ФОНТАН Китайская вышивка Фон — темно-шелковистая листва. В кольце из бархаток оранжевых — фонтан роняет на папирусы серебряные капли. Над притаившейся водой краснеют листья; их отраженья, оторвавшись, поплыли стайкой рыбок золотых. Среди фаянсовых зеленых ваз лиловы бабочки гелиотропа, а около нарциссов золотых — лазурный зимородок с длинным клювом. Вдали, меж сосен, видно море и облака прозрачно-розовых вершин. 1921 Гонконг НА СЕВЕРЕ Бубен Сопки сегодня с проседью, Иглы льда у отлива; К самым поварням [39] осенью Нерпы легли лениво. Скоро с гор на равнину В нартах скочуют тунгусы; Будут менять пушнину На спирт, бисер и бусы. Хилый старик зашаманит Ночью в угарной юрте; Бубном огромным грянет — Грозный, хмельной и юркий. Пламя костра ответит Бубну тревожной дрожью, Зайчиками расцветит Кагаглю [40] из красной кожи. Бубна тупые удары Вырвались из юрты в селенье: Бродят по стуже чары, Жмется табун олений, И вкруг луны возникает Круг ледяной и туманный: Глаз Аннанэля [41] мигает — Слышит он бубен шаманий!.. 1923 «Когда в аду встречались Данту…» Как Данту — подземное пламя Должно твои щеки обжечь. В. Брюсов Когда в аду встречались Данту Милльоны трепетавших душ, Когда король лобзал инфанту, И к Дездемоне крался муж; Когда Франческа да Римини Прочла, как умер Ланчелот, И Фауст к Броккенской вершине С проклятым направлял полет — Я с ними был. За их плечами Меня сжигал огонь сердец И ранил острыми мечами Страстей безрадостный конец. Но если страсти и страданья Теперь затоптаны толпой, Поэт их ждет среди скитаний Своей мятущейся душой. «Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами…»
Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами; Милая, тело твое — розовый жемчуг весны! Летом брожу у дверей, истомленный любовью и жаждой; Милая, лишь поцелуй жажду мою утолит! Осенью роза роняет на мрамор усталые листья; Милая, розою будь: сбрось предо мной лепестки! Волны зимою выносят на берег немало богатства; Милая, нашу любовь тоже зима принесла! ВАМПИР Когда бродячий пес вещает срок живого, И скрип сухих осин, назойлив и визглив, На самом дне души царапается снова, И, камень времени от склепа отвалив, Из тьмы встает вампир, как Лазарь воскрешенный, И в ржавой плесени когтистых крыл извив. В могиле не потух твой рот окровавленный, Как прежде бел и остр неровный ряд зубов, И бледен хищный лик, и узкий, и влюбленный. Полуночный палач! Всю лаву южных слов, Все рудники души, молитвы и пороки Ты жадно высосал в кошмаре знойных снов, Когда багряный серп, как язва на востоке. И страшны мне живых пытливые зрачки: Я — гроб ограбленный, пустой и одинокий, Где зреют в трещинах седые пауки… У БЕСЕДКИ Вы ускользнули с медальона Времен Мари Антуанетт, Который мне оставил дед; Вы ускользнули с медальона, Но на эмали — шелк роброна, Парик, и фижмы, и корсет Времен Мари Антуанетт. Я помню черные ресницы И глаз египетский разрез: Ведь он доселе не исчез! Я помню черные ресницы, Чуть резковатый профиль птицы, И пальцы, полные чудес, И глаз египетский разрез. И чудится: встречался с Вами, Шептал изрядный мадригал В ротондах опустевших зал… И чудится: встречался с Вами И вечерами в быстрой гамме Духов, шандалов и зеркал Шептал изрядный мадригал… «Двенадцать строк пропели мне…» Двенадцать строк пропели мне Подарок робкий и нежданный; Так мореходу — на волне Вдруг огонек мелькнет желанный. Когда я думаю о Вас, Я вижу лес в смятеньи вешнем, И влажный блеск лучистых глаз, Который хочет быть безгрешным. Но разве грех, когда в коре Берез могучий Эрос бродит, Иль в буреломе, на горе, Себе подругу лось находит? Рога в крови, протяжен рев, И клочья шерсти на отлете… Так неужели этот зов Вы тоже грешным назовете? вернуться Поварни — избы на сваях, для копчения рыбы. вернуться Кагагля — рубашка шаманов из оленей кожи. вернуться Аннанэль — верховное существо тунгусов. |