Щелчки на линии подсказали, что на телефонной карточке заканчивается оплаченное время.

– У нас еще одна встреча завтра, не о чем беспокоиться, – заверил Анден.

Это была неправда – на встрече решались вопросы жизни и смерти, войны и мира, но Цзиру спрашивал не об этом. Они поболтали еще немного. Повесив трубку, Анден и правда пошел в сувенирную лавку отеля и купил несколько пакетов кислых леденцов и брелоки для ключей в виде небоскреба Мачта. Он мог бы спокойно позвонить из номера, но пока не хотел упоминать о своем друге в присутствии Колосса. Хотя Хило уже знал про них, Анден не был готов это обсуждать. Номер в отеле в другой стране после тяжелого дня казался неподходящим для этого разговора местом.

На следующий день Даук Сана устроила встречу у себя дома. Хотя Дауки всегда жили скромно, они вложили деньги в ряд предприятий, которые с помощью Равнинного клана приносили немалую прибыль. Кори и его сестра неплохо обеспечивали себя сами, и в последние годы Дауки разбогатели. Они построили большой и красивый дом, где могли устраивать собрания и принимать детей и внуков. Теперь они больше не жили в Южном капкане, но в этом и не было необходимости – кеконский квартал за эти годы значительно разросся, повсюду строились дорогие магазины, и хотя ядро кеконского землячества осталось в Южном капкане, теперь очаги кеконской культуры возникли на острове Джонса и в Кинсе.

Гости расселись в столовой за длинным столом из красного дерева. Комната ничем не напоминала уютное местечко в старом синем доме Дауков. Чай и тарелки с закусками придавали встрече сходство с семейным обедом, хотя некоторые из присутствующих никогда прежде не встречались, а другие терпеть друг друга не могли. Даук Сана, в белом свитере и c припудренным лицом, сидела во главе стола вместе с сыном Кори, единственной Зеленой костью среди ее детей.

Рядом с Кори сидел Этто Самишун, которого Анден называл Сэмми, когда они оба были молоды. Теперь его называли Этто-цзен и считали самой сильной Зеленой костью Южного капкана. Сэмми и еще несколько протеже покойного Рона Торо были лидерами обширной сети из нескольких десятков Зеленых костей, которые продолжали защищать район и сохраняли верность Дауку Лосуну как Колоссу до самой его смерти.

Еще одним знакомым лицом за столом был Шун Тодоро. Тод с почетом вышел в отставку из отряда Синих ангелов в чине капрала и был ветераном войны в Оортоко. Вернувшись домой, он боролся с наркотической зависимостью и депрессией, потерял три работы, его брак распался, а затем вмешался Даук Лосун, предложив ему работу в зале для поединков при условии, что Тод будет посещать реабилитационный центр и психотерапевта. С тех пор Тод превратился в пылкого дейтиста, снова женился, опять начал носить нефрит и обучал юных Зеленых костей. Оставшись близким другом Дауков, он открыл новый зал для поединков в Орслоу, южном пригороде Порт-Масси, который быстро превратился в бурлящий город, населенный новыми и более состоятельными кеконскими иммигрантами.

Остальные места за столом занимали люди, которых Анден плохо знал, хотя Сана кое-что рассказала ему о некоторых из них: Мигу Сан – старый друг Рона Торо и представляет Зеленых костей из Адамонта; Хашо Баку представляет Эвенфилд, в пяти часах езды от Порт-Масси; и, разумеется, Джон Реми. Каждого сопровождала еще пара-тройка человек, они стояли или сидели у стены. Всего в столовой собралось почти двадцать человек, все они приехали на похороны Даука Лосуна и хотели узнать, кто будет руководить Зелеными костями после его смерти.

Анден тоже был обеспокоен и сгорал от любопытства. Сана всегда была советчиком и партнером мужа, фактически Шелестом, но уже состарилась. Вряд ли кто-нибудь из присутствующих признает ее власть. Кори – сын Даука, но совсем не похож на отца. Рожденный в Эспении, легкомысленный, он приносил пользу землячеству как адвокат и человек, во всех смыслах вписавшийся в эспенское общество. Другие Зеленые кости за столом были признанными лидерами в собственных районах, но ни один из них не обладал таким влиянием, как Даук Лосун. Оно и понятно – кеконская община в Эспении больше не была сосредоточена в крохотном Южном капкане, как тридцать лет назад.

