– Папа, скажи мне, кого нужно убить, и я сама это сделаю!

Но никто не мог ей ответить. Рю сам предложил дуэль на чистых клинках. Люди Штыря не нашли доказательств, что смерть Рю подстроили Горные или еще кто-нибудь. Студента, находившегося вместе с Рю в клубе, столько раз допрашивали, что у него случился нервный срыв. Его рассказ подтвердил другой свидетель, который анонимно дал показания в полиции. По настоянию Шаэ Хило пощадил Дано, который был виноват лишь в том, что оказался никчемным другом.

Хотя в случившемся в «Маленькой хурме» можно было косвенно обвинить движение «За будущее без кланов», не обнаружилось никаких следов какого-либо замысла. После многолетних преследований и потери помощи из-за рубежа ББК находилось на смертном одре. Попытка Тадино ввергнуть кланы в новую войну была последним отчаянным вздохом, а благодаря сообразительности Рю полностью провалилась.

На следующий день после трагедии Колосс закрылся в кабинете с Шелестом, Штырем и своим братом Анденом. Через несколько часов они вышли с покрасневшими глазами и мрачными лицами, и Хило отдал приказы клану. Пока обстоятельства смерти Рю окончательно не прояснятся, Равнинные не будут в отместку нападать на Горных, не будут шептать ничьи имена, не прольют кровь без приказа. Все в клане знали, что это решение советчиков Колосса, мудрых и сдержанных даже в такие времена.

Утром в день похорон Рю в поместье Коулов приехала член Королевского совета Кобен Тин Бетт вместе с несколькими членами своей семьи. Грузной вдове было уже за шестьдесят, однако ее политическая карьера по-прежнему шла в гору, несмотря на ее недавние трения со своим Колоссом. Она была в белой шали, лицо припудрено белым в знак траура. Вместе с ней пришел Айт Ато, недавний выпускник колледжа, помолвленный с девушкой из семьи Тем. Хило согласился выйти из дома и встретиться с ними во дворе, вместе со Штырем и Шелестом.

– Коул-цзен, – сказала Кобен Тин Бетт без своего обычного высокомерия, глубоко поклонившись. Выглядела она взвинченной, постоянно облизывала губы и теребила шаль. – У меня болит сердце из-за вашей потери. Наши кланы и семьи враждовали в прошлом, но от потери родного человека все страдают одинаково. Пожалуйста, примите глубочайшие соболезнования семьи Кобен.

Айт Ато последовал примеру Кобен Бетт и почтительно склонился перед Хило. Он откашлялся.

Без журналистов и камер он, казалось, не знает, куда встать и в какую сторону смотреть. Прежде чем заговорить, Ато с опаской покосился на стоящих неподалеку охранников.

– Коул-цзен, я бы предпочел встретиться при других обстоятельствах. Моя тетя Айт Мада попросила меня передать свои заверения, что она допросила моего кузена и его друзей и признала их невиновными в этой трагедии.

Все трое упомянутых Горных, Кобен Аши и два его Пальца, вышли вперед и опустились на колени перед Хило. Их головы были перебинтованы.

Потупившись, каждый протянул ему на поднятых руках по маленькой черной шкатулке.

– Коул-цзен, – сказал Кобен Аши. – Я молю вас о прощении за то, что не спас вашего сына от подонков из ББК, которые хотели стравить наши семьи. Надеюсь, вас немного утешит, что убийца вашего сына умер от моей руки в мучениях. Я все равно заслуживаю смерти, но, если вы проявите милосердие и пощадите меня и моих Пальцев, я буду беспощаден к нашим взаимным врагам.

Он произносил слова четко и монотонно – явно тщательно отрепетировал.

По лицу Хило мелькнуло знакомое чувство – дернулись губы, в глазах зажегся сердитый огонек. На мгновение все, наблюдающие за этой сценой, решили, что он вытащит нож и убьет всех троих, стоящих перед ним на коленях. И почему бы ему не убить и Айта Ато, пока он здесь? Все во дворе затаили дыхание. Кобен Аши побледнел, но не поднял взгляд. Черная шкатулка в его руке слегка дрожала.

Тень злости исчезла из глаз Хило. Кобены пришли без охраны, но прозорливо решили, что Колосс Равнинных не станет портить похороны сына, навлекая на весь свой род несчастье. Хило протянул руку и взял черную шкатулку с отсеченным ухом Кобена Аши. Потом он принял и уши двух Пальцев, так и не произнеся ни слова.

