«Наступает желанный искус…» Наступает желанный искус, Наплывает на сердце пора. Пусть — безмолвен. Пусть падал низко. Скоро — огненная игра. Ни одной, ни одной поэмы!.. Не уйти и не выдохнуть — нет! Братья вечные. Скованы все мы. Все же вы оставили след. Все же милые лики Эдгара, И Бодлера, и твой, Сы Кун-ту, Освещают немую, угарную И удушливую темноту. ……………………………………….. Наступает желанный искус, Наплывает на сердце боль. Будь же ты путеводной искрой В топях жизни — ты, Ли Тай-бо! 1930 Павловск МАРИАННА КОЛОСОВА Д. Л. ХОРВАТ Главе дальневосточной эмиграции посвящаю Защиту наших прав ему вручаем. И под его отеческой рукой Мы, русские изгнанники в Китае, Найдем защиту и покой. Недаром раньше был хозяин края, Осталась твердою хозяйская рука. Душе его близка страна родная, И горесть русская душе его близка. Хранителю традиций — эти строки, Главе изгнанников — поклон мой до земли! Привет всем тем, кто в эти злые сроки За ним одной дорогою пошли! 1932 СКЛАД ПОРОХОВОЙ Среди ночных чуть слышных шорохов Работаю тихонько я… Пусть я не выдумаю пороха, Но… порох выдумал меня! Недаром эхо революции И до сих пор звучит в ушах, Не в силах над листом согнуться я, Пока не запоет душа. Недаром поздним темным вечером Смотрю на запад, где она — Закат мой, заревом расцвеченный, Моя мятежная страна! И пусть не знают недостойные Того, что знаем мы с тобой: Страну, надолго неспокойную, Как будто склад пороховой… Но зори вестниками алыми По небу темному горят, Пусть будут взрывы небывалыми! На нечестивых — гром и град! Среди ночных чуть слышных шорохов Работаю тихонько я… Пусть я не выдумаю пороха, Но… порох выдумал меня! ДОБЕЙ МЕНЯ! Лежит, распластанный, бессильно на снегу, Покинутый на поругание врагу. Он другу, волочась за ним в пыли, Хрипел моляще: «Ради Бога… пристрели!» Но друг ушел, не пожелав добить Того, с которым он привык делить Опасности, тревоги и труды, Сухарь солдатский и глоток воды. Сказал: «Мы все делили пополам, Но пулю смертную тебе я, друг, не дам». И он, распластанный, остался на снегу, Покинутый на поругание врагу… Настала ночь. Был стон его слабей, В бреду шептал: «Добей меня!.. Добей!» И вот, рожденные в полях чужой земли, К нему враги надменно подошли. И резкость слов чужого языка Сознание прояснила слегка. Но в этот миг блеснул над грудью штык… Тупая боль… Короткий слабый крик! Он вновь один. Затих и стон, и бред. И никого на мертвом поле нет… А от друзей был пушечный салют: «Мы знали, что враги тебя добьют!» А он уже летел в тот милый край, Где Бог построил мученикам рай. Он был в стране, где нет земных голгоф, Где ненависти нет и нет врагов. «Это было в восставшей России…»
Это было в восставшей России, В алом зареве огненных дней, Когда слепли свои и чужие — Кто от слез, кто от ярких огней. Когда пули летали, как мухи, И привычным стал трепетный страх. Когда выли в селеньях старухи И Антихриста ждали на днях… Пули пчелами песенки пели, Люди кланялись низенько им. Вот тогда кто-то в серой шинели Был таким молодым-молодым… Молодежь — беззаботные люди, Молодому — всегда хорошо! Повстречался под грохот орудий, А под залпы винтовок ушел… Сколько вас, черноглазых девчонок, Сколько вас, белокурых принцесс, Закрутил полюбовный бесенок, Поцелуевый ласковый бес! Где-то красным знамена пылали, Там трехцветные флаги вились; Но в Одессе, в Москве, на Урале Рядом с гибелью пенилась жизнь! Кто-то жег, кто-то вешал и резал… Ах, когда же кошмару конец? Ведь не выжечь каленым железом Жажду счастья из юных сердец! Сколько, сколько невест черноглазых, Сколько вас, синеоких, теперь — Не увидевших счастья ни разу, Но оплакавших горечь потерь… Гильотина с кровавою свитой, Как жесток твой карающий нож! Как убийственны списки убитых, Где вдруг милое имя найдешь… |
