В ЛАБИРИНТЕ Мы заблудились в переходах. Но, право, не о чем тужить: Скорей забудем о свободах И без свободы станем жить! Все одобряют, все согласны, Все не боятся темноты: Ведь под землею безопасно Живут же мудрые кроты! Лишь несколько пустоголовых Бродяг, не помнящих родства, Все бредят о просторах новых, Где солнце, блеск и синева. Для них мы равнодушны, жалки, Бедны, трусливы и скучны, А им весенние фиалки, Им розы летние нужны! Им слаще гибель в лабиринте, Чем жизнь такая, как у нас. Ну что ж! ступайте и изгиньте Хоть в добрый, хоть в недобрый час! Но, непокорные и злые. Поймите истину одну: Что, мертвые или живые, Вы все равно у нас в плену. Дойдете вверх, к наземным людям И позовете нас туда — Мы не поверим и забудем Вас, как не живших никогда. Погибнете — мы как героев Вас памятниками почтим И, ваши имена присвоив, Дадим их правнукам своим. 26 марта 1947 Шанхай ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙСКОМУ Сегодня, спать ложась, с мечтательной любовью Букет твоих гвоздик я ставлю к изголовью: Быть может, хоть во сне опять в саду твоем По трепетной росе побродим мы вдвоем? 4 апреля 1949 Шанхай МОЛЧАНЬЕ Молчанье, молчанье до гроба — Ведь если раскроешь уста, Взметнется бесовская злоба На голос, упавший с креста. Спиною и к солнцу, и к свету, И к ужасу собственных дел, Чтоб в тайну жестокую эту Никто никогда не глядел. И даже когда мы рыдаем Над каторгою естества, Не самое дно обнажаем, Не лучшие молвим слова. А те, что сказать мы могли бы — Слова совершеннее всех, — Замкнем под могильные глыбы, Под скучный незначащий смех. И что нам земная отрада И солнечный луч золотой, Навек отлученным от стада Горбом, слепотой, немотой? Но только сквозь горб и томленье Порой прорастает душа, И золушка-жизнь на мгновенье Сверкает — нежна, хороша. Тогда, побеждая бессилье, Мы больше цепей не хотим: Раскинув незримые крылья, Мы к нашему Богу летим. Быть может, в Его литургии, На небе, зачем-то нужны Мычащие глухонемые, Придавленные горбуны? 8 июля 1949 Шанхай ГАЛЛИПОЛИЙЦЫ
По трапу медленно всходили, Последний завершая путь, И горсточку заветной пыли Украдкой прятали на грудь. Ни пестрых бантиков в петлицах, Ни белизны прощальных роз. Ведь те, кто плачут на границах, — Те плачут кровью вместо слез. Платочки не благоухают Провинциальным цветником, Такие слезы вытирают Армейским грязным рукавом. И, отвернувшись без оглядки И обратясь лицом на юг, Галлиполийской лихорадки Дыханье ощущают вдруг. С тех пор сердца бесславно тлеют По всем краям чужой земли, С тех пор униженно дряхлеют В Бизерте наши корабли. С тех пор натуги, и усилья, И жалкие цветы наград, А мы, как мельничные крылья, Все возвращаемся назад — К далеким дням борьбы и страха И слышим дым пороховой, Склонясь над горсточкою праха Уже седою головой. 24 марта 1935 МЫ Нас миллионы — вездесущих, Бездомных всюду и везде, То изнывающих, то ждущих, То приучившихся к беде. Земные ветхие границы Мы исподволь пересекли; Мы прежние свои столицы В столицу мира отнесли. Во всех республиках и царствах, В чужие вторгшись города, Мы — государство в государствах, Сплотившееся навсегда. Разбросанные по чужбинам, Встречаемые здесь и там, По всем краям и украинам, По широтам и долготам, Все звезды повидав чужие И этих звезд не возлюбя, — Мы обрели тебя, Россия, Мы обрели самих себя! На мерзлых полюсах планеты, Под тропиками там и тут Какие к нам слетают светы, Какие яблони цветут? Не мы ли — белый мозг арийства, За белизну и красоту Терпели голод, и убийства, И ненависть, и клевету? Мы стали русскими впервые (О если бы скостить века!), На звезды поглядев чужие, На неродные облака. И вот, на древние разброды, На все разлады несмотря, Мы знаем — русского восхода Лишь занимается заря. Пусть мы бедны, и несчастливы, И выбиваемся едва, Но мы выносливы и живы, И в нашем образе жива — Пусть звезды холодны чужие — Отрубленная голова Неумирающей России. 10 февраля 1934 |