– Да благословят вас боги за милосердие, Коул– цзен, – промямлила Кобен Тин Бетт.

С явным облегчением Кобены удалились почти бегом, насколько позволяли приличия. Они поспешили отречься от своей причастности к случившемуся и унизились перед главным врагом Горных не только из-за страха перед местью Равнинных. Рю был совсем юн, каменноглазый и не носил нефрит. Кобены гордо следовали традициям Зеленых костей, были влиятельными политиками и в будущем готовились возглавить клан. Любой намек или подозрение на то, что они нарушили айшо, мог серьезно подорвать их репутацию. Приняв их извинения, Коул Хило оправдал их в глазах общества. Показал всем, что войны не будет.

Все в семье Коулов знали, что Хило не хотел принимать такое решение. Но этого хотел бы Рю. Он всегда выступал защитником пострадавших, прибегал домой из университета, чтобы уговорить родителей поддержать ту или иную благотворительную организацию и доказать, что Равнинные выступают не только за своих Зеленых костей, но и за весь Кекон. Его вера в это была безгранична. Он никогда не сомневался, что отец может все. И ни за что не хотел бы, чтобы Равнинные чем-то навредили простым людям, это плохо сказалось бы на репутации клана.

На похоронах Вен молча стояла рядом с мужем и принимала соболезнования от длинной вереницы гостей. Она тяжело опиралась на трость, но больше не боялась выглядеть слабой. Она и была слаба. После двух суток без сна она едва держалась на ногах. Но она выдержит, исполнит свой долг вместе с Хило.

Рю всегда знал, что отец его любит. По крайней мере Хило может утешиться этим. Но Вен не могла сказать того же о себе. Если бы она могла провести с сыном еще всего одну минуту, то попросила бы простить ее за излишнюю суровость. Сказала бы ему, что всякий раз, когда она отчитывала его или срывалась, это происходило по ее вине. Она волновалась за него, потому что он каменноглазый. Видела в нем себя и подспудно жалела, что он не стал наследником клана, которого она надеялась выносить. А теперь, когда его не стало, у Вен не будет возможности сказать, как она гордится сыном. Рю всегда был цельным, даже если Вен не воспринимала его таким. Он был уверенным и щедрым и не допускал, чтобы невосприимчивость к нефриту определяла его судьбу, в отличие от Вен.

Вен ненавидела себя за то, что из-за горя ее раздражает даже муж, тем более что она едва узнавала Хило. Его теплый взгляд, кривобокая мальчишеская улыбка, неуемная энергия горящей на небе звезды – все это угасло как свеча. Хило выглядел как мраморная статуя, а не человек. Он приветствовал подходящих выразить соболезнования только кивком, иногда что-то бурчал, но не более.

Вен медленно и отстраненно наблюдала за остальными членами семьи, одетыми в траурный белый, пока ее взгляд не остановился на восьмидесятилетней свекрови, сгорбившейся под толстым одеялом на складном пластиковом стуле. Коул Ван Риа выглядела полностью погруженной в свой мир и что-то тихо бормотала. Непонятно, осознавала ли она, что происходит. Глядя на жалкую фигуру свекрови, Вен ощутила прилив глубочайшего сострадания. Почему бы и ей не ускользнуть от реальности, которая так невыносимо жестока к женам, сестрам и матерям?

Наконец, все гости разошлись, на кладбище «Небеса ждут» остались только Коулы. К вечеру похолодало. Осенний ветер трепал шляпы и шарфы и стонал в деревьях Парка вдов. Вен хотелось шагнуть в отверстую могилу сына и лечь вместе с ним на дне.

Шаэ наклонилась и выбрала несколько цветов, которые еще не положили в могилу. Она отдала их Тие, и та бросила их на закрытый гроб. Шаэ опустила голову и прошептала:

– Лан будет рад встрече с племянником и позаботится о нем.

Хило сжал дрожащие руки в кулаки.

– В ту же минуту, когда родился мой мальчик, – сказал он хриплым, чужим голосом, – мне следовало отдать его на воспитание в другую семью. – Лишь стоящие рядом с ним Вен и Шаэ слышали его безумный шепот. – Хорошую семью без нефрита и без имени. О чем я только думал, воспитывая каменноглазого в окружении нефрита?