НА ПЕРЕЛЕТЕ Ландшафт Маньчжурии равнинный Уходит в даль бескрайную. Над ним царит гомон утиный — Беседа птичья тайная. Из затонувшей старой лодки Я наблюдаю озеро: Закатный пурпур сетью тонкой На камыши набросило. А перелетной птицы стаи Из неба, как из вороха. Летят, летят и где-то тают… И вкусно пахнет порохом… 1942 «Шелестит тальник. Журчит, звенит река…» Шелестит тальник. Журчит, звенит река. Пухнут в синеве снежками облака. И жужжат-гудят печальные шмели. Пляшут бабочки над илом на мели. Растворяюсь в синем небе и воде. Я ли всюду? Или нет меня нигде? Или это ощущенье бытия? Может, нет меня и вовсе я — не я!.. Мне теперь бы только речкою бежать… Ни о чем не знать, не помнить, не страдать… Колыхаться в тальниковых берегах… И не думать о людских больных делах… Зеленеют томно-сонно тальники. Плещут рыбы по извилинам реки. И жужжат шмели, и жгутся овода… И бежит, бежит куда-то вдаль вода… 1943 Сахаджан ЗЕМНОЙ ПОКОЙ Стеклом зеленым движется река. Шуршит головками созревший гаолян. И сумерки, плывя издалека, Свежи и ароматны, как кальян. Затягиваясь ими глубоко, Я увожу с собой такие вечера. Дабы жилось когда-нибудь легко, Иметь нам нужно светлое вчера. Чем меньше на земле любимых душ, Тем мне пустыннее среди толпы людской. Лишь блики зелени, закатный руж И плеск воды дают земной покой. Земной покой — предел чего хочу, Раз я должна зачем-то жить да быть. Земной покой — пока не замолчу — Траву, закат и воду, чтобы плыть. 1943 Меергоу ТЕ ГОДА Несколько лет я ходила за плугом, Несколько лет я полола грядки. Время летело тогда без оглядки — Даже зима не давала досуга. Дров запасала по двадцать сажен, — Чудных трескучих березовых дров, Сечку рубя для быка и коров, Лучшие вещи нося на продажу… До восемнадцати километров Шла по морозу давать уроки… И все равно бормотала строки Всех подходящих к моменту поэтов. Или свои запишу на дощечке, (Часто гвоздем на кусочке коры…) Мысли мои расстилали ковры Или неслись, как бурлящие речки… Помню ночные свои бормотанья… Длинные годы без слухов, без вести… Жизнь в опустевшем, покинутом месте… Яркость весны и красу увяданья… Цену узнала и дружбе, и лести, И одинокой прекрасной свободы… И не забыть мне те страшные годы — Стали они для меня всех чудесней. 1947 Тигровый Хутор «Спасибо, Господи, что юмор мне отпущен…»
Спасибо, Господи, что юмор мне отпущен, Что есть на свете розовые стекла. Что хоть гадаю на «кофейной гуще», Но вера в счастье все же не поблекла. Что ночью еду я с промокшими ногами На собственной арбе по хлипкой грязи. Но верю — ждут меня за дальними горами, И теплится огонь приветным глазом… Курю, пою тихонько, вспоминаю были — Под скрип колес и стон быка протяжный. Дай, Господи, чтоб чувства не остыли — Раз все событья мира здесь так маловажны… 1947 Тигровый Хутор ВСТРЕЧА С МОИМ РОБИНЗОНОМ КРУЗО Как пригоршни сверкающих червонцев, В сухой траве рассыпались цветы: Адонис-амурензис [43] — это солнце — Его осколки с синей высоты. Передо мною бурундук изящный По сваленной лесине пробежал, А на скале над хвойной дикой чащей Как изваяние застыл горал. Прозрачны реки, каменисты, быстры… В зеленый сумрак не проникнет зной. И тишину не нарушает выстрел. Лишь кедры хмуро шепчутся со мной. …………………………………………………. Брела одна, свободная, как ветер… И вдруг… в твое попала зимовьё… Так Океан Тайги расставил сети И принял нас во царствие свое. 1949 Сахаджан ЕВГЕНИЙ ЯШНОВ МУЗА СТРАНСТВИЙ Пропала во мраке тропинка, Туманом запахло с болот, И месяца медная льдинка, Обтаяв, по ветру плывет. Зажег я костер у дороги. Безлюдье, бугор да ветла, Да тень моя длинные ноги В соседний овраг занесла. Лишь паспорт намокший в кармане И старое с ним портмоне… Поплачь о заблудшем Иване, Молись, моя мать, обо мне! |
