Чжу схватила Оюана за тонкое запястье и потащила прятаться за составленные стопкой ведра. Взбешенный такой фамильярностью, генерал одарил ее испепеляющим взглядом. Чжу указала ему на всадников и одними губами произнесла:

— Шпион.

Оюан не перестал кипеть, но понял с полуслова. Когда Чжу выскочила из-за ведер и метнулась к земляному отвалу, который был на бросок камня ближе к цели, он не отстал. Дым — обоюдоострое оружие. Плохая видимость давала шанс подобраться незаметно, но и подбираться придется вплотную, чтобы хоть как-то рассмотреть шпиона.

Короткими перебежками Чжу с Оюаном добрались до небольшой горки камней всего в десяти чи[4] от беседующих. С такого расстояния уже можно было разглядеть лица. Острый край Оюанова доспеха впился Чжу в плечо. Вытянув шею, она высматривала цель над камнями. Дым не только снижал видимость, но и приглушал звуки: даже с такого скромного расстояния не слышно было ничего, кроме неразборчивого бормотания. Даже язык не определишь. К разочарованию Чжу, лиц тоже было не видно в тумане. Она прищурилась, всмотрелась… Вот бы ветерок подул, развеял немного завесу…

Чжу могла бы поклясться: ни она, ни Оюан не издали ни звука. Лошадь одного из всадников испуганно метнулась, внезапно вынырнув из мглы. Всадник что-то воскликнул и натянул поводья. Дым слегка разошелся, и лишь тогда Чжу увидела то, что лошадь — почуяла. Белые силуэты плыли сквозь дым, еле видимые, как снег, падающий на фоне перламутрового неба. Она чуть не выругалась от досады. Оюановы призраки.

Что хуже, испугались не только лошади. Чжу увидела, как другой всадник крутит головой по сторонам, всматриваясь в туман. Иные лошади действительно могут испугаться на ровном месте — у Чжу, с детства привыкшей к медлительным монастырским буйволам, здравый смысл лошадей вызывал большие сомнения. Но, очевидно, всадник решил перестраховаться и рванул с места в карьер. Удаляющийся стук копыт его лошади стих в недрах лагеря.

Оставшийся всадник наконец успокоил своего скакуна. Неуверенно помедлил, ругаясь себе под нос, затем решился и пустил коня легким галопом. Чжу торопливо укрылась за камнями. Оюан куда-то делся. Вдруг сбоку метнулась какая-то тень, раздался шум падения. Конь, оставшийся без всадника, ускакал в туман.

Чжу с чувством сказала:

— Я знала, что тебе трудно удержаться, но было бы куда полезней взять его живым!

Оюан сидел на корточках подле тела. К сожалению для Чжу, это оказался не шпион, а все тот же гонец.

— Если тебя не устраивают мои методы, в следующий раз сам бросайся под копыта. — Он обшарил одежду мертвеца и извлек листок бумаги. — По крайней мере, добыли вот это.

Чжу взяла записку, подсветила себе Мандатом и уставилась на изящный почерк. Это была монгольская вязь, которую она освоила в монастыре. Но почему-то не получалось разобрать ни одного знакомого слова.

— А толку?

— Дай мне, крестьянин. — Оюан выхватил у Чжу письмо, и та возмутилась:

— Ну читать-то я умею…

И тут же, с некоторым злорадством, добавила:

— Ага!

Оюан прожигал письмо ошарашенным взглядом.

— Наверное, шифр какой-то, — сказал он наконец с заметным смущением.

Шифр на основе монгольской письменности. Имеет смысл, если шпион служит Главному Советнику. Но…

— Если это юаньский шифр, почему ты не можешь его разобрать?

— Он не юаньский. Я никогда ничего подобного не видел. Это откуда-то еще…

Оюан, хмурясь все сильнее, всматривался в плавный почерк, словно искал ускользающую зацепку. Но в итоге потряс головой, признав поражение, и вернул Чжу письмо.

На обратном пути в лагерь Чжу пережевывала новости. Если шпион не юаньский, то чей? Снова накатило предчувствие неладного, как в Чжэньцзяне. Только оно обострилось. Было ощущение, что все намеки на чьи-то тайные передвижения — карикатура, убийство, теперь вот шпион — указывают на кого-то конкретного. Кто-то следит за ними, знает их, а они его — нет. Ей это очень не нравилось.

