неточен, — поставь его на пьедестал и надавай ему пощечин, чтоб он из глины мыслью стал. ‹1935› ПАСТОРАЛЬ Ах, уж эти мне дворяне! Ах, уж эти короли! — Девочку мою в Руане осудили и сожгли. Эти башни!.. Эти пушки!.. Ах, зачем, зачем, зачем маленькой моей простушке шел ее железный шлем. Я был тоже юн и ловок, тоже не в палатах рос. Мы пасли бы с ней коровок, с ней возили бы навоз. Жизнь до самого скончанья мы бы мирно провели. К сожаленью, англичане козочку мою сожгли. ‹1963› ПОЭЗИЯ Ножничками черными своими подстригала ласточка траву и меня спросила: — Ваше имя? Своего я вам не назову. По всему за ней бежал я миру; не нагнал, но это — ничего: полетела ласточка к Шекспиру, — жду, когда вернется от него. |
