«Тонкой змейкой раскинута сталь…» Тонкой змейкой раскинута сталь, В синеву убегает зигзагом. Я не знаю, давно ли я стал Загорелым и дерзким бродягой. Только кажется мне, что давно, Что и предки мои кочевали По степям под сибирской луной, По скалистым хребтам Забайкалья. А теперь, оглянувшись назад На далекую жизнь, вижу снова Цепь железобетонных громад, Переулки в гранитных оковах. Бесконечную цепь проводов, Черным дымом пронизанный воздух, Перекличку фабричных гудков, Фонарей неподвижные звезды. А еще — будто солнечный луч Иль вечерней зари позолота — Из растаявших в сумерках туч Улыбается ласковый кто-то. Может быть, этот вычурный бред Лишь сознаньем придуман усталым, Может быть, с незапамятных лет Я брожу по обветренным шпалам. УЗНИК Через зубчатые ночные тучи, Через решетку в маленьком окне Прокрался робкий, одинокий лучик И задрожал и улыбнулся мне. Как будто думы тайные подслушав. Так улыбалась девушка одна, И с той улыбкой проникала в душу Блаженная святая тишина. В моей тюрьме — она страшнее гроба — Случайный свет из глуби ледяной В зверином сердце выросшую злобу Сменил надеждою и тишиной. Что из того, что жизнь проходит мимо Там, за решеткой в маленьком окне, Что кажутся крылами серафима Узорчатые тени на стене. Ведь сердце снова, снова верить стало, Что будет день, ворота отойдут, И в судороге ржавого металла Мне огненный почудится салют. Я в жизнь войду, как гордый триумфатор, Как победитель тысячи племен. Увижу тени в золоте заката Лишь для меня распластанных знамен. «Гляжу, не зажигая света…» Гляжу, не зажигая света, Из сумеречной темноты. Как, ветром сорванные с веток, Летят последние листы. Но не грущу, не плачу я О том, что с днями и с годами Уходит молодость моя Неуследимыми шагами. Ведь я унес и сохранил Обрывки недоговоренных, Колеблющихся, как огни, Неясных, словно бред влюбленных, Случайных слов, и для меня Они нужнее и желанней, Чем свет прибрежного огня Для заблудившихся в тумане. Я захочу — они звенят, И снова воскрешает память Заворожившую меня Своими детскими глазами… У СТАНКА
В тревожном говоре станков Я слышу голос твой — не ты ли Глядишь из черных облаков Тяжеловатой душной пыли? Зачем ты снова здесь? Зачем Глядишь и хмуришь брови строже, И на твоем крутом плече Прозрачная белеет кожа. Да, знаю я, что это бред… Но разве я смогу разрушить Глубоко врезавшийся след В мою потерянную душу? И для чего? Я даже рад — Пускай в бреду, но ты со мною, Своей осенней тишиною Твои глаза меня томят. Волнуют дерзкою загадкой… И сильная моя рука Какой-то судорожной хваткой Сжимает ручку молотка. «Еще, еще одна морщина…» Еще, еще одна морщина, Один едва заметный штрих. Я отрекаюсь, словно инок, От жизни, от очей твоих. Ты уходила, ускользала, Ни разу не взглянув назад, Затем, что сердцем угадала Преследующие глаза. Мы оба знаем, что при встрече Ты взгляд поспешно отведешь, Что я как будто не замечу Руки нечаянную дрожь. Но, взглядывая равнодушно На нелюбимых, на других, Я весь замру и буду слушать Твои звенящие шаги… МАРИЯ ВИЗИ «Я с неба яркую звезду рукою смелой украду…» Я с неба яркую звезду рукою смелой украду. О, разве это мир заметит? Одна звезда так мало светит, темней не может быть ему, а я звезду свою возьму и в сердце на конце кинжала воткну, чтоб вечно освещала все уголки, где мысль живет, та мысль, что жизнь мою прядет, все чувства в сердца клетке тесной осколком мудрости небесной. 1921 «Мой бог — таинственная замкнутость лесов…» Мой бог — таинственная замкнутость лесов, где бродят волки и зовет сова, причуды передутренних часов, и отклики незримых голосов, и мягкая болотная трава. На облаках рубинно-золотых сгустилась слава всех бессмертных сил. Мой бог блеснул закатом и затих, и слились волны сумерек седых, прорезанные взглядами светил. Я чую легкий времени полет и шум непобедимого крыла. Когда река свой зимний сон прорвет, я поклонюсь перед движеньем вод, где черная у берега скала. Я верю в солнце, звезды и луну и в колдовство заката и зари. Я от Отца и Сына отверну свое лицо и старый храм замкну. Но если я заплачу — не смотри. 1925 |
