ПИСЬМО Мне так страстно хочется в Россию, В западные нищие поля, Где озера сине-голубые Васильками смотрят из жнивья, Где дороги в комьях желтой глины С косогора убегают в лес И болотистые низкие равнины Спят под блеклым пологом небес, Где под осень золотые нити Паутинки в воздухе дрожат — В Режицу, в забытый тихий Витебск, В царственно-холодный Петроград! Дорогая! Я, наверно, болен: С каждым днем и часом меньше сил, Все слабее бьются крылья воли, Сердце словно обруч мне сдавил. Каждый день встречаю я тоскою, Давит слабость, как огромный груз. Ничего-то больше я не стою, Ни за что с охотой не возьмусь! И когда мне бархатным молчаньем Входит в душу злая ночь без сна, Вижу я, что это — умиранье, Что и жизнь мне больше не нужна. И тогда волна тоски огромной Заливает тихо душу мне: Умереть хотелось бы мне дома, Чем-то послужив родной стране! Хоть бы раз один еще услышать Запах яблонь рано поутру, Увидать соломенные крыши, Старый дом над садом, на юру, Вновь взглянуть на русские просторы, У колодца старого опять Услыхать простые разговоры, О России песню написать! ЗА СТЕНОЙ Воздух недвижный пропитан тяжелою влагой, Словно чуть терпким, но приторно-сладким вином, Хоры лягушек, с заката начавшие квакать, Вертят гигантской трещоткой маньчжурскую ночь. Сверху и снизу трепещут набрякшие звезды — Капли густого, застывшего в небе огня; Древней шаланды во тьме обрисованный остов Мачту бескрылую к черному небу поднял. Там, в отдаленьи, — опущены стрелами в воду, Переливаются береговые огни, Синий неон на веранде яхт-клуба поодаль Пестрой циновкой на воду отсвет уронил. Там, вдалеке — говорливый и суетный город, С криками радио, с блеском реклам и витрин, С жаждой сенсаций и скукой пустых разговоров, С мерным жужжаньем тяжелых и мертвых машин. Это все там, за горящим во тьме ожерельем Странной тоской овевающих зыбких огней, — Здесь же мы только вдвоем, как в неведомой келье, В мраке и в звездах, как в призрачном царстве теней. Мерно шуршат, опускаясь в тяжелую воду, Легкие весла, чуть шепчет струя за кормой… О, как легко бы навеки я сердце Вам отдал, Если б остаться за этой хрустальной стеной! Если бы мы никогда, никогда не пристали К сходням непрочным у этих далеких огней, Как бы любил я тогда без тяжелой печали, Вечных сомнений, тревог и грошовых страстей! Берег все ближе… И хватит наивных мечтаний: В тридцать пять лет и поэты не прыгают в рай! Сходни скрипят… Я сегодня скажу: «До свиданья», Чтоб не пугать Вас правдивым, холодным: «Прощай!» КОРАБЛЬ
Харбинскому кафедральному Св. Николаевскому собору Как корабль в житейском бурном море, Верное прибежище средь бурь, С окружающим бетоном споря, Ты вознес свои шатры в лазурь! Утром — словно девушка, румяный, В кубовом затейливом платке; Ночью — царь, короною венчанный, В бармах и с державою в руке. Летним днем, одетый пышным златом Драгоценной солнечной парчи, Ты — летящий, легкий и крылатый, Внемля Богу, благостно молчишь. Иль, купаясь в проливной лазури, Умываясь пеной облаков, Будишь ты дремоту тихих улиц Золотым дождем колоколов! Но промчится вихрь осенней бури, И слетится туч седая рать — Ты восстанешь, грозен и нахмурен, Чтоб судить, вязать и разрешать. ………………………………………………… Радостно, легко работал плотник, Русый вологодский паренек; Пели под его ногою сходни, Лился стружек золотой поток. А вверху шатра в рубахе белой, Да в онучах, с лыком у колен, С бородой от лет заиндевелой Мастер строго резал орнамент. Песней освящались эти стены, Обливались золотой смолой, Словно потом — символом священным Всей крестьянской жизни трудовой. Весело работать на стропилах! С шуткой шла работа ясным днем, Поутру же с верою и силой Плотник осенял себя крестом. Ясные глаза смотрели строго, Балагуру бросит невзначай: «Строишь церкву, строишь дом для Бога, Так с молитвой, парень, приступай!» Топоры покрякивали густо, Да рубанки бегали, шурша… В этом чуде русского искусства Воплощалась русская душа! И теперь, средь холода изгнанья, Ты вознесся в плеске голубей, Как священное обетованье Воскресенья родины моей! |
