ПОБЕГ Ужасны вы, ненужные часы! Обычно, август, ты мне их бросаешь. И, путаясь в кустах среди росы, Я ласковые веточки кусаю. В такие дни бегу я не хребтом: Пересекая яростно отроги, Туман вдыхаю воспаленным ртом, О скалы расцарапываю ноги! Промокнуть и продрогнуть бы насквозь! Устать бы, наконец, до бессознанья! Побольше шрамов, ссадин и заноз, Побольше внешних острых задеваний… Заглохнет и затупится внутри То, для чего нет места в этом мире, И четкие корейские хребты Опять предстанут радостней и шире. 1932 Корея ГУСИ Это ночью пролетали гуси — Над уснувшим городом большой табун; Но от крика их всегда проснусь я, Точно в душу сна вонзается гарпун! Этот звук всегда одно и то же: Беспокойная тоска, стремленье вдаль… Весь инстинкт бродяжий растревожит, Сдернет память драпирующий вуаль. Вижу тающие озеринки, И протоки за шуршащим камышом, И ледок последний — паутинка — Исчезающий под утренним лучом. Распушились вдоль по речке вербы, И тальник набух и покраснел в ветвях, Задрожат охотничие нервы, Сердце, мысли — в пролетающих гусях. Пойнтер мой проснулся, поднял уши И, повизгивая, закусил губу… Милый, мы с тобой родные души — Бросим город весь за фанзу иль избу. Чтоб она у озера стояла, Где на зорях отдыхает дикий гусь, Где багульник расцветает в скалах, Где была нам незнакома эта грусть… Пойнтер милый, разве это мало? Синьцзин ОСЕННИЙ ПЕРЕЛЕТ Все в красочном осеннем оперенье, Как распустивший хвост фазан-петух, Крадусь с двустволкой вдоль озер в волненьи И, точно пойнтер, напрягаю слух. Слетают утки всплесками прибоя, «На юг! На юг!» — октябрьский их девиз. Ах, поменяться бы своей судьбою И с птичьего полета глянуть вниз! Нежданно — смерть от маленькой дробины, Зато в полете вечном жизни путь, И мир просматривать, как ленту кино, И где понравится — там отдохнуть. Осенняя утиная фиеста! И бесконечные простор и ширь!.. А мы — рабы друзей, вещей и места, Нам узы эти — тяжелее гирь. И, наглядевшись, я стреляю в стаю… Опомнись. Не завидуй облакам! Мгновенно жизнь утиная простая Безвольно падает к моим ногам. И всплески судорожно будят воду… Луна за горизонтом жжет костер. Осенняя вечерняя природа Роняет оперенье вглубь озер. ВЕСНОЙ
Мы блуждаем весною втроем В зеленеющих парках столицы. Над весенним, но мутным ручьем Одуванчик цветет златолицый. И сирени, и яблони тут Непохожи на грустных невольниц — Так обильно, космато цветут… Мне за них не обидно, но больно. Две-три пагоды выгнули вдаль Темно-красные стильные крыши; Горизонт — перламутр и эмаль, Небо майское радостью дышит. И, как новая вольная мысль, Как контраст старины с современьем, — Самолет чертит гордую высь И в душе зарождает волненье. Синьцзин НЕДАВНО Недавно я видела южное небо И даже колосья пшеницы… Красивы прообразы нашего хлеба, Колосья, как стрелы-ресницы. А южное небо совсем не такое — И глубже оно, и звездистей. Но режут экспрессы пространство любое, Я снова в стране этой льдистой. Здесь реки не синие — реки в оковах. Под небом беснуются галки, Предвестники зим неприютно суровых… Мне лета минувшего жалко! Синьцзин «Точно раковина, небо на закате…» Точно раковина, небо на закате Отливает перламутром и багровым, И луна дневное бёленькое платье На глазах сменила золотым покровом. И в неверном этом переходном свете Почернели чайки и взвились, как листья, — Как сухие листья, что взметает ветер, Как мазки небрежной своенравной кисти. Я сама не знаю, как случилось это, Заволнилось море, стал прозрачен воздух… И — ушло опять незримо быстро лето, Как, срываясь в ночь, летят в пространство звезды… Корея ХАРБИНСКАЯ ВЕСНА За белой мартовской метелью Пришла немедленно весна, В саду запахло талой прелью, Природа тянется со сна… Каток расплылся желтой кашей — И голуби снуют по ней: Урчат, блаженствуют и пляшут — Их шейки — радужней, синей. По-новому грохочут звонко Составы поездов вдали. А в воздух — золотой и тонкий, Исходит нежность от земли… Не служат ей помехой трубы, И копоть не мешает ей — Весна скользит в глаза и губы, Добрее делает людей! |