Чжу рассталась с Оюаном у его юрты. Но, вместо того чтобы направиться в собственный шатер, она прогулялась до той части лагеря, где обитали несколько дюжин человек, отобранных из числа ее собственных воинов. В самом пахучем из шатров она отыскала Цзяо, который уже (или еще) не спал, помешивая палкой содержимое нескольких сомнительного вида горшков над жаровней. Чжу вошла и сунула письмо ему под нос.

— У меня для вас занятный подарочек.

Больше всего на свете Цзяо любил бравировать своим интеллектом — и, соответственно, ничего не могло выбить его из равновесия так, как нерешаемая задача. Чжу прямо слышала, как затрещало, разгораясь, пламя его любопытства при виде шифра. Если кто и сможет его взломать, то именно Цзяо.

— Гляньте, что можно отсюда вытащить, и дайте мне знать.

— Храни нас Будда! — воскликнула Чжу, когда Сюй Да согнулся пополам в приступе кашля. — Ты умираешь? Водички попей.

Сюй Да укоризненно посмотрел на нее слезящимися глазами:

— Как вы тут все… живете?

Чжу дыма не замечала, даже сидя прямо у походного костра. Она почти целый месяц провела в дымном тумане и теперь воспринимала его как свою естественную среду обитания. Так же было с благовониями в монастыре.

— Разница в том, что благовония пахнут приятно! — Сюй Да с горсткой других командиров Чжу прискакал с восточных позиций, чтобы посовещаться с Чжу и Оюаном. — А эта вонища — горелый бамбук и сухой конский помет.

— Зато какие мы, наверное, вкусные, — мечтательно протянула Чжу. — Лучше, чем даже ветчина из Цзиньхуа: копченые люди из Чжэньцзяна…

Сюй Да наконец-то перестал кашлять к концу совещания (во время которого Цзяо отчитался по строительству туннелей, случился горячий спор, стоит ли использовать построенные для отвода глаз, но рабочие осадные машины при атаке, и был отточен план, как переправить несколько сотен человек по туннелям с максимальной скоростью), но на прощание он посмотрел на Чжу весьма мрачно:

— Лучше действовать поскорее, потому что, если я сюда еще раз приеду, покрушу тут что-нибудь. Ладно, поехал я…

Из клубов дыма вынырнула пара стражников. Они отдали Чжу честь, удивив ее новостью:

— Сообщаем Сияющему Королю, что мы взяли в окрестностях лагеря неизвестного человека. При нем послание. Ждем приказаний!

Чжу ощутила прилив волнения. После той ночи, когда сбежал шпион, она попросила Оюана усилить охрану, надеясь именно на такой результат. Раз к ним в руки живьем попал гонец, они убедят его — вежливо или не слишком — выдать шпиона. Немножко странно, что гонец появился у лагеря при свете дня, когда его легко схватить. Но, может, это приурочено к их совещанию? Если шпион — кто-то из солдат Оюана, у него был резон выбрать время, когда все командиры заняты.

Чжу встала и отрывисто приказала:

— Ко мне в шатер его.

Стражники снова отдали честь.

— Будет исполнено! Сияющему Королю нужно само послание? Оно… — стражник запнулся, — …большое.

На окраине лагеря послание у гонца отобрали. Чжу, Оюан и Сюй Да разглядывали тачку, нагруженную глиняным кувшином исполинских размеров. Кувшин был в рост человека, рыхлая соломенная крышка сидела на нем, как шляпа на путешественнике. Сквозь дым пробивалась мощная вонь.

— Послание? Может, запас квашеной капусты на зиму? — спросил Оюан с презрением человека, который никогда не опускается до того, чтобы есть овощи.

— Не знаю!

Гонец — местный крестьянин с виду — замахал руками:

— Я его не знаю! Он мне просто заплатил, сказал, вы ждете, вот я и…

Когда Сюй Да потянулся к крышке, Чжу молниеносно вспомнила запах пороха, похожий на аромат вяленой свинины:

— Не трогай! Кто-нибудь, позовите инженера Цзяо. Это может быть бомба.

— Только не с такой неплотной крышкой, — вынес вердикт подбежавший Цзяо. Как обычно, мнение свое он озвучил несколько свысока. — Да и не яд, судя по размерам.

— Ладно, снимайте его, — приказала Чжу, чувствуя себя слегка по-идиотски.