Все собравшиеся понимали, что Равнинному клану есть что сказать. Коул Хило не надел темный костюм с галстуком, как вчера, а его лицо не было таким же мрачным. Он сидел расслабленно, опершись рукой о стол, в обычной небрежной манере. В открытом вороте сверкал нефрит – больше, чем у кого-либо из присутствующих, возможно, даже больше, чем у всех, вместе взятых. Он не вел собрание, не занимал особое место за столом, но и не скрывал, что здесь он самый богатый и влиятельный человек. Анден сидел справа от Колосса.

Сана поблагодарила всех за соболезнования.

– Я знаю, мой муж сейчас в загробном мире и радостно смотрит с небес на всех своих друзей. – Кори положил ладонь на руку матери, и ее голос перестал дрожать. – Я благодарна тем, кто приехал сюда из Эвенфилда, Адамонта и Ресвиля, а в особенности с Кекона. – Она повернулась к Хило и Андену: – Вся наша община считает честью, что Колосс Равнинного клана лично проделал такой путь, чтобы горевать вместе с нами, и привез с собой нашего дорогого друга Андена.

– Я никогда бы не забыл отдать последнюю дань уважения своему другу и Колоссу, – сказал Хило.

Сана промокнула глаза платком и кивнула в молчаливой благодарности, а потом взяла себя в руки и продолжила:

– Для Лосуна важнее всего было наше кеконское землячество и традиции Зеленых костей. Всю жизнь он всеми силами старался их защищать. Теперь, когда его не стало, нужно принять решения, которые определят наше будущее.

Сана посмотрела на сына, и тот подался вперед. Все взгляды обратились в его сторону.

– Никто не сумеет заменить моего отца на посту Колосса, – сказал Кори как нечто само собой разумеющееся, без тени стыда или критики. – Мы с мамой, Сэмми и Тодом поговорили со многими Зелеными костями в Порт-Масси. И теперь хотим посоветоваться с вами о том, в каком направлении будет двигаться наше сообщество в дальнейшем.

– Мы с Лосуном всегда мечтали о том, чтобы кеконцы могли добиться того же, что и любой, рожденный в этой стране, а наши дети и внуки станут бизнесменами, кинозвездами или политиками. Но как это может осуществиться, если нас связывают с нефритом, который до сих пор пользуется в Эспении дурной репутацией? – Вдова глубоко вздохнула. – Неужели мы должны забыть о своих культурных традициях, о своих тысячелетних правах и превратиться в жалких иммигрантов, как ту́нцы или шотарцы? Неужели мы бросим попытки добиться официального признания? Это трудный выбор. Нужно найти какой-то способ. Именно этим и занимаются наши друзья из Равнинного клана.

Она посмотрела на Хило. Они были не на Кеконе, и местные Зеленые кости не приносили клятв клану, поэтому Хило оглядел сидящих за столом и заговорил властным тоном, к которому Анден уже привык, тихо, но убедительно:

– Многие из вас знают, что Равнинные пытаются изменить эспенские законы о запрете нефрита. Мой брат Анден одержал первую победу, убедив эспенских врачей и политиков легализовать нефрит для медицинских целей. Сегодня кеконские врачи открывают клиники прямо в Порт-Масси. Энди, скажи, сколько их уже?

– Сейчас в Эспении шестьдесят лицензированных клиник нефритовой медицины и около двухсот признанных врачей. Я входил в группу врачей из жанлунского колледжа Биоэнергетической медицины, которая разработала международные стандарты медицинской практики, необходимые для сертификации клиники. Национальная Ассамблея одобрила специальные визовые условия для кеконских врачей, желающих переехать в Эспению, и за последний год двенадцать эспенских кеконцев поступили в жанлунский колледж. Это самое большое число иностранцев за все время его существования.

– Энди многого добился, но мы еще не достигли цели. Клан вместе с одной рекламной фирмой работает над тем, чтобы изменить отношение эспенцев к нефриту. Возможно, вы уже видели рекламные ролики. Похоже, лучший путь добиться чего-либо в этой стране – попасть на телевидение.